- А ты, барыня, поищи под шкафом с левой стороны.

Мальчики зафыркали.

В школе рассказывали, что когда дома мать спрашивает у Мани, где ее полотенце, Маня, не сходя с дивана, отвечает: «Поищи под шкафом с левой стороны». Это был анекдот, но появился он но случайно. Маня действительно аккуратностью не отличалась.

- Да ну тебя! Толька, скажи Моргуновой, чтобы ко мне не приставала! - внезапно со слезами выкрикнула Маня. - Что это, то «барыней», то «сударыней» обзывает! Я такая же, как она: горняцкая дочь! Сроду барыней не была!

Расстроенная Заморозова вышла из класса, а подруги напустились на Лизу:

- Ну что ты вечно ее дразнишь? Охота тебе! Ведь она ответить не умеет. Кроме «вот еще» да «подумаешь», ничего не скажет… А ты нападаешь… - серьезно сказала Женя.

- Ох, уж ты, тихоня, мне нотаций не читай! И чего вы за нее заступаетесь? Точно не знаете: и лентяйка, и неряха, и учится кое-как! Она только поспать да покушать не забывает. Помните, как я болела в шестом классе и она обещала каждый день ко мне заходить, да так ни разу и не была? Забывала! А ведь рядом живет!

- Тревожить себя Маня не любит, - согласилась Тоня. - Но все-таки в старших классах она куда живее стала и учится лучше.

- Папа говорит, что у нее очень бурный рост. На него все силы организма уходят, - вмешалась Нина. - Вон она какая большая, а вялая…

- Организм у нее такой же нескладный, как характер! - решила Лиза.

- На собрание! - закричали в коридоре.

Десятиклассники поспешили в зал.

- Вот он, Ила! Приехал!

- Интересно, что расскажет!

- Тише, товарищи!

Собрание началось приемом новых членов.

Глядя на ребят, рассказывавших свои похожие одна на другую биографии, слушая рекомендации пионерской дружины, Тоня вспоминала свое вступление в комсомол. Какое острое чувство радости овладело ею, когда она получила комсомольский билет и впервые подумала о себе как о взрослом человеке!

Илларион начал рассказывать о конференции:

- Мы, ребята, будем подробно обсуждать доклад секретаря райкома комсомола. Сейчас я только коротко расскажу вам главное. Кычаков говорил, что вся страна сейчас не покладая рук работает, чтобы поскорее исправить разрушения, принесенные войной. Наш район от войны был далеко, мы с вами не пострадали, но это не значит, что у нас все останется попрежнему. Наоборот, теперь возьмемся за такие дела, которые во время войны поднять было трудно. Начнется у нас и дорожное строительство, и развитие транспорта, и механизация приисков, и разведка новых месторождений. Во всем этом должен участвовать комсомол. И не просто «принимать участие», - подчеркнул Илларион, - а быть впереди.

Александр Матвеевич с ловкостью опытного физкультурника перебросил докладчику бумажный шарик. Рогальский, не прерывая речи, развернул бумажку.

- Вот Александр Матвеевич - он ведь тоже на конференцию ездил - напоминает мне, что к такой работе, как поиски полезных ископаемых, нужно привлекать пионеров. Об этом мы с вожатыми отдельно поговорим. Во время войны многие школы прекратили походы, дальние экскурсии, а в них ребята и закаляются и могут много полезного открыть: найти глину, бокситы, всякое нужное производству сырье. Райком этому большое значение придает…

Несколько монотонный голос Иллариона стал звонче и выразительнее. Очки он снял.

Тоня, знавшая, с каким восхищением Рогальский относится к Кычакову, подумала, что пересказывать его доклад Иллариону особенно приятно.

- Но секретарь райкома говорил и о том, - продолжал Рогальский, - что во время войны некоторые комсомольцы стали небрежно относиться к школьным занятиям. Насчет этого предостерегали в райкоме давно, но отстающие в школах есть. Есть они и в нашей школе… Ребята! Основная наша обязанность - учиться! Об этом забывать нельзя. Никакие ссылки на общественную работу не могут приниматься в расчет. Каждый должен уметь организовать свое время так, чтобы занятия не страдали.

Сабурова, внимательно глядя на Рогальского, покачивала головой. Илларион поймал ее взгляд.

