— Я неплохо знаю подземку и попробую вывести вас. По крайней мере, это шанс. Сидеть здесь и ничего не предпринимать — значит погибнуть. Кто хочет жить — за мной.

Он двинулся к двери, за которой перед тем исчезли Флайт и его дружки.

Один из пассажиров, рыжебородый мужчина в берете и клетчатом пальто, отлепился от поручня, ухватил Тони за рукав куртки.

— Сэр, — забормотал он. — Я дико опаздываю. Я волнуюсь. Я не могу ждать, пока нас откопают. Возьмите меня с собой.

— Зачем лишние слова? — сказал Тони. — Мы с приятелем приглашаем всех желающих. Как тебя зовут, приятель?

— Ричард.

— Ты тоже ехал на съемки?

— Нет… Какие еще съемки?

— С тобой все ясно, — засмеялся Тони. — Пошли.

— Куда вы идете?! — вдруг выкрикнула женщина, которую только что пытались ограбить. Голос ее прерывали рыдания. — Зачем наверх? Там ничего нет. Там все мертвы! Все! Вы понимаете — все!

— А может, и не все, — спокойно возразил Тони. — Себя-то, пока живы, зачем хоронить?

Он открыл дверь в торце вагона, чтобы идти дальше. Обостренный слух уловил, как ожили и зашевелились люди за его спиной. Он подумал:

«Больше агитировать не надо. Они околевали здесь во мраке и безнадежности. И вдруг явилась Надежда и улыбнулась им. Конечно же, они пойдут за этой красавицей хоть на край света».

Он проследил за своими мыслями и ухмыльнулся. Ничего себе красавица-Надежда в образе жилистого тридцатичетырехлетнего профессионального убийцы по кличке Беспалый.

Тони прошел обе секции, все шесть вагонов, не замечая, что к его маленькому отряду присоединяются все новые и новые пассажиры. Он шел впереди, за ним Арчибальд и рыжебородый чудак, который куда-то опаздывал, еще дальше — остальные. Все, кто поверил в него или кого погнал в путь ужас бездействия.

Поезд кончился, и они осторожно гуськом спустились на шпалы.

Мысль о Надежде разбередила душу. Все живут ею. Только одним она является сама и в образе юной леди, дарит все, что ни попросишь, а другие, чтобы заманить ее в свой дом, выскребают из карманов последние фунты… У них своя Надежда. Она как последняя уличная девка берет твои деньги, берет все — силы, здоровье, жизнь и… обманывает тебя. Захохочет в лицо, дохнет перегаром дешевого виски — и нет ее. Она водит людей по кругу — этот призрак, болотный огонь, мираж раскаленных городских улочек. Надежда — это вечный самообман, который, однако, не дает тебе взять веревку и удавиться…

Тони вспомнил Рут.

После смерти матери сестренка стала маленькой хозяйкой их маленького дома. Золотоволосое эфирное существо. Прекрасный мотылек, залетевший в пыльный чулан жизни. В одиннадцать лет врачи обнаружили у нее врожденный порок сердца. Многочисленные обследования за полгода съели сбережения отца, обыкновенного почтальона, который к тому же добрую треть своего заработка отдавал «одноруким бандитам» — игральным автоматам. Все надеялся разбогатеть… Врачи пришли к неутешительному выводу: спасти Рут может только сложная операция на сердце. Когда он, морской пехотинец Тони Макфейл, узнал о болезни сестры, сам напросился на эти богом забытые Фолкленды…

Что-то мягкое и шустрое ткнулось Тони в ногу, метнулось в сторону.

— Посвети, — сказал он Арчибальду, который шел сзади.

В ярком луче, высветившем часть тоннеля, мелькнуло несколько серых теней.

— Крысы! — взвизгнула одна из женщин.

Не обращая внимания ни на свет, ни на людей, крысы поодиночке и небольшими группками прошмыгивали мимо отряда Тони и убегали во мрак тоннеля.

— Вы поняли?! — крикнул обрадованно Тони своим попутчикам. — Вы все поняли?! Мы правильно идем. Крысы всегда знают, где выход.

К нему подошел Ричард.

— Хоть я и опаздываю, но людям, я полагаю, надо дать отдохнуть. — Он взглянул на часы и заключил: — Они не спали ночь. Сейчас утро, без четверти одиннадцать. Люди валятся от усталости с ног.

