Интермедия III.

Кейн разложил винтовочные картриджи на доске, уложенной на плоский камень башенного зубца. Еще совсем недавно доска была частью стола – ее поверхность сохранила царапины от ножей, круглые следы от тарелок и кружек, и жирные пятна супа, некоторые совсем свежие. Картриджи, разобранная винтовка, дубинка, нож и пара патронташей выглядели на ней чужеродно. Но эта картина несла в себе какой-то символ, сообщение – оружие, занявшее место пищи. Фонарик с узким лучом, лежащий на краю доски, заставлял предметы отбрасывать длинные, непроницаемые тени, режущие столешницу на полосы.

Кейн не помнил, сколько он так сидит, глядя на свое оружие, и на город перед ним. Смутные очертания баррикад извивались внизу, в мерцании костров, изломанные человеческие тени бежали по брусчатке между ними. Переговорник тревожно шептал десятками голосов. Громада северного холма, увенчанного светящимся кубом магистрата, нависала над долиной – по которой, почти невидимые в сером сиянии подкрадывающегося рассвета, двигались, растекаясь по склонам, призрачные огни.

Заглушенные фары боевых машин.

Раскаты смеха, прозвучавшие внизу, на площади, пробились через крики гвардейцев, собиравших горожан в воротах – Арго рассказывал Молотам что-то забавное, и эхо его голоса гуляло по всей площади. За баррикадами оно не заглохло, а стало громче – горожане, бегущие из своих домов под покровом ночи, приветствовали барона, идущего им навстречу, по улице, ведущей к западным воротам. Где-то там прайм рассчитывала свернуть, и пройти по дуге через весь холм. Чтобы перед боем ее увидели как можно больше людей, и слухи о смерти Ястреба не смогли распространиться.

Мириам, которую она оставила на площадке, вместе с гвардейцами, сидела на стене, в пяти зубцах к востоку, свесив ноги, и тоже рассматривала долину. Ее волосы, завязанные высоко, почти на макушке, торчали вверх, немного удлиняя голову. Шлем болтался на левой руке, а пальцы правой поглаживали рукоять игольника с длинным магазином – видимо, непроизвольно. Почувствовав взгляд Кейна, она посмотрела в его сторону – всевидящим, лишенным возраста взглядом. Потом улыбнулась, и помахала рукой, совершенно по-детски.

Кейн улыбнулся в ответ. Мириам тоже была символом. Частью красоты, которая его окружала, мазком в картине, которая складывалась вокруг.

– Презираешь меня, да?

Лицо Аниты в свете фонарика казалось высеченным из камня – бледная мраморная кожа, рот и глаза, небрежно нарисованные охрой и углем.

– Могла бы додуматься. – Продолжила она, не дожидаясь ответа. – Слишком все складно получалось, прямо как в сказке, что в клетках для рабов на ночь рассказывают. Вспомнил, пришел, помог. Ни молвы не побоялся, ни бандитов. Даже не пьет. мМчта, да и только.

Она рассмеялась, коротко и резко.

– Только вот я не из сказки. Не припомню, чтобы сказки про шлюх были, а если и так – ведь он за девочкой пришел, которую помнит… Не за шлюхой. Хоть он и упрямый как черт, и не хочет в этом признаться.

– Видишь те огни? – Прервал ее Кейн. – Вон те, за городом, и столбы света, за ними?

Анита, до этого сидевшая на мешке с песком, приваленном к зубцу, встала, глядя в темноту.

– Вижу. – Сказала она. – И что?

– Это смерть. – Ответил Кейн. – Твоя, моя, их всех.

– Думаешь, мы все сдохнем?

– Конечно. Только не знаю, когда.

Она снова рассмеялась.

– Так никто не знает.

– Я хотел найти тебя до того, как это случится.

– Ну и нашел. А что дальше, ты подумал?

– Нет.

– Дурак!

– Но я же здесь, сейчас, с тобой?

– Ой ли? – Она скрипнула зубами. – Нет, ты не со мной. Ты там, в этих огнях, весь в этой войне. Помнишь, ты сказал про наши четырнадцать лет? Так вот, они прошли! И вместо того Кейна, которого я помню, его обещание выполнило какое-то бритое чучело. Улыбчивый убийца из Эрга. Только чего ради? Зачем я тебе теперь?!