- Я понимаю, почему так смотрит на меня Надежда Георгиевна. Не раз я защищал перед ней ученика, от которого она требовала больше, чем он давал. Я говорил: зато у него много комсомольских нагрузок… Конечно, это неверно было. Обязанность каждого комсомольца - хорошо учиться… Теперь… - Илларион улыбнулся с сожалением, - вы знаете, что десятиклассникам рекомендуется больших нагрузок на себя не брать. Я, в частности, перейдя в десятый класс, не стал отказываться от обязанностей секретаря, которые несу второй год, но теперь сам вижу, что трудно справляться. Мы в этом году школу кончаем… Комитет перед моим отъездом на конференцию решил возложить обязанности секретаря на Митю Бытотова из девятого класса. Многие уже знают об этом. Через две недели Митя примет у меня дела. - Он помолчал и прибавил: - Я с Кычаковым советовался, он тоже сказал, что совмещать окончание школы с работой секретаря очень трудно.

Рогальский перешел к докладу о том, что сделано в первом полугодии, потом начались выступления.

- Я, ребята, предлагаю поблагодарить Иллариона за хорошую работу, - сказал Коля Белов. - Он без суеты, толково, разумно действовал.

- Заседаний лишних не устраивал! - крикнул Мохов. - Хорошо организована была работа!

- И учился прекрасно, - сказал Толя Соколов, - это тоже надо отметить.

- Зато других, кто не прекрасно учился, мало подтягивал! Сам говорит!

- Он так не говорил, товарищи! - вмешалась Надежда Георгиевна. - Со мною бывало спорил, но отстающему поблажки не давал!

Кое за что Рогальского поругали, но в общем работу его одобрили, и он сел на место с выражением какой-то растерянности на лице. Товарищи понимали, как странно ему сознавать, что через несколько дней он уже не будет секретарем и со всеми делами комсомольцы начнут обращаться к Мите Бытотову.

Про Митю говорили, что он и внешне похож на Рогальского и старается подражать ему: спокойно держится, говорит веско, внушительно. Но выдержки Иллариона Мите не хватало, порой внушительный тон не получался, Митя начинал громко спорить. И сходство их ограничивалось тем, что оба были высокого роста и носили очки. Бытотов бледен, а у Рогальского розовые щеки. Глаза у Илы, как говорили девочки, «стальные», а у Мити темные, быстрые.

- А Тоня Кулагина тоже будет просить об освобождении? - спросила Надежда Георгиевна.

- Мне слово! Мне! - сейчас же закричали ребята из Тониного актива.

- Может быть, Кулагина все-таки будет продолжать культработу? - просительно говорил восьмиклассник Сева Кротков. - Ведь она, в конце концов, только организатор. Помощников у нее много. Но мы… помощники то-есть… - поправился он, - к ней привыкли. Работа у нас налаженная, понимаем друг друга. Спектакли, лекции, беседы с приисковой молодежью как будто удаются.

- Кычаков считает, что наша школа неплохо справляется с культработой, - вставил Илларион.

- Я бы тоже просила оставить меня на работе, - сказала Тоня. - Я ее люблю, привыкла… Обещаю, что занятия не пострадают.

- Правильно! Верно! Оставить Кулагину! - закричали комсомольцы.

- А справишься, Тоня? - заботливо спросила Надежда Георгиевна.

Тоня знала, что Сабуровой самой не хочется лишаться ее как помощницы, и улыбнулась старой учительнице:

- Справлюсь непременно!

- Помни, что слово дала! - сурово заметил Митя, совсем как Илларион.

Собрание кончилось. Ребята с шумом и песнями выходили из зала. В сутолоке Тоня с трудом отыскала Лену Баранову.

- Слушай, Леночка, ты доклад о советской литературе когда должна в общежитии делать?

- Ой, скоро уже, Тоня! - испуганно ответила Лена. - А я не готова.

- Уступи его мне. Я тебе дежурство на елке уступила.

- Да пожалуйста! - обрадовалась Лена. - Мне так некогда сейчас, так некогда!

- Ну вот и хорошо!

Тоня решила немедленно доказать товарищам, что сможет и хорошо заниматься и попрежнему вести культработу. Пусть этот доклад будет пробным камнем.