— Да, я знаю Магритта. Но не помню ни одной картины, на которой двое персонажей попусту тратят время.

Танкреди вновь улыбнулся.

— Помнишь картину с трубкой? Он знал очень много людей. А сверху было написано: «Ceci n'est pas une pipe...»

— Что значит: «Это не трубка». Я немного знаю французский.

— Не ставлю это под сомнение, — снова улыбнулся он. — Ты не дала мне закончить. Этой картиной он хотел сказать, что всё, что есть в мире, на самом деле не то, чем кажется. Трубка – это что-то большее, это не просто трубка; это проекция, это мужчина или женщина, которые раньше курили; или просто известная картина. Вот и мы... — Софии было трудно следить за ходом его мысли, но его улыбка и красота заставляли её чувствовать себя неловко, — в общем, мы не просто двое персонажей, которые попусту тратят время. Если бы нас рисовал Магритт, наверняка мы стали бы чем-то другим, мы были бы на одной из его картин в одной из огромного множества реальностей... Мы могли бы быть двумя любовниками из прошлого при дворе короля, или двумя людьми, гуляющими по Парижу или Нью-Йорку, или на лондонском газоне, или в большом театре; он представил бы нас героями какой угодно эпохи. Почему ты увидела в нас лишь потерю времени?

Едва ли не опьянённая этими словами, София увидела в своей фантазии все эти картины, которые расписывал ей Танкреди. Они двое – модели Магритта... И этот мужчина всё улыбался и говорил, а она его почти не слушала, потерянная в его глазах, в его забавной убеждённости в том, что всё возможно.

— А ты могла бы играть, представь: ты – пианистка в каком-нибудь парижском зале, а я стою рядом и перелистываю страницы партитуры.

И этот последний образ стал словно толчком; он вернул её назад к реальности, к невозможности всех этих фантазий.

— У меня для тебя плохая новость, — Танкреди был слегка шокирован, весь его энтузиазм так и застрял во рту. — Магритт уже давно умер.

София оставила его позади себя и стала быстро спускаться по ступенькам. Танкреди тут же побежал за ней.

— Ты меня напугала. Да, я знал это... Но почему ты вот так убегаешь? Подожди...

Он остановил её в самом низу, когда она уже была готова уйти. София посмотрела на руку, которая схватила её локоть, но не испугалась. Наоборот. Она заметила внезапный трепет, новое, абсурдное ощущение. Там, на церковной лестнице, она стала принадлежать незнакомцу. Она устыдилась этого желания, желания, которое неожиданно вторглось в неё в этот момент. Её сердце сильно забилось. «Что же я делаю? Я сошла с ума? Что со мной такое? Да. Разрушу свою жизнь, займусь любовью сейчас, здесь, на этой лестнице, прямо здесь. Пусть он возьмёт меня прямо на сырой земле». Она даже не поверила тому, что только что пронеслось у неё в голове. Даже её дыхание стало прерывистым, быстрым. Она подняла к нему взгляд. Но Танкреди ничего этого не понял.

— Прости... я лишь не хотел, чтобы ты убежала, — он отпустил её руку. — Ты не думаешь, что всё происходит по воле случая? Сегодня просто ещё один день жизни. Я бегал, когда вдруг начался ливень, какого никто никогда не видел в наше время, и тогда я зашёл в церковь... Знаешь, как давно я не был в церкви? — Танкреди вспомнил о Клаудине, но всего на мгновение. — Почти двадцать лет... Мне нужно было встретить тебя, чтобы снова приблизиться к вере.

София улыбнулась.

— Не смешно. Такими вещами не шутят.

— Я видел, что ты улыбнулась...

— Ладно, я тоже ошиблась.

Танкреди остановился и стал глубоко дышать.

— Ты права. Начнём сначала. Разве это не может быть знаком судьбы? Ну, или чего-то ещё, что заставит нас двоих задуматься. Возможно, в наших жизнях не всё гладко, и мы должны начать всё сначала отсюда, с сегодняшнего дня... — София промолчала. Танкреди подумал, что, раз она не ушла и выслушала его, это уже маленькая победа. Он не должен терять времени, должен завоевать её в это мгновение. — Дай нам всего один шанс, давай узнаем друг друга получше, мы могли бы выпить по чашечке кофе в этом баре... — он указал на небольшой кафетерий неподалёку. — Проведём вместе немного времени... — он увидел, что женщина сомневается. — Час. Всего час. Мы поймём, если ничего не было, что не стоило и пытаться, что мы должны идти каждый своей дорогой. А если ты не дашь нам такой возможности? «Возможно, он милый. Возможно... Кто теперь знает, что он хотел сказать мне…» Ты будешь задаваться такими вопросами всю оставшуюся жизнь, и я тоже, но ответов мы уже не найдём, и эти сомнения останутся с нами навечно...

