– Привет, Саймон. – Сказал доктор.

– Здравствуй, Габриэль. – Ответил барон, не поворачивая головы. – Спасибо, что пришел.

– У меня мало времени, Саймон. Столько раненых…

– Собираешься оперировать одной рукой?

– Вести операции я еще могу, не сомневайся.

– Я никогда в тебе не сомневался.

– Зачем ты позвал меня сюда? – Доктор оглянулся и неловко присел на излом стены, в паре шагов за спиной барона.

– Я прилетел час назад. Поговорил с Мигелем, выслушал своих информаторов, и решил сам посмотреть… на это.

– Тридцать человек убитых, раненых вдвое больше… на что тут смотреть? Если бы не прайм, они бы разнесли все здание. Мы не готовы к такому, Саймон, это… настоящая война. А у нас всего лишь горстка полицейских, едва умеющих стрелять, десяток пушек и твой джет.

– А разве когда-то было иначе? – Барон повернул голову, и тень от остатков крыши упала на его профиль, темный отпечаток на полуденном теле города, достойный древних монет. – Вспомни, Габриэль, когда ты согласился остаться… чем были мы? Беглый прайм на украденной машине и мертвый полковник, потерявший всех своих людей. Мы вырвали этот город у пустыни и рейдеров, не отдали его торговцам, пришедшим следом, а теперь… Что изменилось, Габриэль?

– Я. – Коротко ответил доктор. – Наверное, просто привык к миру… Я не хочу больше стреляных и колотых ран, не хочу видеть, как одни люди убивают других.

– Думаешь, твое желание что-то изменит?

– Ты видел девушку, которая сопровождает прайма? Она же просто ребенок, одногодок моей дочери, наверное. На моих глазах она убила двоих, чтобы спасти меня и Мигеля, а потом еще одного – уж не знаю, почему. Не хочу, чтобы моя дочь росла такой же…

– Но она вырастет такой, Габриэль, если мы не сделаем что-нибудь с этим местом… С этим чертовым миром. Поэтому я и пришел сюда.

– Поэтому?

– Мне нужен твой совет. Ты всегда был… совестью этого города, что ли. Помнил, что хорошо, а что плохо, даже когда я забывал… И никогда не боялся сказать мне об этом. Мне нужен твой совет, как друга.

– Хорошо, что не как доктора – ты еще не настолько стар…

Барон неопределенно повел плечами, и жгуты экзоскелета задвигались, подстраиваясь – тонкие черные змеи, обвивающие гибкий металлический каркас позвоночника.

– Представь, что у тебя есть выбор… трудный. Представь, что ты мог бы спасти этот госпиталь сегодня, если бы позволил убить свою дочь. Тридцать человек, ты сказал? И еще больше раненых? Если бы этого можно было избежать, отдав всего одну жизнь, как бы ты поступил?

– Мою дочь?

– Да.

– Я не знаю, Саймон.

– Это не ответ. Подумай, тридцать жизней против одной.

– Нет, Саймон, этот выбор невозможно совершить, просто взвесив их количество…

– Но если другого нет? Твоя Миа или те, кто умер сегодня там, внизу?

– Я… отказываюсь выбирать, Саймон. Я не могу.

– Потому что она твоя дочь? Упростим выбор – пусть умрет другая… ну хотя бы эта девочка, что была с праймом. Пусть умрет она – ты же ее совсем не знаешь.

– Ты не понял, Саймон. Я… не могу дать тебе этот совет, и совсем не важно, кто эта девочка. Я просто не могу позволить ей умереть.

– И тридцать жизней на твоей совести…

– Нет, Саймон, эта сделка… она не для меня. Это и есть мой ответ.

– И ты откажешься принимать решение?

– Да, Саймон. – Доктор провел рукой по лбу, вытирая пот. – И я бы не хотел, чтобы ты принимал его.

– Вот как? А если их гораздо больше тридцати? Если среди них женщины, дети, старики… мне отказаться? Как я после этого смогу смотреть… да хоть бы и тебе в глаза, Габриэль? Как?!

Барон вскочил, оттолкнувшись руками от края разлома, одним быстрым и плавным движением.

– Ты хотел услышать голос совести. – Сказал доктор, глядя ему в спину. – Ты услышал. Прости, но если я сейчас не пойду вниз, там точно кто-то умрет…

– Я… понимаю. Ты… это ты, док Габриэль. Ты спасаешь людей, а я… Я прайм.

