Я перевёл взгляд за окно и не ответил.

— А вы… друг мистера Вилли? — Мисс Тельма Сандербёрк сделала паузу, чтобы окинуть взглядом Джексона, её пухлые губы сжались, маленькие глазки смотрели твёрдо. На стене позади висело разнообразие дипломов, наград и всего такого. Её ореховый стол был гладко отполирован и по большей части использовался как подставка для фотографий её детей и мужа. Кроме того, на стенде довольно заметно выделялся крест.

— Мы немного больше, чем друзья, — специально подчеркнул Джексон. — Мы помолвлены и поженимся.

Мисс Тельма фыркнула от смеха. Смех резко оборвался.

— Мне не следовало смеяться. Вы, наверное, серьёзно. Благослови Господь ваше сердце.

— Думаете, это смешно, что двое мужчин хотят пожениться? — довольно злобно спросил Джексон.

— Думаю, это весьма противоестественно. Вот, что я думаю. Возможно, люди так делают там, откуда вы родом, мистер Джексон, но вы сейчас на Юге, малыш. Уверена, вы это осознаёте.

— Боже, ещё как.

— Что же, раз мистер Вилли привёл вас с собой, я могу с таким же успехом перейти к теме встречи. У Ноя так себе дела. На самом деле, мы решили его задержать. Ему придётся остаться на второй год в пятом классе.

— Вы не можете этого сделать! — я старался не говорить, как разъярённый родитель. — Все его друзья перейдут. Он останется позади.

— Он не справляется даже на «удовлетворительно», мистер Вилли. Мальчик читает на уровне второго класса. И то с трудом. Уверена, мы ясно дали понять, что ему придется весьма потрудиться в этой области, но вы, кажется не…

— Он очень усердно работал, — сказал я.

— Мы наняли репетитора, — отметил Джексон.

— Он старается изо всех сил, — добавил я.

— Мы занимаемся с ним каждый вечер! — воскликнул Джексон.

— Мне жаль, но сейчас он сильно отстал от остальных. Его навыки чтения минимальны. А математика? Ненамного лучше, если честно. И я знаю, он старается, но он… Не знаю, хотите ли вы слышать об этом, но у мальчика проблемы с обучаемостью.

— У него нет никаких проблем с мозгом, — сказал я. — Только то, что у него лишний мизинец, не значит…

— Он метамфетаминовый ребёнок, мистер Вилли. Мы все это знаем. Иногда эти дети справляются хорошо. Но иногда… что ж, иногда они просто не в состоянии нагнать своих сверстников. И как я и советовала вам раньше, он может справляться лучше в другой обстановке.

— Я не отправлю его в школу для глухих в Джексоне, — твёрдо произнёс я.

— Это ваш выбор, мистер Вилли. Может быть, Ною нужно больше помощи, чем мы можем дать ему здесь. Вы можете также подумать о домашнем обучении.

— Ни в коем случае, — сказал я.

Она пожала плечами, будто чтобы сказать, что причина в моей собственной голове.

— Он может немного догнать других на летних факультативах, — предложил Джексон.

Миссис Сандербёрк лишь покачала головой.

Мы разглядывали друг друга в тишине нескольких долгих мгновений.

Она продолжила.

— Я прочла это, — сказала она, делая паузу, чтобы открыть ящик стола и достать экземпляр “Крэкового малыша”, который положила на стол между нами. Уголки ее губ опустились в некоем подобии оскала. Она опустила глаза на книгу, будто смотрела на что-то такое ужасное, на что приличный человек мог только вздрогнуть и подумать: “Не приведи Господи…”

Джексон стыдливо потупил взгляд.

“Крэковый малыш” был личным взглядом на то, как я растил Ноя, метамфетаминового ребёнка с врождёнными дефектами, который ещё и глухой. В книге была нотка иронии, конечно же. Как ее могло не быть, когда ты писал о гомосексуалисте в центре Библейского пояса, который воспитывал ребёнка после того, как сбежала его мать? Я написал очень откровенно о фанатизме, который испытал, и преуспел в том, чтобы выбесить множество людей, особенно тех, кого выставил в довольно неприглядном свете. Таких людей, как мой брат Билл.

