Поднявшись на колени, он почувствовал, что уже начинает слабеть от потери крови. Действовать нужно быстро. С большим трудом ему удалось собрать немного хвороста. С каждым шагом рука болела все больше, а от ощущения потери крови кружилась голова. Макс надеялся, что не потеряет сознание до того, как не закончит задуманное.

Как назло, хворост оказался сырым, и его удалось разжечь только с третьей попытки. Стало мутить, и, чтобы не лишиться чувств, Макс лег на бок около костра. В таком положении кровь снова вернулась к голове и сознание прояснилось. Осталось сделать самое сложное. Он лежал на боку и наблюдал, как прогорают угли. Дальше медлить было нельзя. Собравшись с силами, Макс вытянул обгоревшую ветку из огня. На конце ветки пылали раскаленные угли. Посмотрев на ветку, он вернул ее обратно и огляделся. Выбрал кусок другой ветки и вставил себе в рот.

«Все! Сделай это прямо сейчас!» – сказал себе Макс, вытащил ту же ветку из огня и решительно приставил ее к обрубкам ладони. Где-то там, куда он старался не смотреть, зашипело. Сотни раз он видел эту сцену в фильмах. Но боль, которую он почувствовал после того, вряд ли можно было сравнить хоть с чем-нибудь в его жизни. Он слышал, как хрустнула ветка, раздавленная зубами, и прежде чем потерять сознание, успел почувствовать ужасный запах жженного человеческого мяса.

Макс очнулся от холода ночи. Вокруг была кромешная тьма и ставшие уже привычными за три дня звуки ночных обитателей леса фиолетовой планеты. Сначала он очень смутно понимал, что он здесь делает и что с ним произошло. Голова болела, как с очень большого похмелья. Постепенно к Максу возвращалось понимание того, что его положение сейчас оставляет желать лучшего. Он лежал на земле в лесу, совершенно незащищенный. Костер давно догорел, и последние угли едва дымились в темноте. Пошарив рукой рядом с костром, он нашел несколько сухих веток и бросил на остатки углей. Потом, все еще лежа на боку, приблизил губы к самым углям и начал дуть. Медленный вдох и такой же медленный выдох, чтобы не закружилась голова. Через некоторое время ветки занялись и огонь осветил небольшое пространство вокруг.

Макс вспомнил о покалеченной руке. В свете костра ему удалось рассмотреть рану. Кровь не текла, что уже было хорошей новостью. Но в остальном выглядело все кошмарно: черные уродливые обрубки. Если бы у него в тот момент был доступ к минимальному медицинскому оборудованию, он, возможно, смог бы правильно зашить остатки кожи. Но в данный момент он больше думал о том, чтобы за то время, пока он истекал кровью, какая-нибудь местная зараза не проникла в кровь. А красоваться тут все равно было не перед кем. Макс надеялся, что удастся избежать воспаления. Хорошо еще, что он остался с рукой. Эта хлеборезка могла бы легко отхватить ее до плеча, если б достала.

На оборудование гамака у него совсем не было сил. Да и это вряд ли было бы возможным в такой кромешной тьме. Все, на что его хватило, это, ползая на четвереньках, собрать еще хвороста. Макс надеялся, что огонь сможет отпугнуть ночных хищников. В своих поисках он набрел на поваленное дерево небольших размеров. Его сухих ветвей вполне хватило.

Остаток ночи Макс провел в полудреме, приклонившись спиной к стволу дерева. Он то и дело просыпался и, вспоминая о костре, подбрасывал несколько сухих веток в кострище. Постоянные мысли о костре не давали нормально заснуть. Когда наконец начало светать, он сгреб остаток хвороста и кинул его в огонь. В свете восходящей Звезды в поддержании огня не было большой надобности. Под утро беспокойная полудрема сменилась глубоким сном.

Очнулся Макс днем, когда Звезда была уже почти в зените. Пробуждение не принесло облегчения. Рука ужасно болела. Макс чувствовал себя очень ослабленным. Ему хватило один раз попробовать подняться на ноги, чтобы понять – в этот день он больше никуда не пойдет. С огромными усилиями он насобирал хвороста и снова позволил себе лечь. Нужно было набраться сил и развесить гамак. Ведь вторую ночь в этом лесу, так беспечно проведенную на земле, он мог бы и не пережить.