София на мгновение задумалась об этом. Новая жизнь... Она вспомнила о своих мыслях несколько дней назад, перед зеркалом на кухне, о своей усталости, течении времени, о движущемся мире и своей замершей жизни. Потом вспомнила о своём обете. Чёрт возьми, кто же такой этот мужчина напротив? Этот парень. Да, красивый парень... И что дальше? Парень, который ищет приключений, возможно, просто спонтанного секса. Парень, который украдёт у неё сумочку, если она отвлечётся, возможно, он нуждается в деньгах. Да, он хорошо говорил, но иногда слов недостаточно. Жизнь – это другое. Фактов тоже недостаточно. Нужно что-то строить. В другой жизни она была поверхностной, капризной, одной из многих. Но, к лучшему или к худшему, её жизнь изменилась. В этот момент София почувствовала себя важной для кого-то, для своего проекта, для Андреа и его лечения.

Она внимательней посмотрела на мужчину напротив. У него глубокие голубые глаза, полные надежды; словно единственное, чего они ждут, – это её ответ. Складывалось впечатление, что от её слов изменится направление жизни. Но София молчала и, сама того не желая, кусала губу. Он такой красивый, и эта уверенная улыбка нравилась ей, она была опасно привлекательной и даже до какой-то степени пугала её. И тогда она вдруг всё поняла. Этот мужчина был испытанием. Как и её продолжительное желание сесть за фортепиано и играть. Она глубоко вздохнула, восстанавливая равновесие и мужество.

— Мне жаль. Нам придётся жить в сомнениях.

Она пошла, спустилась с последних ступеней и подошла к машине. Танкреди следовал за ней, как разгромленный. Он в отчаянии искал то, что может остановить её, убедить её, разбудить в ней уверенность... Но ему ничего не шло в голову. Он ничего не знал об этой женщине кроме того, что она прекрасна, что она околдовала его, что никогда в жизни он не был так заинтересован, безнадёжно пойман, отчаянно увлечён. Он разыграл свою последнюю карту.

— Не верю, что тебе совсем не любопытно, что ты не хочешь дать ни малейшего шанса…

— Кому?

— Нам двоим.

София рассмеялась.

— Нам двоим? Мы с тобой никто друг другу.

— Ты не права, — Танкреди посерьёзнел. — Каждый раз, когда ты кого-то встречаешь, меняется твоя жизнь; и, нравится тебе или нет, мы с тобою встретились. Я вошёл в твою жизнь, а ты в мою, как эта музыка в церкви и твои руки, играющие в тени, и твои закрытые глаза... — София почувствовала себя встревоженной оттого, что он видел её. Танкреди продолжил: — Что это было? Шуберт, Моцарт?..

— Бах, «Страсти по Матфею».

— Отлично, этого произведения я никогда не слышал, даже понятия о нём не имел. Всё это – знак для меня... — София подошла к машине. Танкреди встал перед ней. — Тебе так не кажется? Это ведь должно что-то значить, нет?

— Да, — София села за руль. — То, что ты должен был познакомиться с ещё одним композитором.

Она завела мотор и уехала. Танкреди, оставшийся в одиночестве на улице, прокричал ей:

— Я согласен с тобой. Так и сделаю!

София посмотрела на него в зеркало и улыбнулась. «Ага, только мне не представится случая спросить тебя об этом...» Она и не подозревала, настолько ошибается. Танкреди увидел, как машина заворачивает за угол. Он порылся в карманах своих шортов. Пусто. У него ничего с собой не было. Для Грегорио Савини это будет лишь парой пустяков. Единственное, что ему нужно, – не забыть номер её машины.

12

Едва услышав звук открывающейся двери, Андреа тут же закончил писать и закрыл документ. Он был доволен; не хватало совсем немного, но выходило очень хорошо. София так удивится, что и рта раскрыть не сможет.