К а р а к а ш. «На следующую-то встречу я обязательно выберусь…»
В а с ю к о в. «Адресат выбыл».
К а р а к а ш. Все?
В а с ю к о в. Все.
К а р а к а ш. А от Мухи Кузнецовой нет письма?
В а с ю к о в. Нет ни от какой мухи.
К а р а к а ш. Еще приедет кто-нибудь.
Л и д и я В а с и л ь е в н а. Как же так, Сева? Ведь ты же со всеми списался, так израсходовался сегодня. Лучше бы ты в Гагры поехал.
К а р а к а ш. Заняты люди. Как ты не понимаешь! Васюков здесь, ты, я, сейчас еще один небольшой парнишка придет — вот вчетвером и отпразднуем встречу друзей. Шампанское! Бокалы!
В а с ю к о в. Только я должен на дежурство идти в девять часов.
К а р а к а ш. А когда освобождаешься?
В а с ю к о в. Завтра…
К а р а к а ш. Ну, тогда без тебя.
В а с ю к о в. Но завтра я обязательно приду. Или позвоню. Или еще лучше — ты ко мне позвони.
К а р а к а ш. Ладно.
В а с ю к о в. До свиданья, Лидия Васильевна. Пока, Севка. (Уходит.)
Л и д и я В а с и л ь е в н а. А какого ты парнишку пригласил?
К а р а к а ш. Из вашей школы. Ганька Семушкин. Шестиклассник. Знаешь?
Л и д и я В а с и л ь е в н а. Очень хорошо знаю. Он чуть не довел меня сегодня до сердечного припадка.
К а р а к а ш. Как? И ты молчала?! Сейчас… (Бежит к двери.)
Л и д и я В а с и л ь е в н а. Куда ты?
К а р а к а ш. Я найду этого шалопая, я его заставлю понять, что он шалопай!
Л и д и я В а с и л ь е в н а. Я пойду с тобой. Мне нужно поговорить с его родными.
К а р а к а ш. Ты никого не застанешь. Он сказал, что отец в командировке, а мать где-то на Севере… Я его приведу сюда. Он, по-моему, очень интересный парнишка… И глаза у него такие знакомые… Он сегодня именинник. Сейчас приведу. (Выбегает из комнаты.)
Лидия Васильевна одна у стола, заставленного угощениями.
Л и д и я В а с и л ь е в н а. Вот тебе, Севочка, и встреча друзей детства! (Гасит свет.)
На черном дворе, на дровах, недалеко от мусорных ящиков сидят Г а н я С е м у ш к и н и Я с и к. Начинает темнеть. Через арку виден парадный двор; возвращаются с работы ж и л ь ц ы, зажигается в окнах электричество.
Я с и к. Прибежал весь в волосах, злой… Прямо к Филину. «Где, говорит, Ганька Семушкин?» — «А я почем знаю». — «Где его квартира?» — «Квартира-то его вот, да в квартире-то его нет». — «Ну, я, говорит, найду, я, говорит, ему все зубы выколочу». Тебе все зубы выколотит.
Г а н я. Руки обломает. Думает, он прокурор, так ему детей драть можно. За это сам под суд пойдет. И в газете пропишут. Это ему не Николай Второй.
Я с и к. «Он, говорит, мою мать до сердечного припадка довел! Они смерти старого человека хотят. Я, говорит, за маму никого не пощажу».
Г а н я. Ну и пусть проваливает со своей мамой. Пусть только тронет.
Я с и к. А еще приходили во двор директор и Яшка Полтавский. Нашли в снеготаялке обгоревший журнал вашего класса.
Г а н я. Нашли?!
Я с и к. Директор сказал Яшке выяснить, кто его сжег.
Г а н я. Ну?
Я с и к. А Яшка ходил-ходил, шпионичал-шпионичал, всех допрашивал, у Филина выпытывал, у Зойки выпытывал… Ну, и узнал.
Г а н я. Кто же это?
Я с и к. Ты.
Г а н я. Ха!
Я с и к. Все на тебя показали. Я слышал, как Яшка Басилову сказал. Они вдвоем к директору пошли.
Г а н я. На меня говорить?
Я с и к. А зачем ты его в снеготаялку бросил?
Г а н я. Затем, что там одни двойки мне стоят. Отца вызывают, на второй год сговариваются меня оставить.