Последние слова она почти выкрикнула. Несколько гвардейцев, возившихся с минометом неподалеку, обернулись. От девушек, собравшихся вокруг костра в двадцати шагах, раздался встревоженный шепот. Мириам, сидящая на стене, посмотрела в их сторону.

– Вот и они. – Продолжила Анита уже тише, кивнув в ее сторону. – Те, что с тобой пришли, такие же. Вроде снаружи люди, простые да понятные – а ведь не знаешь, чего от них ждать, на что способны.

– Зато они на нашей стороне. – Ответил Кейн.

– А я их все равно боюсь. – Ответила Анита. – И тебя… боюсь. Ты же как с ребенком со мной говоришь, улыбаешься все время – а мне страшно. Вот закончится сегодня все – отвалят рейдеры, и город уцелеет, и мы… А ты придешь, и скажешь: «Прощай, Анита, пойду я обратно в пустыню, ворон стрелять…».

– Не скажу.

– Не верю. И не надо мне про смерть – есть вещи пострашнее. Страшно одной умереть, забытой всеми, в песке, от звериных зубов, или под колесами. А не так, как нам сегодня светит, с друзьями рядом, от пули, или от ножа. Страшно… от тебя правду услышать. Только не надо мне снова про обещание – нет больше того Кейна, или Аниты, что обещали. А есть монах-бродяга и шлюха, с борделем в придачу. Вот и скажи мне, здесь и сейчас – останешься со мной, если живы будем, или постыдишься?

– Разве я уже не с тобой? – Кейн подвинул к себе патронташ, и принялся распределять картриджи по кармашкам.

– Надолго ли?

– Сейчас, Анита, в этот самый момент.

Мягко щелкнул ствол, присоединяемый к винтовке. Анита страдальчески наморщила лоб.

– Сейчас?

– Мы уже десять минут обсуждаем твои сомнения. Но к чему они, если здесь и сейчас – мы рядом? Не после боя, который мы можем не пережить. И не двенадцать лет назад – сейчас.

– Ты это к тому, что если через час мы все тут сдохнем… – Она оглядела площадку, гвардейцев, своих девушек, греющихся у огня. – То получится, что сейчас мы просто зря время теряем… на разговоры? Вместо того, чтобы…

– В целом верный вывод. – Прицел с тихим гудением сложился, и Кейн забросил винтовку за спину. – Неожиданный, но по сути…

– Ты кретин! – Крик Аниты заставил обернуться даже ополченцев, перетаскивающих мешки с песком на другом конце площадки.

– Ты дурак. – Добавила она тоном ниже, кладя обе ладони Кейну на грудь. – Чучело разрисованное. Ну вот почему ты мне этого раньше не сказал? Ну хотя бы час назад, а? А то все созерцание-любование… Сам посмотри вокруг – там хотя бы кровати были…

Глава III.

Интермедия IV.

Бусы брызнули в стороны, отражая пожар в полированных стеклянных гранях – маленький оранжевый фейерверк, окрашенный каплями крови. Огоньки рассыпались по желтой траве, и погасли, отмечая места падения отсеченных пальцев – одного, второго, третьего.

Старший Тигр упал на колено, прижимая к груди покалеченную руку. Ихан наклонился к нему. Его ладони были пусты, лезвие исчезло так же неожиданно, как и появилось.

– Я приказывал стрелять? – Спросил он тихо. Восьмерка Тигров, стоявших перед ним, начала медленно опускаться на колени.

– Я сказал потрошить овец? – Ихан кивнул в сторону горящей фермы, и трупов во дворе.

За его спиной в предрассветном сумраке двигались тени броневиков, следующих разбросанным Пауками вехам. "Ривер" Ихана, ничем не отличающийся от других машин, стоял рядом, вместе с машинами сопровождения, и каром провинившейся восьмерки.

– Повтори мой приказ.

– Проложить дорогу, как можно быстрее обойти долину, занять все посты, и сигналить грузовикам.

– А ты что делал?

– Так они стреляли…

– Овцы? – Ихан оглядел восьмерку. – Не вижу раненых…

Что-то сбилось в мерном урчании моторов на дороге. Небольшой кар вылетел на обочину, и резко затормозил рядом с Иханом, чуть не задев его. В свете пожара заблестели полированные трубки открытой кабины, и яркие, розовые и зеленые пластины брони над мотором.