— Как завуч этой школы, — произнесла миссис Сандербёрк, — и как кто-то, кто преподавал много лет, и как мать и христианка, я должна сказать, что была удивлена некоторыми вещами, которые вы написали в этой книге, мистер Вилли.

Я ничего не ответил.

— Что не удивительно, так это что у Ноя проблемы в школе, судя по окружению, в котором он воспитывается.

— Прошу прощения? — произнёс Джексон.

— Дети издеваются над ним, — сказала миссис Сандербёрк.

— Тогда положите этому конец, — ответил Джексон.

— Боюсь, это не так просто. У вашего образа жизни есть последствия, и я не могу защитить вашего ребёнка от этих последствий.

— Значит, другие дети задирают его, и вы не собираетесь ничего делать, потому что его родители геи и — что? — он заслуживает этого?

— Я не могу защитить его от выбора, который сделал его отец, — сказала она. — Вам не приходило в голову, что он может быть не очень счастлив от этого выбора, что его неудовлетворительные оценки могут быть показателем его несчастья, его… замешательства… из-за окружения, в котором он вынужден жить? Дети не очень хорошо учатся, когда живут в атмосфере несчастья. И это факт.

— Значит, он плохо учится потому, что я педик? — произнёс я.

— Я бы не так выразилась.

— Не у каждого ребёнка есть мать и отец, — сказал Джексон.

— И это позор.

— Это очень непрофессионально, — ответил Джексон. — Ваши религиозные убеждения не имеют ничего общего с воспитанием нашего сына. На самом деле, мы бы предпочли, чтобы вы держали свои религиозные убеждения при себе, поскольку им не место в государственном учреждении.

— Эта страна была основана на христианских принципах, — парировала она. — С тех самых пор, как мы выгнали Бога из своих школ, у нас одни проблемы. Дети становятся всё более и более сбитыми с толку, пока общество становится всё более и более вольным. Это не самые хорошие условия для детей.

— Как и фанатизм, — сказал Джексон.

— Боюсь, мы уходим от темы. Ной хороший ученик, но с проблемами. Он неуверенный, эмоционально незрелый. Ему почти двенадцать, но у него всё ещё есть боязнь разлуки. Отчасти из-за обстоятельств его рождения, конечно же, но не полностью. Он пытается завести друзей, но не знает как. Ваша ситуация усложняет для него это дело — многие родители не хотят, чтобы их дети дружили с кем-то вроде него. Он не успевает с домашним заданием. Если мы дадим ему тест на чтение из второго класса, не уверена, что он его пройдёт. Откровенно говоря, есть границы в том, насколько мы можем помочь ему в этой школе. С другой стороны, если бы вы отправили его в Джексон…

— Я не отправлю его в школу для глухих.

— Это было бы очень полезно.

— Я не отошлю его!

— Судя по обстановке дома, это может быть не так уж плохо.

— По какой обстановке? — требовательно спросил я.

— Я не могу не думать, что ему было бы лучше в более традиционном окружении. Я понимаю, вы старались изо всех сил…

— Что это должно значить, чёрт побери?

— Пожалуйста, не материтесь в этом кабинете, мистер Вилли. Мне это совсем не нравится.

— Это возмутительно, — сказал Джексон. — Я услышал достаточно.

Он встал, глядя на меня.

— Возможно, вы захотите рассмотреть вопрос о переводе Ноя на какую-нибудь другую программу, — сказала миссис Сандербёрк, также вставая и ясно давая понять, что наша “консультация” окочена — и она также только что показала цель нашего разговора. — Я очень надеюсь, что вы найдёте что-нибудь подходящее.

— Вы не можете вышвырнуть моего ребёнка из этой школы, — злобно проговорил я.

— Очевидно, мы не удовлетворяем его потребности, — ровно ответила она. — Вам может больше повезти…

— Мне может больше повезти, если я поговорю с директором, а не с вами, потому что вы, очевидно, не заинтересованы в том, чтобы помогать Ною.

Она поджала губы, неосознанно опуская взгляд на мою книгу, которая лежала на столе между нами.

— Если вы считаете, что это поможет, — произнесла она.