Я с и к. Теперь тебя совсем выгонят. Яшка Басилову сказал.
Г а н я. Факт, выгонят.
Я с и к. А Каракаш все зубы вышибет. А Новоселов не велит Вальке с тобой водиться. И никому ребятам с тобой водиться нельзя будет. Мне вон мать и так уже надоела. Чуть я что не так сделаю, она кричит: «У Ганьки набрался, у хулигана! Его в колонию надо отправить, чтоб других не отравлял!» Тебя в колонию надо отправить…
Г а н я. Мой отец возьмет свои боевые подарки и пойдет к Ворошилову. «Погляди, маршал, что с моим делают». Он их всех намахает… Или я сам как возьмусь! Все восемь томов истории девятнадцатого века прочту. Твой Басилов сразу затрещит.
Я с и к. Не успеешь. Тебя выгонят.
Г а н я. Ну и что? А я поезд от крушения остановлю — кто мне тогда что сделает? Или диверсантов поймаю.
Я с и к. Это на границу надо ехать.
Г а н я. И поеду. На Алдан поеду золото рыть. Привезу самородок в шесть кило, нате вот… жертвую на танк. Только меня к себе возьмите связистом. Думаешь, не возьмут? Я навру, скажу, что мне шестнадцать лет, скоро семнадцать будет, добровольцем иду. Брата моего убили, так я вот иду.
Я с и к. У тебя же нет братьев.
Г а н я. Это не важно. Я побратаюсь с командиром, а его убьют.
Я с и к. А вдруг не убьют?
Г а н я. Дурак! Ты думаешь, я тебе Зойка! Или Басилов? Или Яшка-доносчик? Мне ваша школа как собаке зубной порошок нужна. Я и так все знаю. ГТО первой ступени сдал? Сдал. С парашютом прыгал? Прыгал.
Я с и к. А где твой значок?
Г а н я. Еще не выдали, не было у них. Завтра зайду получу. А то еще шел я как-то по Жуковской улице, вижу — дым, пожар. Маленький деревянный домик так и пылает. А со всех сторон к нему мчатся пожарные части: Загородная, Железнодорожная, Кривоколенная… В окне четвертого этажа вся в пламени женщина…
Я с и к. Ты же говорил, что домик маленький, деревянный…
Г а н я. А четыре этажа — это что, большой, по-твоему? Теперь по шестнадцать этажей строят. Она зовет на помощь. Пожарники лестницы устанавливают. А она хочет прыгать вниз. «Разобьешься!» — ей кричат. Тут я хватаюсь за водосточную трубу, спасаю женщину, имени своего не говорю и скрываюсь в толпе. Меня ищут, а меня нет.
Я с и к. Ну, и…
Г а н я. Так и не нашли.
Я с и к. Почему же ты не заявился?
Г а н я. Что я, трепач, чтоб в таком героизме сознаваться? Пусть ищут.
Я с и к. Я б сознался.
Г а н я. Ты еще маленький. А у меня и так две медали за спасение утопающих есть. Я их не ношу.
Я с и к. А ты… не врешь, Ганька?
Г а н я. Не ношу я эти медали!
Я с и к. Нет, про все. Про женщину, про утопающих.
Г а н я. Ну да, только у меня и дел сидеть тут с тобой и врать! Это они в школе думают — раз уроков не сделал, ты и не человек. Уроки! Если б они знали, какие я ежедневно героизмы совершаю! Кто? Ганька! Рыжий такой? Не рыжий, а русый.
Я с и к. А сегодня ты какой героизм совершил?
Г а н я. Сегодня еще не успел. Думаешь, это так легко. Ребенок! Ходил по улицам, смотрел. Хотел старуху через площадь перевести — нет старухи, кошелек ходил искал, чтоб отдать владельцу, — никто не теряет. В трамвай сел, сейчас, думаю, карманника поймаю, в милицию поведу, — нету карманников. Ничего подходящего лету, проявить себя невозможно. А мне надо, Ясик, ой как надо проявить себя! Был бы сейчас перелет через полюс — в крыло бы спрятался, зайцем бы пролетел. Меня исключают, педагогический совет, а меня нет. «Кто за то, чтоб исключить Семушкина? Поднимите… что? Руки!» Вдруг врывается Коля — комсорг. Красный весь. «Стойте!» — кричит. «Не голосуйте! — кричит. — Он герой! Он сейчас уже над проливом Лаперуза пролетает!» Тут весь педагогический совет краснеет, директор бледный, у всех руки опускаются.
