– Ты почему не пошел за стражниками, а повернул в другую сторону? Откуда ты мог знать, что здесь не ловушка? – несмотря на серьезность складывающегося положения, Орагур не мог не восхититься чутьем скандинава.

– Я бывал во многих местах и вообще кое-что повидал в этом мире, – ответил тот, – в конце концов, все дворцы устроены одинаково – с десятком умелых отчаянных парней можно взять любой из них. Тем более какую-то городскую ратушу.

Через короткое время топот копыт десятка лошадей, внезапно вырвавшихся из боковой арки двора ратуши, растаял в ночи вместе с сидящей на них пятеркой всадников, ветром промчавшейся мимо ошарашенных стражников, ожидавших появления беглецов с совсем другой стороны.

А еще через некоторое время в толпу стражников вбежали Сарниус и Кирионис, вслед за которыми, отдуваясь после непривычно быстрого бега, появился и Пиригон.

10.

– Разбойники освободились, – хрипло выдохнул Кирионис, облизывая пересыхающие от волнения губы, как только они вышли за пределы зала туда, где никто не мог их услышать, – палач с помощниками и часть стражи перебита, советник захвачен и, судя по всему, разбойники попытаются сбежать, прикрываясь им.

Сарниус и Пиригон, пораженные, замерли.

– Но… к-как? К-как им это у-удалось? – заикаясь от волнения, спросил Сарниус.

– Пока ничего не известно. Узнаем на месте.

И быстрым шагом, почти бегом, Кирионис направился в сторону полукруглой пристройки к ратуше. Вслед за ним поспешили и номарх с командующим.

Вокруг пристройки толпилось много стражников. Правитель нома, не задерживаясь и никого не слушая, растолкав их, стремительно пробежал путь вверх и вниз по крутым переходам лестницы и, перешагнув лежащие в коридоре перед входом в камеру пыток тела двоих стражников, остановившись у раскрытой двери, заглянул в нее. Через его плечо, с трудом переводя дыхание, в камеру заглядывали Сарниус и Пиригон.

В середине камеры лежал выломанный опорный столб, вокруг валялись куски упавшего потолка.

В камине у боковой стены ярко горел огонь. На железной решетке, расположенной над ним, в несколько рядов, раскаленные докрасна, располагались иголки, щипцы и пилки всевозможных конфигураций и размеров. Прямо перед камином лицом вверх, с застывшим на нем выражением ужаса и одновременно недоумения, лежал голый городской палач. У противоположной стены среди щепок вдребезги разбитого стола с разбитыми головами валялись тела его трех подручных. У порога внутри камеры лежали еще один подручный и стражник, разрубленный ударом сверху почти до пояса.

На полу в лужах крови валялись цепи, которыми совсем недавно были скованы разбойники.

– Может ли так сделать человек? – вопрос Сарниуса повернул глаза всех присутствующих в его сторону.

– А что здесь особенного? Негодяи проспали и пленников, и свои жизни! – ответил разозленный Кирионис. Как-никак это его подчиненные были повинны в сложившейся ситуации.

– Я не об этом. Посмотрите на палача.

И только теперь и Кирионис, и Пиригон обратили внимание на то, что палач лежит не только лицом вверх, но и спиной! Кто-то с невероятной силой вывернул его голову полностью назад. Известно, что сделать это практически невозможно, тем более, что палач обладал буквально бычьей мощной шеей. И этот кто-то свернул ее, как цыплячью!

– Непостижимо! Но где они?

Только сейчас до правителя нома стал доходить смысл сказанного стражниками, когда он бежал в подвал мимо них.

Кирионис тотчас помчался из подвала к ожидавшим снаружи стражникам. За ним, не понимая до конца причину бега, устремились и остальные.

После краткого опроса столпившихся стражников все стало на свои места.

Привычка Пиригона принимать ответственные решения в самые ответственные минуты боя немедленно мобилизовала его, и дальнейшее происходило уже под его диктовку.

– Сколько ворот в городе? Восемь? – и немедленно по два всадника с собственноручно нацарапанными Кирионисом ночными пропусками были направлены к каждым воротам города.

– Беглецы не нуждаются в пропусках для движения по городу – само присутствие советника является пропуском. Так же их выпустят и через городские ворота. А через какие именно ворота они пошли – мы сейчас и узнаем. Тем более, что вряд ли они шли прямой дорогой, вероятнее всего, кружили где-нибудь по улицам. А гонцы скачут по прямой. Мы выиграем за счет этого кучу времени для преследования и освобождения советника.

Дальнейшие указания командующего «бессмертными» относились уже к гвардейским же сотникам, коим приказывалось немедленно подготовить к выходу пять сотен всадников с запасом провизии на три дня и ожидать дальнейших приказаний.

– У вас, господин правитель нома, я предполагаю, дел хватит и на месте, надо, чтобы никто ничего не заподозрил, тем более, что у вас гости, – это относилось к Кирионису.

– А вы, господин номарх, решайте сами, как вам поступить. Я же лично возглавлю погоню и освобождение советника.

– Я еду с вами, – немедленно произнес Сарниус.