Доктор встал, неловко покачнувшись, взмахнув здоровой рукой, и пошел к лестнице. На половине пути он обернулся. Барон стоял там же, на краю, глядя на город – черная фигура, лишенная кожи, с бесстыдно выставленными на показ переплетениями нечеловеческих мышц.

– Саймон. – Сказал доктор.

– Да?

– Ты – мой друг, и ты всегда сможешь смотреть мне в глаза, что бы ты не решил.

– Спасибо, док.

– Но, взглянув в зеркало, Саймон… подумай, сможешь ли ты взглянуть в глаза самому себе?

I.

За столом установилась тишина.

– Демона песков мне в хребет! – Удивленно прогудел Арго. Незнакомая Би покосилась на него и поставила стакан на стол.

– Боец, опытный, много имплантов. – Сказала она. – Друг?

– Да. – Ответила Мириам. – А где Ребекка?

– Спит. Она устала, и ей больно, поэтому она заснула. А кто ты?

– Я Мириам.

– Так тебя зовут, но кто ты такая? – Вероника щелкнула по стоящему перед ней стакану. – Как вы пьете эту гадость?

– Я… человек.

– И я, наверное.

– Женщина…

– И я тоже.

– Мне шестнадцать лет.

– Я… – Вероника выглядела озадаченной. – Не знаю, сколько мне может быть…

– Как это?

– Я помню многие вещи, которые принадлежат Ребекке, ее чувства, слова – но это все не мое. Мне не двадцать пять, как ей, это не мои годы.

– Но как такое может быть?

– Не знаю. Ее воспоминания во мне – как чужая история, рассказанная кем-то… имена, картинки, даты. Я умею драться, как она, наверное даже лучше – но не всегда понимаю, зачем это делаю. У меня своя память.

– О чем?

– Я помню огонь… дома, большие, рушащиеся вокруг, и бегущих людей. А потом я иду по одному из них, разыскиваю кого-то, и понимаю, что опоздала. Наверное, это первое, что я помню. Кажется, она хотела, чтобы кто-то защитил ее, боялась оставаться одна. И позвала меня…

Вероника улыбнулась, грустно, став при этом очень похожа на Ребекку с рисунка Мириам.

– Я поняла… я защищаю ее, когда ей очень плохо, она теряет силы, или засыпает, как сейчас. Я знаю не обо всем, что с нами происходит… и поэтому я сильнее, чем она.

– А что с ней случилось?

– Ей больно об этом вспоминать, но я знаю. Это словно история, рассказанная мне кем-то далеким, не ей. Хочешь услышать эту… сказку?

– Да.

– Жила на свете девушка. Не знаю, какой она была – наверняка умной, и очень упрямой. И еще я не знаю, почему она решила стать воином – наверное потому, что не хотела всю жизнь провести под защитой стен, зная, что мир снаружи полон врагов. Она не хотела бояться, и когда ее вызвали – она согласилась не раздумывая. Никто не знал, как становятся праймом – но она была упряма, училась лучше всех, и у нее все получалось. Потом ей разрезали голову, и переделали, сделав еще лучше – быстрее, сильнее. Она стала мечом Короля-Лиса, самого хитрого короля по ту сторону Эрга. А меч не рассуждает, он просто делает то, что умеет – рубит и колет. Она водила боевые машины, убивала врагов короля, сопровождала караваны и говорила с купцами – и это было то, ради чего она жила. А потом все изменилось.

Он был купцом. Не просто молодым человеком, из тех, что ведут караваны из Чикаго в Детройт, надеясь разбогатеть – нет, он был сыном самого богатого человека Чикаго, Ди Андерсона, хозяина земель и машин. Они встретились в бою – король послал ее защитить рудный поселок, и заодно привести назад сына своего лучшего друга. Он не знал, что отдавая этот приказ, лишает себя одного из верных мечей.

Они провели вместе не больше недели. Я не знаю, о чем они могли говорить – девушка-воин, и юноша-купец. Но прибыв в Чикаго, он пошел к отцу, а Ребекку Ли в тот же день вызвали во дворец Андерсонов.

Спустя две недели они поженились.

Такое случается только в сказках – никогда раньше король не позволял прайму уйти на покой, и никогда раньше невесте не дарили на свадьбу боевой кар. Наверное, они были счастливы – даже зная, что ей отпущено не так уж и много времени. Но ведь никто не знает даты своей смерти наверняка. Она оказалась отличной помощницей в его делах – ее слушались цифры, и слухи о прайме в семье Андерсонов только укрепили их положение. У них родился сын, Тим, названный в честь ее отца – сейчас ему было бы полтора года.