В "Истории Индии" об этом периоде сказано: "Власти жестоко подавили движение, и самое темное пятно на их совести связано со стихийным митингом, происшедшим в Амритсаре. Войска под командованием генерала Дайера открыли огонь, сделав 1600 выстрелов по безоружной толпе. Даже по официальным данным, погибло 379 человек, ранено — 1200, причем раненым не оказали никакой помощи. В Пенджабе ввели военное положение. Последующее расследование выявило мрачную картину расстрелов, повешений, бомбардировок с воздуха и чрезвычайно суровых приговоров, подписывавшихся трибуналами в период господства террора".

Амритсарское побоище произошло 13 апреля 1919 года, но тяжелая завеса секретности долго задерживала сведения. Когда весть о трагедии наконец достигла Тагора, он отменил важную встречу в Шантиникетоне и поспешил в Калькутту, чтобы организовать митинг протеста. Но видные политические деятели были так подавлены страхом, что его призыв не получил поддержки. Тогда Тагор решился на акт, за который соотечественники навсегда останутся ему благодарны. Тагор на деле поступил так, как говорилось в песне, написанной им много лет назад: "Если они боятся и молчат, сжимаются от страха, отвернувшись к стене, о ты, несчастный, не скрывай своих мыслей, говори один". Никому не сообщив, даже не поставив в известность собственного сына, он в ночь на 29 мая написал письмо вице-королю Индии, лорду Челмсфорду, отказываясь от титула баронета. Письмо появилось в газетах утром 2 июня.

"Самое малое, что я могу сделать для своей страны, — писал Рабиндранат, — это навлечь на себя все последствия, дав голос протесту миллионов моих соотечественников, загнанных в безвыходную западню ужаса. Пришло время, когда знаки почестей становятся знаками стыда, бесстыдно сверкая среди всеобщего унижения. Я хочу встать, лишенный всех наград, на сторону тех из моих соотечественников, которые из-за своей так называемой незначительности становятся жертвами угнетения, недостойного человека".

Историческое значение этому письму придает не отказ от баронетства, которое для него мало что значило, а та храбрость, с которой он выразил гнев своего народа. Этот жест восстановил самоуважение нации, дал всему народу отвагу и веру. Британские власти никогда не простили поэту такой неслыханной дерзости.

Общественность Индии высоко оценила отважный поступок поэта, но официальные британские круги, так же как и широкая публика в Великобритании, негодовали на "дерзость" британского подданного, отказывающегося от милости, снизошедшей на него по указу "Его величества короля-императора". Такого еще не бывало. В секретном донесении министерства внутренних дел говорилось: "Налицо оскорбительное высокомерие, выразившееся в отказе от почестей, предоставленных по велению Короля за литературные заслуги, на почве несогласия с политикой правительства". Вице-король счел невозможным для себя освободить Тагора от титула, который его предшественник пожаловал ему от лица короля-императора. Таким образом, баронетство Тагора осталось за ним. Он больше никогда не воспользовался этим титулом, но в официальных бумагах, а также в английской и американской прессе он продолжал оставаться сэром Рабиндранатом Тагором.

Сладостный певец, свершавший одинокое паломничество между гнездом и небесами, оказался теперь пойманным в силки мирских забот. Вестник свободы отныне лишился свободы. Быть добрым уже недостаточно: он должен творить добро. Он победил мир, и мир, в свою очередь, победил его. Теперь ему предстояло искать свой дом по всему миру и приводить весь мир в свой дом.

И вот маленькая школа для маленьких детей в Шантиникетоне становится всемирным университетом, Вишвабхарати,[86] средоточием индийской культуры, центром ориентальных исследований, местом встречи Востока и Запада.

Для девиза нового университета поэт выбрал древний санскритский стих, означающий "Где весь мир соединяется в одном гнезде". "Вишвабхарати, — заявил он, — представляет Индию, обладающую богатством разума, которое должно стать всеобщим достоянием. Вишвабхарати знаменует обязанность Индии гостеприимно предлагать другим свои высшие культурные достижения и право Индии принимать от других все самое лучшее".

Идея университета созревала в его мозгу со времени последней поездки в Японию и Соединенные Штаты. Тагор впервые объявил о ней и подробно рассказал о своих планах на специальном собрании в Шантиникетоне 22 декабря 1918 года. Почти день в день через три года состоялось официальное открытие университета. В этот же период заложено ядро первых факультетов наук и искусств. Со временем они выросли, открылись и несколько других. Без сомнения, этот университет, как и школа, предшественница его, создание мечты поэта. Но многие мечты, когда они воплощаются в жизнь, указывают путь реальности. Тагор всегда верил, что "яа каждой нации лежит долг хранить огонь своего светильника, одного из многих, освещающих этот мир. Разбить светильник всякого народа — значит лишить его законного места на всемирном празднике". Когда-то светильник разума Индии пылал своим собственным огнем, но сегодня выпускники университетов стали немногим лучше, чем "вечные собиратели лохмотьев из чужих мусорных корзин".

Тагор не верил, что у разных народов существуют разные истины. Он верил, что знание едино и всеобще, но все народы должны получать его и осваивать своим собственным путем. "Беда в том, — писал он, — что как только нам на ум приходит мысль об университете, мы вспоминаем о Кембридже, Оксфорде и многих других европейских университетах. Мысль эта заполняет все наше сознание. Мы воображаем, что наше спасение — в подборе лучших черт каждого, чтобы потом составить их в эклектическое целое. Мы забываем, что европейские университеты — это живые, органические части европейской жизни".

Основав университет Вишвабхарати, поэт обрел новый предлог для дальних странствий. Нужда в деньгах для школы толкнула его в лекционное турне по Америке в 1916 году, однако потребности международного культурного центра, где "весь мир встречается в одном гнезде", оказались гораздо большими. Следовало придать проекту широкую огласку, а также собрать немалые суммы пожертвований.

Тагор готов к путешествию. Мировое признание, как опьянение, притягивает. В письме 15 апреля 1918 года, адресованном одной маленькой девочке, в которой он обрел подружку по духу, он честно в этом признается. "Ты читала в книжках, что некоторые птицы в определенное время оставляют свое гнездо и улетают за океан. Вот и я такая птица. Время от времени что-то зовет меня из заморских краев, и крылья мои трепещут. Итак, я собрался в начале мая сесть на корабль и поплыть через Тихий океан".

Поначалу он планировал снова отправиться по Японии и Соединенным Штатам с нищенской сумою просителя и уже начал оформлять документы. Но поступили известия, что английская разведка собирает досье на Тагора, пытаясь привлечь его к суду по делу о так называемом индийско-немецком заговоре. Поэт тут же послал телеграмму президенту Вильсону: "Газеты сообщают, что на суде в Сан-Франциско прокурор упомянул мое имя. Я требую от Вас и Вашей страны защиты от подобной злостной клеветы". Он также послал президенту письмо протеста.

Трудно сказать, почему Белый дом даже не подтвердил получение письма и телеграммы. Можно лишь догадываться, не замешана ли здесь длинная рука английской секретной службы. Во всяком случае, поэт был оскорблен до глубины души. Крылья трепетали, но птица взлететь не могла.

Ему пришлось удовлетвориться путешествием по своей стране. Рабиндранат совершил длительную поездку по южной Индии, посетив несколько городов, где читал лекции о своих образовательных программах. Затем он отправился в западную Индию, председательствовал на литературном съезде писателей Гуджарата в Ахмадабаде и провел некоторое время с Махатмой Ганди в его недавно основанном ашраме на берегу реки Сабармати.