В августе Юре исполнилось пятьдесят. Правительство отметило это орденом «Знак Почета» (который в просторечии назывался «Веселые ребята»). Юру ни этот орден, ни скупые официальные поздравления не тронули никак. А вот письма друзей радовали, смешили, печалили...
Дорогой мой младший и непокорный брат Юра!
Мне очень приятно, что Вы свое пятидесятилетие празднуете в обстановке всеобщего к Вам расположения и признания. Кто-кто, а я уж знаю, как нелегок был Ваш путь и в творчестве и в жизни вообще. Ну что ж, как говорится, худшее позади. Впереди только розы, сладкая музыка, успех, аплодисменты и путешествия, зажиточная старость, внуки и дом на каменном фундаменте. А говоря серьезно, я очень рад и от всей души поздравляю Вас и всю вашу фамилию. Будьте здоровы. Шура тоже Вас целует. Да здравствует «Спартак», который на предпоследнем месте!
Андрея[225] нет, он с Ольгой в Сочах. Но он наверняка бы присоединился к этому поздравлению. Неужели уже пятьдесят? Кошмар!
Вас любящий Исидор Шток.[226]
Дорогой мой Юрочка, поздравляю тебя от всего сердца с пятидесятилетием не потому, что ты достиг этой даты, что удавалось и другим. Поздравляю с тем, как мудро, красиво и талантливо прожил ты эти годы, как умел себя уберечь от гонки, спешки, назойливого и бесплодного самоутверждения.
Поздравляю тебя и с тем, что ты ознаменовал свой юбилей отличной работой, которая, как и прежние, произвела на меня сильное и глубокое впечатление. Думаю, что можно сказать убежденно, что ты пробил свою собственную колею и свое право по ней идти, а такое право завоевывается только очень сильным талантом.
В заключение я хотел бы сказать то, с чего следовало бы начать – вот уже двадцать два года я тебя крепко и нежно люблю.
Будь счастлив, мой родной, вместе со всеми близкими твоему сердцу.
Обнимаю тебя. Твой Л. Зорин[227]
Рита присоединяется ко всем – без исключения – моим словам и надеется, что вскоре твое перо облагодетельствует ее.
1 января 1976 год
Все мимо, все чужое – веселые разговоры... Черт со мной! Веду жизнь какого-то куртизана. Свидания на полдня, запутался. Попросил встретить Новый год со мной, оказывается – нельзя. У НИХ ЗАВЕДЕНО встречать вместе. Дома слезы и упреки, а в качестве новогоднего поздравления – «говно!» Поделом мне! Дали бы работать.
В первом номере 1976 года «Дружба народов» опубликовала повесть «Дом на набережной». Это было как взрыв. В библиотеках ее запретили выдавать, но читатели переснимали фотокопии. У меня хранятся несколько экземпляров уникальных фотокопий (ксерокса тогда не было). Юра особенно дорожил таким «самиздатом».
В журнале повесть прошла на удивление легко: всего пять дней побыла в редакции и... без единой поправки получила «добро».
Позднее Г. М. Марков, чтоб подстраховаться, побежал к «серому кардиналу» от идеологии – М. Суслову. Сказал, что вот есть, мол, такая спорная вещь, «Дом на набережной» называется, в журнал как-то просочилась, а вот с книгой как быть? И тут Суслов произнес загадочную фразу: «Мы все тогда ходили по лезвию ножа». Г. М. Маркову оставалось только лягнуть повесть на очередном съезде писателей. В книгу, правда, ее долго не включали, впервые она появилась в 1978 году в сборнике «Повести» – издательство «Советская Россия», тираж тридцать тысяч. По тем временам мизер. Книги Маркова, Сартакова и других секретарей Союза писателей издавались миллионными тиражами.
Да Бог с ними! Передо мной лежит экземпляр сборника семьдесят восьмого года. Очень дорогого Юре: ведь там «Дом на набережной».
На первой странице надпись: «Дорогой Олечке, моей жене и другу, всегда верившей в то, что сия книга – появится!» Ю. Т. 18. XI. 78.»
Честно говоря, я не очень-то верила, но говорила твердо, что повесть издадут, обязательно издадут.
На шмуцтитуле еще одна надпись: «Дорогому Юрию Валентиновичу с благодарностью за громадные усилия по пробиванию этой книги – от автора. Ю. Т. 18.XI.78.»
«Пробивали», как всегда, вместе с редактором издательства – Валентиной Кургановой.
Вспоминает Леонид Арамович Теракопян. Он был заместителем главного редактора журнала «Дружба народов» в пору публикации «Дома на набережной». В этой же должности он и ныне.
Наш разговор начался со смешной фразы: «Трифонова мы пасли давно...»
И вот как было дело.
Что-то не складывалось у Ю. В. в «Новом мире», то ли журнал изменился после Твардовского, то ли сам Ю. В. Сговорились, что новую вещь Юра отдаст «Дружбе народов». По популярности этот журнал уже был не ниже «Нового мира», и там работали друзья. Где-то в ноябре 1976 года Юра принес в редакцию повесть под названием «Софийская набережная». Название, провоцирующее на аллюзии (модное в те времена словечко). Софийская набережная – это то, что прямо напротив Кремля. Но анонс повести дали сразу, в ближайшем номере: собираемся, мол, публиковать повесть о Москве и москвичах. Уже перед тем, как засылать в цензуру, автор предложил новое название – «Дом на набережной».
Первым в редакции (еще в ноябре) повесть прочитал Леонид Арамович.
Сомнения, что произошло большое литературное событие, у него не возникло, но сомнения по поводу «прохождения» в цензуре были велики.
«Понял, что это такое. Надо печатать. Бесспорна по качеству. Но вычислялись сложности прохождения».
Прочитал главный редактор – Сергей Алексеевич Баруздин. Тоже оценил высоко. Собрались и стали держать совет. И на совете том пришли вот к какой идейке: грядет очередной съезд партии,[228] все силы брошены на «достойную встречу съезда», цензуре хлопот хватает, и вряд ли она будет с лупой рассматривать журнальный поток.
Расчет оправдал себя.
«В цензуре поежились и подписали».
А вот когда напечатали в первом номере, наблюдающие за литературным процессом испытали шок.
Четыре месяца печать хранила гробовое молчание. В мае «Литературка» выдала кисло-сладкую рецензию Н. Кладо – «Прокрустово ложе быта». Снова прикрылись спасительным ярлыком, сделали вид, что не поняли, о чем повесть. Хитроумный редактор «Литературки» хорошо услышал сказанные на съезде партии слова «...о бережном отношении к художникам...».
Самым удивительным, навсегда лишившим многих иллюзий, было поведение собратьев по перу. Я запомнила выступление Дудинцева на обсуждении повести в Доме литераторов. Он говорил о том, что ему не интересно и гадко читать о жизни микроорганизмов на лезвии гильотины, отсекающей великие головы. Красиво сказано! И главное, очень вовремя!
Другие приходили в редакцию и, округлив глаза, вопрошали: «Как вы могли напечатать такую мерзость?!»
В редакции ждали репрессий, но держались как морская пехота.
Итак, писательская братия с поддержкой не выступила.
Нет! Виктор Сергеевич Розов произнес где-то удивительные слова о том, что ощущает и в себе Глебова. Но Виктор Сергеевич фронт прошел...
«Хороший был урок идеалистам, – заключил рассказ о давних событиях Леонид Арамович, – А вообще-то Юре разрешили существовать в качестве примера «широты и многогранности» советской литературы».
Конечно, если уж прозевали, то пусть хоть в качестве «примера» сгодится.
«Дом на набережной» был задуман давно, много лет назад, и повесть уже существовала в воображении Ю. В. Работа над ней напоминала известное роденовское высказывание о лишней материи, которую необходимо убрать, чтобы освободить творение. Я помню, Юра прочел мне главу о военных днях Дома. Глава была очень хорошей, но потом, перечитывая рукопись, я ее не обнаружила. На вопрос, куда она подевалась, Юра ответил, что убрал ее. «Она торчала как гвоздь», – хорошо помню его слова. Она напоминает мне знаменитый квинтет из «Риголетто» – каждый о своем, а вместе – удивительно емкая и трагическая мелодия.
225
Андрей – Андрей Старостин, знаменитый футболист и тренер. Личность незаурядная. Юра гордился и дорожил его дружбой.
226
Исидор Шток – известный драматург и давнишний друг Юры.
227
Л. Зорин – известный драматург и прозаик. Автор многих и по сей день не сходящих со сцены пьес.
228
XXV Съезд партии состоялся в феврале 1976 г.