– Ну что ж, тогда прошу немедленно собираться.

И Пиригон и Сарниус отправились переодеваться и вооружаться в отведенные им покои, а Кирионис остался ждать прибытия гонцов с известиями о маршруте беглецов, уводящих советника с собой.

11.

Номарх Сарниус закрыл дверь в свою часть покоев и дернул шнурок, вызывая слуг. С их помощью он быстро переоделся в легкую боевую одежду. На рубашку с длинными рукавами сверху ему надели кольчугу, искусно сплетенную из бронзовых пластин и колец. Сквозь кольца такой кольчуги проходила стрела, но меч она отражала легко. Длинная рубашка навыпуск была перевязана широким украшенным драгоценными камнями поясом, к которому были прикреплены небольшие также украшенные кожаные ножны с кинжалом. Штаны из тонкой ткани заправлены в короткие сапожки. Возможность применения облегченного варианта боевого снаряжения объяснялась несколькими причинами: во-первых, целыми днями стояла жара, и в полном боевом снаряжении можно было буквально свариться живьем; во-вторых, беглецов было всего четверо и у них не было ни луков, ни копий; в-третьих, погоня не должна была продлиться долго – два-три дня от силы; и, наконец, в четвертых, Сарниус не собирался подставлять себя под удар меча – пусть этим занимаются гвардейцы, им за это платят.

Он был уже в полном снаряжении и, отправив слуг проверять готовность лошадей, направился было к двери, как вдруг центральная часть большой комнаты подернулась серой дымкой тумана. Туман на глазах густел и темнел, превращаясь в быстро вращающийся черный вихрь. Внезапно вихрь рассыпался, а на его месте осталась высокая фигура в черном длинном, до пола, балахоне. Черт лица не было видно; под низко надвинутым остроконечном капюшоном угадывалась мрачная черная безликая пустота, в которую невозможно проникнуть взглядом; лишь четыре рубиновых огня попарно горели там, где у обычных людей были глаза. От фигуры веяло холодным мраком бездны.

У номарха мороз прошел по коже, он отступил на шаг и поспешно отвел глаза. И тогда в комнате зазвучал бесстрастный голос пришельца.

– Ты провалил порученное тебе важное дело. Ты не достал амулет Зеленой змеи!

– Я не успел взять его! Проклятые разбойники сбежали из-под самого моего носа!

– Если бы ты не пьянствовал и не занимался развратом в столице, а сразу сделал то, что было поручено, амулет уже был бы в твоих руках. Его легко можно было взять, когда его обладатель был скован по рукам и ногам!

– Я ничем пока вам не обязан! – вспылил Сарниус, несмотря на страх, который внушала ему фигура собеседника, – не надо читать мне нравоучения! Я сам знаю, что мне делать!

– Ты, кажется, забыл нашу прошлую встречу. Так я тебе напомню, – голос пришельца звучал по прежнему ровно и бесстрастно.

– Ты, Сарниус, желаешь стать первым лицом в царстве. Ваш престарелый энси не имеет прямых наследников, поэтому новым правителем после его смерти будет тот, на кого он укажет, как на своего преемника. Но этого мало. Надо еще, чтобы эту кандидатуру поддержало собрание номархов.       У тебя нет никаких шансов стать новым энси, хотя ты и являешься племянником нынешнего правителя. Ты знаешь это. И главным виновником своих неудач ты считаешь в первую очередь Орагура, который всегда был на шаг впереди тебя. Именно Орагур был назначен хранителем печати, первым советником правителя, а не ты, Сарниус, который считает себя более достойным на эту должность. И это Орагур, как ты считаешь, украл у тебя как крупные победы – ранее над кутиями, сейчас над разбойничьей армией, так и множество мелких. Украл вместе с этим выскочкой Пиригоном. Ты никогда не стеснялся пройти по головам, даже если для этого потребуется пойти на убийство. Что будет с подчиненными тебе солдатами, тебя не интересует. В твоих глазах не только солдаты, но и все вокруг просто расходный материал, средство для достижения твоей цели. Будет их больше убито или меньше – какая разница? Главное, чтобы они делали свое дело – умирали, принося в твою личную копилку все новое золото и, главное, славу. Слава, все ради славы! Ты готов на все ради того, чтобы все говорили только о тебе. Искупаться в лучах славы – еще одна заветная мечта, цель, в стремлении к которой ты не жалел ничто и никого. И неудивительно, что твоя армия понесла ужасающие потери, когда ты гнал ее на врага прямо в лоб по открытому пространству, стремясь к величайшей смелой победе, о которой будут говорить по всей стране. И ты, не получив почет и славу, глубоко затаил обиду и ничем себя не выдал, хотя и тяжело переживал удар по самолюбию. Но в сложившихся условиях ты не можешь ничего сделать, чтобы исправить положение. Остается только ждать и надеяться на случай. И ты, с одной стороны, стараясь любезно разговаривать с Орагуром и Пиригоном, внешне не давая повода усомниться в своей предрасположенности к ним, с другой стороны, готов предать их в любой момент, как это следует из твоих интересов.