Жизнь всегда идет своим чередом. Так любил говорить отец Тины, и его слова она частенько вспоминала после ухода Макса. Время летит как скорый поезд, а ты сидишь в своем купе и наблюдаешь меняющиеся картинки. Не важно, хочешь ты этого или нет, этот поезд продолжает путь, не сбавляя скорости.

И еще одну истину знала Тина. Каким бы невообразимым ни казалось горе, время залечивает раны. И если хватит сил пережить потерю любимого человека в первое время, то потом жизнь продолжится. Боль не уходит совсем, но со временем она притупляется, хоть иногда и напоминает о себе, как старый шрам.

Ей казалось, что она не сможет больше улыбаться, смеяться, но вот сейчас она смотрела на Лизу с улыбкой, наблюдая, как та, подражая маме, выбирает себе наряд в своем гардеробном шкафу. Ее шкаф с ней не разговаривал, но Лиза прекрасно справлялась и за шкаф и за себя.

– Как нассёт цего-то тозественного, скафцик? – спрашивала Лиза у своего мини-шкафа-купе.

– Не знаю. Мозет, оденес тот озовый костюм, котоый вы с мамой купили недавно? Он будет к месту, – комично изменив голос, Лиза отвечала сама себе.

«Господи! К месту. Откуда ж она взяла эту взрослую фразу!» – думала Тина. Разве было что-то лучше, чем наблюдение за ее дочуркой, которая каждый день выдавала что-то новое?! Вот теперь это «к месту». Тине показалось, что она никогда так не говорила. Может быть, Няня научила?

– Одевай, Лиза, этот костюмчик. Он действительно прийдется к месту. Все будут от тебя в восторге!

– Ма, а плавда, сто там будут зывые гномы? – Лиза легко переключилась на другую тему. За последний час она уже очередной раз беспокоилась за гномов.

– Да, доченька. Обещаю. Будут и гномы, и говорящие звери.

– Класс! Сколее бы!

– Не гони время, солнышко. Скоро мы уже поедем.

Сегодня был долгожданный для Лизы день. Они собирались посетить одно из самых лучших в Федерации детских шоу. Знакомые Тины говорили, что это шоу действительно потрясающее, и не только для детей. Они с Лизой знали об этом шоу уже год. В их город оно должно было прибыть только сегодня. Но от ожидания не было вреда. Они с Максом еще до рождения Лизы договорились о том, что ребенок не должен сразу же получать то, чего хочет. Они считали, что ребенку полезно ждать чего-то, мечтать об этом, прилагать какие-то усилия, чтобы получить это, например, вести себя хорошо. Считалось, что такой подход формирует целеустремленность. Да и вполне очевидно, что долгожданное приносит больше радости. Если Лиза хотела дорогую игрушку, то получала ее на ближайший праздник. И этот подарок делал ее по-настоящему счастливой. Лиза носилась с подарком повсюду, не выпуская из рук. Тина знала многие семьи, где детей буквально заваливали игрушками. Все они превращались в гору хлама, не представляющую для ребенка никакой ценности.

Шоу было из разряда таких желаний. Только тут ждать его пришлось уж слишком долго. Тина думала, как бы не получилось разочарования. Но все, кто видел его, обещали незабываемые впечатления.

Определившись наконец с нарядами, они обе вышли из дома и сели в «смарт». Шел дождь, отчего стемнело быстрее, чем обычно. Как всегда, Тина не стала принимать ручное управление, а просто указала пункт назначения. Всю дорогу они с Лизой обсуждали предстоящее шоу. Лиза серьезно интересовалась количеством зрителей. Будут ли все дети с мамами или папы тоже будут? После этого упоминания Тине вновь пришлось рассказать длинную историю про затяжную командировку, в которой папа пребывал уже так долго.

Спустя полчаса они подкатили ко входу детского театра. Тина помогла Лизе выбраться с заднего сиденья, потом дала команду «смарту» парковаться в подземном паркинге и, закрыв дверь, проводила его взглядом.

Вокруг было много детей разного возраста с родителями и без. Шоу привлекало всех, и, несмотря на дождь, в воздухе как будто присутствовал газ веселья. Разноцветные клоуны встречали детей, раздавали воздушные шарики. По пути к турникетам стояло много маленьких лавочек с миллионом разных детских забав. Лиза остановилась около одной из лавок, где продавец в костюме клоуна Пьеро продавал «волшебные обручи». Призывным, но, как следовало из образа, печальным голосом продавец-Пьеро подзывал всех ребятишек, которые проходили рядом.