Тематический замысел росписи раскрывается не только в отборе сюжетов, но и в том, как художник их истолковывает. В первую очередь это относится к циклу фресок на сюжеты песен Акафиста. Самые ранние из дошедших до нас иллюстраций Акафиста датируются XIII веком. Однако на Руси, по-видимому, изображать Акафист в живописи начали лишь во второй половине XV века, когда был введен праздник Похвалы богоматери и торжественное богослужение, во время которого пелся Акафист. Во всяком случае, в иконографии этих сцен во времена Дионисия еще не существовало строгих канонов*.

Акафист богородице состоит из двадцати пяти песен. В первых двенадцати есть повествовательный элемент, они начинаются фразами, содержащими намеки на события евангельской легенды и апокрифической истории Марии, затем каждая переходит в славословие, составляющее главное их содержание. Следующие песни теряют всякую повествовательность, в метафорической форме в них воспеваются различные истолкования образа богоматери. Такое построение Акафиста отразилось и на характере иллюстраций к нему. Для первых двенадцати песен была принята уже сложившаяся иконография богородичных и христологических праздников, для остальных - композиции были сочинены заново. Ферапонтовские изображения Акафиста значительно отличаются от всех известных греческих и славянских образцов. Так, например, в тексте начальных песен Акафиста передаются различные стадии разговора Марии с архангелом Гавриилом. В соответствии с этим в иллюстрациях к этим песням принято было изображать, как архангел прилетает к Марии (при этом иногда она в саду со служанкой), затем диалог архангела и Марии, затем сцена у колодца (иногда Мария окружена подругами, пришедшими за водой) и, наконец, заключительная сцена, когда на Марию с неба падает луч света. В Ферапонтовских фресках повествовательный момент снят, все четыре композиции варьируют одну и ту же тему взаимного предстояния Марии и архангела. Художник иллюстрирует не первую часть песнопений, а лирический рефрен их, в котором чередуются возгласы "Радуйся, невеста неневестная!" и "Аллилуйя". Может быть, это ритмическое чередование пытался передать художник, изобразив в первой сцене Марию стоящей, во второй - сидящей, в третьей - снова стоящей и снова сидящей - в четвертой. Шестая песня иллюстрировалась обычно сценой встречи Марии с Елизаветой. Изображалось, как обе женщины стремительно бросаются друг к другу, иногда присутствует любопытная служанка, выглядывающая из-за дерева. В Ферапонтовской фреске - снова торжественное стояние и ритуальные жесты протянутых вперед рук. В седьмой песне поется: "Бурю внутрь имея помышлений сумнительных, целомудренный Иосиф смятеся к тебе зря небрачней, и бракообкрадованную помышляя, непорочная" (Кондак 4). Во всех сохранившихся иллюстрациях к этой песне представлена драматическая сцена: Иосиф устремляется к Марии, бурно жестикулируя, она отвечает ему такой же выразительной жестикуляцией. Дионисий иллюстрирует, скорее, последние строки песни: "увидев же твое зачатие от святого духа рече: аллилуиа". Изображено, как Иосиф склоняется перед Марией, а богоматерь покорно опускает голову. Подобной иконографической переработке подвергнуты все композиции на тему Акафиста.

В первых двенадцати сценах в Ферапонтовских фресках варьируются иконографические схемы, уже знакомые древнерусскому зрителю по изображению евангельских циклов. Кроме того, шестнадцатую песнь иллюстрирует изображение деисуса, девятнадцатую - "Шествие на Голгофу", двадцать третью - "Сошествие во ад". Многие из композиций должны были повторяться в иконах праздничного чина иконостаса. Однако во фресках эти привычные сцены даны с некоторыми иконографическими изменениями, которые соответствуют смысловой функции их в Акафисте, где они используются не в прямом их значении, но в форме иносказания, поэтического намека, метафоры. Этому смысловому ракурсу соответствует у Дионисия прием композиционного остранения: иконографическая схема, использованная в сокращенном или слегка измененном варианте, должна была восприниматься как образно-поэтическая цитата, как зрительная ссылка на уже знакомое изображение. Подобная вторичность художественного языка, своеобразный принцип "искусства в искусстве" характерен для творческого видения Дионисия. Может быть, именно поэтому так увлекла его тема Акафиста, сама литературная форма которого заключала в себе возможность такого подхода. Склонность к воплощению "искусства в искусстве" особенно ясно обнаруживается в последних сценах цикла. В них неоднократно фигурируют иконы богоматери Знамение, Умиление и Одигитрия, изображаются богослужения в храме, крестный ход с выносом иконы. В сущности, Дионисий в этих фресках не столько передает содержание песен Акафиста, сколько изображает эти песнопения, сопровождающиеся торжественными обрядами. Это соответствовало строю всей росписи в целом, иллюстрировавшей песнопения и одновременно изображавшей различные моменты богослужения в день праздника Похвалы богоматери. Кульминацию этого богослужения составляло пение Акафиста, когда хор выходил на середину храма. Выносили икону богоматери, перед ней зажигали свечи и кадили ладаном, и верующие опускались на колени; в самой церкви возникали мизансцены, изображенные на фресках. Живописный декор храма и совершавшийся в нем обряд составляли нерасчленимое целое, единое синтетическое действо. Тема песен Акафиста богородице имеет подтекст - прославление Христа. Подтекст этот у Дионисия выражен в иконографическом построении многих сцен, варьирующих схемы изображений христологического цикла. Но кроме того, в систему росписи включены и евангельские истории, повествующие о Христе. Они размещены на арках, по две композиции на каждом склоне северной и южной арки и по одной на склонах западной (всего десять). В некоторых из них объединено по две сцены, таким образом представлено пятнадцать сюжетов этого цикла: "Воскрешение дочери Иаира", "Исцеление кровоточащей женщины", "Брак в Кане", "Исцеление двух слепцов", "Исцеление слепорожденного", "Исцеление расслабленного", "Христос и самаритянка", "Христос у Симона Прокаженного", "Вечеря в доме Лазаря", "Проклятие смоковницы", "Лепта вдовицы", "Притча о мытаре и фарисее", "Притча о не имевшем одеяния брачна", "Притча о блудном сыне", "Притча о девах разумных и неразумных". Выбирая из евангельского текста эпизоды для иллюстрирования, художник последовательно проводит принцип, определяющий сюжетный состав росписи в целом: изображены только чудеса Христа и притчи, в которых он объясняет и доказывает окружающим свою святость и основные положения своего учения. Таким образом, и в этом случае тема Христа дается не непосредственно, не "в фас", но в некотором ракурсе.