— Какого дьявола? — удивился Тони. — Куда теперь можно опаздывать? На тот свет, что ли? — Он хмыкнул и уже спокойнее добавил: — Дойдем до станции — передохнем.

Он приловчился идти в темноте по шпалам так, чтобы поминутно не спотыкаться. Разговоры и остановки сбивали с этого удобного темпа, заставляли снова гадать при каждом шаге — куда опустится нога.

«Уже утро. Одиннадцать… — подумал он. — Значит, мы сидим здесь около полусуток. Несчастные статисты — в кино и в жизни, — которые зачем-то уцелели во время всемирной бойни. Зачем?»

Тони невольно вспомнил вчерашний вечер — во всех подробностях, которые обычно ничего не значат. Однако после ТОГО, ЧТО ПРОИЗОШЛО, даже мельчайшие детали приобрели силу и отчетливость стоп-кадра.

Часов в десять вечера в ночлежке сказали, что старина Пайпер, нагловатый и разбитной помощник продюсера, утром будет набирать статистов для какого-то нового супербоевика и что ему, бывшему морскому пехотинцу, и карты в руки. Сказал один из старых знакомых, с которым они не раз вместе снимались в массовках, зарабатывая таким образом на пропитание.

Впервые в это сомнительное предприятие Тони встрял года три назад по дикой нужде, чтобы не подохнуть с голоду. Ему тогда даже понравилось играть народ. Вокруг такие же обездоленные и равнодушные люди, как и ты. Но вот вспыхивают прожектора, звучит команда: «Мотор!», и начинается фальшивая жизнь фальшивых героев — римских легионеров, рабов или солдат, а то и просто прохожих с улицы или каких-нибудь подонков. Кого угодно изобразим, лишь бы платили. Это поначалу только помнишь, что куплен, что ты герой на время. А потом штурмуешь, например, Бастилию и почти веришь, что все это происходит на самом деле. Не он, нет, не он придумал поговорку: вся жизнь — игра. Что ж, это святая правда. В жизни, как и в кино, мало кому достаются главные роли. Все остальные статисты. А он, и еще около сотни таких как он, прижившиеся при киностудии, — вдвойне статисты. И в жизни, и в кино.

Как бы там ни было, услышав новость, Тони решил ехать на студию немедленно. «Ночь как-нибудь перекантуюсь, — подумал он — зато утром буду в числе первых».

Он едва наскреб восемьдесят пенсов на метро, прихватил несколько бутербродов, чтобы, стоя утром в очереди, разом и позавтракать, и поспешил к станции подземки — время уже шло к полуночи. В метро он встретил Арчибальда.

— Куда так летишь? — спросил тот.

Тони замялся, придумывая, что бы его солгать, но вдруг вспомнил об одолжении, которое сделал ему как-то этот хмурый парень.

— Слушай, — хлопнул он Арчибальда по плечу. — Поехали со мной. Утром будут набирать статистов для съемок какого-то нового супербоевика. Шесть или семь массовок. Представляешь?!

— Здорово! — обрадовался Арчибальд. — Я как раз на мели.

Они вместе спустились по эскалатору.

На платформе станции людей было мало — человек двадцать. Подошел сверкающий огнями поезд. Они сели в пустой вагон, стали вспоминать разные смешные случаи, которые происходили с ними на съемках.

— Пару лет назад я снимался в «Понтии Пилате», — скупо улыбнулся Арчибальд. — Таскался в толпе учеников Христа. Его знаменитый Гарди играл, да, тот самый Гарди. Так вот. Пришел я на заключительную массовку, а Христу учеников уже не требуется. Пайпер объясняет: его сейчас, мол, на Голгофу поведут, все ученики по сценарию разбежались. И еще говорит: если хочешь, бери камни и иди в толпу, оплата одинаковая… Что ты тут будешь делать?! Взял я пару бутафорских резиновых камней и пошел добивать Спасителя нашего…

Тони, в свою очередь, рассказал, как они однажды изображали оргию завоевателей и Чарли, проныра и ворюга первый сорт, притащил с собою бутыль вина и, пока мы лакали подкрашенную воду, хорошенько нализался. Тут тревога. Все вмиг протрезвели, а его по-настоящему повело: в сапожищах — и на скатерть, перевязь с мечами не может надеть. Оператор орет: «Не трогайте его! Мне правда жизни нужна…»

Поезд подошел к какой-то станции. Свет в их полупустом вагоне вдруг погас, зажегся снова. Динамики системы оповещения дико захрипели, а затем испуганный голос диспетчера объявил: