После своего неудачного высказывания по поводу жизни некоего Вонифатьева я делала вид, что меня нисколько не трогает то, что Юра вроде бы забыл почитать мне написанное. На самом деле по-настоящему страдала оттого, что меня больше «не допускали».
Я только видела, что на рабочем столе Ю. В. появились клеенчатые тетради с записями. Спросила, каких времен записки, он ответил: «Поездка в Ростов». Вот и все. Коротко и обидно.
От обиды, «назло», уехала на месяц в свою любимую деревню на берегу Рижского залива. Телеграмма пришла через две недели: «Срочно прилетай. Сообщи рейс». Еле живая, я помчалась в Ригу. Накануне мы говорили по телефону, и он сказал, что все в порядке, работа продвигается, самочувствие нормальное...
– Я закончил роман, хочу прочитать, – сказал Юра, когда я дозвонилась из аэропорта. – Встречу.
Тот день был действительно моим «Днем собаки», и я помню его минута за минутой. Помню аэровокзал «Внуково» и как Юра шел ко мне какой-то новый, легкий, в голубой рубашке с короткими рукавами. Помню дождь, и таксиста, и свет лампы на террасе его дачи сквозь мокрую зелень, я ждала в такси... и ключ, что «дрожал в руке»...
Он читал «Старика» не останавливаясь почти ночь напролет. Я была ошеломлена, роман захватил меня, тащил, волочил, переворачивал душу. Юра, поглядывая на меня, все более светлел лицом. Закончив читать, он без паузы спросил: «О чем?», и я почему-то не задумываясь ответила: «О любви».
Юра посмотрел странным долгим взглядом, я бы сказала – с некоторым удивлением и изумлением. Он не ожидал, что я догадаюсь.
Записи в дневнике.
Истина даст вам свободу, – говорили они. Свободные считают, что это и есть истина. Авантюристы крадут истину и предлагают ее народу. Почти всегда борец с бедностью, за всеобщее равноправие перерождается.
Причины гражданской войны – самые неожиданные. Например – покаяние, желание улучшить мир.
«...Бывают времена, когда истина и вера сплавляются нерасторжимо, слитком, трудно разобраться, где что, но мы разберемся» – так заканчивается роман «Старик».
Глубинный смысл этих слов мне понять не дано, но «Старик» для меня – самое страстное, самое совершенное произведение Юрия.
Осенью Ю. В. поехал на два месяца в Америку по приглашению издательств и университетов. Но сначала в Данию. Попросил сообщить телеграммой в Копенгаген счет футбольного матча между «Спартаком» и еще какой-то командой. Я легко пообещала. Не знала, какой мукой обернутся для меня эти два месяца.
АМЕРИКАНСКИЙ ДНЕВНИК
26 окт. 77
Лоуренс. Канзас-Сити (штат Канзас).
Канзас-Сити делится на два города – один в штате Миссури, другой в штате Канзас.
Уже одиннадцатый день, как я уехал из Москвы. Пять дней провел в Копенгагене. Напряженнейшие дни. Вспомню: прилетел в Копенгаген 16-го в субботу (или пятницу?). На другой день с 10 утра до 5 вечера в помещении издательства «Fremad» я давал интервью корреспондентам. Их было человек шесть: одна девушка из объединения, которое представляет около 20 газет, корреспондент из компании «Land og Folk», от двух крупнейших: «Berlingske Tidende» от «Politiken», от «Aktuelt» и от радио.
От радио – известный русист Оле Вестерхольт. Его жена – из России, Соня Вестерхольт. Вечером Соня повела меня смотреть город. Оле остался дома с ребенком. Мы пошли в Христианию – «город в городе», место сборищ всяческих бродяг, хиппи, наркоманов и просто криминальных типов.
Это – огороженный стеной кусок города с домами, предназначенными на слом.
Там живут несколько сот человек. Это особая «республика» в Копенгагене. Собаки бегают, пустыри, бараки каменные... Обыкновенный наш «рабочий поселок» вроде Троицка.[239] Было темно и неуютно. Какие-то люди слонялись. Зашли в бар. При еле мерцающей лампе сидели, полулежали и просто лежали (спали? грезили?) люди, в основном молодые... Много пьяных... Две или три девушки... Мы сели и взяли у стойки пива. Рядом со мной сидел длинноволосый, черный и смуглый парень, сосал трубку и смотрел на меня долго и пристально, стараясь понять, кто я. Потом спросил: «What country are you from?»[240] Я осторожно: «From Russia».[241]
Он представился:
– Я – индеец из Канады.
Потом предложил мне свою трубку. По-видимому – наркотик. В баре сильно пахло гашишем: сладкий, одуряющий запах. Помню запах в монгольском дацане: горящих свечек из травы «гуч».
Прием в Союзе писателей Дании.
Председатель в отсутствии. Принимал заместитель – прозаик Иоргенсен. Очень приятный, доброжелательный. Прочитал мою книгу – «Другую жизнь», много говорил о ней. Искренне понравилась! «Читал как будто датскую книгу... Начал без энтузиазма, но потом не мог оторваться».
Рассказывал, что весной в Италии будет съезд литераторов Европы – не союз, а свободное объединение «без руководства».
На приеме-ланче присутствовали еще три писателя, мой издатель Лангкьер и Кьель Бьернагер, русист, автор книги «Портрет десятилетия».
Е. Л. – скрытый русский, скрытый еврей, какая-то бабка согрешила с царем Александром II, и наконец: «А вы не замечаете у меня в глазах что-то романовское?»
И – смотрит странно...
Перелет в США тяжел. В самолете я не спал, читал Эткинда.[242] Восемь часов. Прилетел в аэропорт Кеннеди. Шел в толпе одним из последних, так как сидел на заднем ряду. Человек в шляпе, с красным шкиперским лицом – именно такими изображают работников ФБР, – представитель Госдепа, громко, бесперебойно восклицал, стоя у прохода:
– Jury Trifonov! Jury Trifonov!
Я издали поднял руку. Он обрадованно подскочил ко мне.
Представился. Затем он стремительно потащил меня в обход всех очередей и застав, лишь показывая свою книжечку... Он посадил меня на самолет компании TWA, через час отлетавший в Канзас-Сити.
Фима спасал меня. Его книгу в 500 страниц я мусолил весь день. Через час пятьдесят минут – уже темным вечером – спустились на землю. Огни, все встают... Голос по радио что-то говорит, и я различаю слова «Чикаго... Чикаго...» Ужас: а вдруг перепутал представитель Госдепа или я?
Оказывается, все в порядке: Чикаго – промежуточная станция. Стоим час. Я вышел на аэровокзал, погулял в толпе, посмотрел телевизор. Через час полетели дальше и еще через час с половиной сели в К. С.[243]
Джерри[244] встречает меня в толпе. Я еле волочу ноги, но бодрюсь. Эткинда дочитал. Спасибо ему. В К. С. – духота. Жаркий вечер. Днем было 25, сейчас около 20 градусов. Джерри усаживает меня в кафе, разговариваем, смеемся... Я чувствую: отхожу... И еще чувствую, что уже скучаю. Пью джус... Идем за чемоданом, садимся в машину.
11 ноября. Лоренс
Завтра улетаю в Лос-Анджелес. Вчера была последняя, седьмая лекция: рассказывал о себе, отвечал на вопросы. Конец был приятный, благодарили, аплодировали. Иногда из Лоренса выезжал в соседние города, в столицу штата – Тапико и в Канзас-Сити. Поражает безлюдье городов. На улицах одни машины. Громадные американские машины.
Поздним вечером Канзас-Сити – вымерший город. Сияют рекламы. Пустые улицы. На злачной 12-й авеню тоже мало людей, какие-то подозрительные парни, белые, черные... Открыты двери баров, борделей, ночных секс-кинотеатров. В абсолютно пустом книжном магазине хозяин, старый еврей, сидит, ярко освещенный. Возле порножурналов зевают одинокие ночные бродяги, листают, смотрят, ничего не покупают... Тоска жить в таком городе. Главное – он как пустыня. Может быть, обманчивое представление?
Г. В. – библиотекарь на отделении славистики.
В. Л. – ее отец. Старик 86 лет, бывший артиллерист, капитан Деникинской армии.
Без конца рассказывает, вспоминает. Два вечера был у них дома – он два вечера, не умолкая, по три часа рассказывал: о первой мировой, о Дальнем Востоке, о гражданской, о Галлиполи, Югославии...
Маленький, улыбающийся, с остановившимся дружелюбным, исстрадавшимся взором. Говорит по-русски очень хорошо, без всякого акцента. Почти не слышит. О себе говорит так: «Теперь, когда я в пожилом возрасте...», «Теперь, когда я уже немолод...» Ему 86.
Он изучает английский язык. То есть – хочет жить!
«Когда я уходил на пароходе в Турцию, я знал, что больше Россию не увижу...»
«Да разве они могли победить? (о белых) Я сразу понял: нет! Самое главное они не сделали: не дали земли крестьянину... Если бы сразу разделили землю, не было бы революции... И потом – грабежи, насилия...»
«Еще одна, военная причина: Деникин должен был объявить мобилизацию!»
В. Л. служил в сибирских войсках. Они прибыли на защиту Варшавы.