Я с и к. А ты им радиограмму давай!
Г а н я. Да! Прощаю вас, жалкие люди…
Я с и к. Хорошо бы тебе полететь!
Г а н я. Самое время.
Я с и к. А если тебе вдруг открыться, что ты женщину из пожара спас?
Г а н я. Не поверят.
Я с и к. Она тебя узнает.
Г а н я. Темно было.
Я с и к. Сейчас на реке ледоход пошел. Может, ты бы там кого-нибудь спас?
Г а н я. Был я там, никто не тонет. Милиционер стоит.
Я с и к. А если бы ты спас кошку или ребенка, это ведь такой же почет, как и на самолете?
Г а н я. Даже еще больше. (Смотрит на Ясика.) А ты на Москве-реке был?
Я с и к (не понимает, почему Ганя на него так пронзительно смотрит). Бы-ыл…
Г а н я (смотря Ясику прямо в глаза). Ты про Папанина знаешь?
Я с и к (отворачиваясь). Знаю.
Г а н я. Иди!
Я с и к. Куда?
Г а н я. Иди к Каменному мосту, там лестница прямо к реке спускается. Выбирай себе льдину побольше, садись на нее и поднимай флаг.
Я с и к. Какой флаг?..
Г а н я. Иди, я тебе говорю! А я у моста стоять буду, ты кричать начнешь, флагом махать, я в воду, и тебя со льдины сниму. Ты Папанин, я — Водопьянов. Оба герои.
Я с и к (тихо). Я боюсь.
Г а н я (зловеще). Боишься? А когда я гибну, ты не боишься? Когда меня топят со всех стопой — не боишься? Выручить товарища не хочешь? Прославиться боишься? Червяк!
Я с и к. Льдина перевернется. Ты не успеешь.
Г а н я. Слушай, Ясик, ты меня давно знаешь. Ты еще совсем дитя был, а я уже ходил в школу. Я тебя человеком сделал, во все наши игры принимал, когда тебя мальчишки из третьего дома излупили, я им войну объявил. Скоро мы совсем уже вырастем. Ты будешь в шестом классе, а я буду уже студент или летчик. Тогда я тебя над всей Москвой на самолете кружить буду. Я тебя в школе никому обидеть не дам. Да и не нужно. Разве тебя тронет кто, если завтра в «Правде» будет написано: «Происшествие. Школьник Евгений Семушкин спас во время ледохода героически забравшегося на льдину Ясика Цыпленкова». Ну, решай! Ну, скорей! Если делать — так сегодня, потому что завтра меня уже выгонят. Ну! От тебя зависит. Это же вопрос жизни и смерти школьника Евгения Семушкина.
Я с и к. Пойдем!
Уходят. С другого конца двора выбегает м а л е н ь к а я д е в о ч к а.
Д е в о ч к а. Ясик!
Зовет и сталкивается с входящими во двор соучениками Гани — Я ш е й П о л т а в с к и м и Б а с и л о в ы м.
Б а с и л о в. Твой Ясик с Ганькой куда-то побежал…
Д е в о ч к а. Я-си-ик!.. (Уходит.)
Я ш а. Значит, его нет дома?
Б а с и л о в. Отец дома.
Я ш а. Где он живет?
Б а с и л о в. Кажется, за аркой.
Я ш а. Живете в одном доме — и «кажется».
Б а с и л о в. Отвяжись! Не был я у него никогда. И никто из ребят не был. Не зовет. Что мы, силой к нему полезем?
Я ш а. Ну, сейчас мы этому отцу все выложим. Вот ты — он, а я — я. Постучались. «Войдите». Здрасьте. Вы отец Семушкина?
Б а с и л о в. Я.
Я ш а. Нет, вы ему не отец!
Б а с и л о в. Что такое?
Я ш а. Если вы отец, почему вы никогда у сына в школе не были? Почему не ответили ни на одно письмо директора? Почему даже по телефону не позвонили?
Б а с и л о в. Я… я… был занят. Мне не до вас.
Я ш а. А нам до вас. Из-за вашего сына весь класс штрафной ротой называют.
Б а с и л о в. Мне нет дела до вашего класса. Мой сын никогда себе этого не позволит. Он очень хороший мальчик. Это его школа развратила.