Я ш а. А вы знаете, что ваш сын сегодня бросил классный журнал в снеготаялку? Я об этом сегодня же расскажу директору.

Б а с и л о в. Не может быть!

Я ш а. Ага! Не может быть? А вы знаете, что его дневник полон подчисток, что он самый последний ученик, что из-за него сегодня Лидия Васильевна ушла в слезах из школы? Если вы ответственный работник, вы должны понимать, что иметь такого сына — это позор.

Б а с и л о в. Позор!

Я ш а. Если вы не примете мер, мы пойдем к вам на службу и расскажем там, какой вы отец!

Б а с и л о в. Расскажем!

Я ш а. Школа тут ни при чем! Вашего сына так избаловали дома, что никто в школе его не может остановить. Воображаю, что он вытворяет в своей квартире, ваш «хороший мальчик». Довольно!

Б а с и л о в. Довольно!

Я ш а. Что довольно?

Б а с и л о в. Довольно его терпеть!

Я ш а. Ты за отца говори.

Б а с и л о в. Не хочу. Пошли!

Я ш а. Пошли!

В маленькой, изолированной комнатке-квартире (раньше здесь, очевидно, было помещение для лифтера) на первом этаже, под лестницей, живут Семушкины. У окна спиной к зрителю высокое кресло.

В дверь стучат. Неизвестно откуда скрипучий голос отвечает: «Войдите!»

Я ш а  и  Б а с и л о в (входят, останавливаются у дверей). Здравствуйте!

Им никто не отвечает.

Б а с и л о в. Нет никого.

Я ш а. Кто же нам сказал «войдите»?

Б а с и л о в. Послышалось.

Тот же скрипучий голос говорит: «Здравствуйте, ребята!» Ребята оглядываются — никого. «Подойдите!» У окна, глубоко в кресле, невидимый вошедшим и зрителю, сидит  ч е л о в е к. Яша подходит к креслу. Басилов идет за ним.

Ч е л о в е к. Если хотите со мной говорить, поверните кресло. Оно легкое.

Яша и Басилов поворачивают кресло вместе с сидящим в нем человеком, старым, худым, в халате. Говорит он с трудом, двигает только левой рукой, левая часть лица неподвижна.

Я ш а. Мы товарищи… соученики Гани… А вы его бабушка?

С е м у ш к и н. Я его отец.

Я ш а  и  Б а с и л о в. Отец?

С е м у ш к и н. Садитесь. Вот на стул и на кровать.

Ребята усаживаются.

Простите, не могу вас ничем угостить — я почти не двигаюсь. То есть, нет, конечно, я двигаюсь, только очень медленно. Вот год назад я совсем не ходил. А теперь, например, я свободно могу дойти до двери и обратно. На это уходит не больше двадцати семи минут.

Я ш а. Мы ничего не хотим. Спасибо.

Б а с и л о в. Вы больны?

С е м у ш к и н. Глупейшая история. В семнадцатом году я возвращался с германского фронта на крыше поезда. Заснул, поезд остановился. Я упал вниз, сильно расшибся, потом выздоровел, работал… А вдруг три года назад заболел гриппом, и вот видите. Удар, паралич… Вы разве не знаете об этом? Ганя вам не рассказывал?

Б а с и л о в. Рассказывал, только не об этом. Как вы на транспорте работаете, всюду ездите…

Я ш а (незаметно для старика толкает Басилова в бок). Путаешь все. Это не Ганька, это другой рассказывал.

С е м у ш к и н. Конечно. Ганя этого не мог говорить. Я служил до болезни калькулятором…

Б а с и л о в. Это он не о вас…

С е м у ш к и н. Ведь вы товарищи Гани? Я так много знаю о всех вас. Вот вы, наверно, Яша Полтавский — председатель отряда?

Я ш а. Правильно.

С е м у ш к и н. Вы писали киносценарий. Ну как, готово уже?

Я ш а. Все времени нет.

С е м у ш к и н (Басилову). А вы, вы, наверное, Сережа Мулин?

Б а с и л о в. Нет, я Басилов.

С е м у ш к и н. А, Басилов! Это вы принесли в класс ежа? Попало вам?

Б а с и л о в. Нет, я его домой взял. Кормлю свежими мухами.

С е м у ш к и н. Ему еще молоко можно давать. (Оживился.) Как хорошо, ребята, что вы зашли. Ко мне уже давно никто не ходит. Все заняты.

Б а с и л о в. А где ваша жена?

Яша толкает его.

С е м у ш к и н. У меня нет жены.

Б а с и л о в. Ну, а родственники, знакомые?

С е м у ш к и н. Заходит иногда одна старушка да дворник Филин, а родственников у нас нет, мы ведь не местные. И Ганя очень занят. Вот и сейчас, он ведь до сих пор еще не возвращался.

Б а с и л о в. Уроки давно кончились.

С е м у ш к и н. Он, наверно, общественную работу ведет. Или гуляет. Нет, он не гуляет — знает ведь, что я еще не обедал. Скоро прибежит из школы, сготовит обед, посуду вымоет, за лекарством сбегает, постель постелет, уберет комнату… где ж тут гулять.

Я ш а. Он… вам обед готовит?

С е м у ш к и н. Да. И завтрак и ужин.

Б а с и л о в. Квартиру убирает? Посуду моет?

С е м у ш к и н. Да… приходится.

Я ш а. А это… обеды хорошие?

С е м у ш к и н. Ну, как мальчик, ребенок, может готовить? Я ему вслух рецепты из поваренной книги «Подарок молодым хозяйкам» читаю, а он готовит. Оладьи хорошо делает, яичницу, котлеты. А супы хуже.

Я ш а. Послушайте… А кто вам белье стирает, полы моет?

С е м у ш к и н. Ганя.

Б а с и л о в. А на рынок кто ходит?

С е м у ш к и н. Ганя. Он и за пенсией бегает и письма за меня пишет. Он даже… бреет меня ловко так… (Всхлипывает.) Не думал я, что у меня такой сын будет… Ведь это ангел, ангел-хранитель… (Слеза течет по его худой щеке.) Нет, не надо воды. Лучше капли, пять капель. Спасибо… Ведь ему только четырнадцать лет сегодня исполнилось. А он… Ведь он уже год в кино не был. Товарищи ему рассказывают, а он мне. Я говорю — иди сам посмотри, а он денег жалеет. А нас двое. Он ведет все хозяйство, и еще три рубля в месяц на газеты остается. Вот сегодня его день рождения, а мне ему даже нечего подарить. В старых вещах я нашел ножик — не помню, откуда он у меня. Интересный такой ножик — десять предметов: два ножа, ножницы, штопор… Вы откройте, откройте… Хочу ему подарить. Как вы думаете — ему понравится?

Б а с и л о в. Хороший ножик.

С е м у ш к и н. Ведь он до полночи не спит, обед на завтра сготовит, постирает, уберется — и за уроки. Пять минут посидит над учебником и над книгой засыпает. А завтра приходит из школы — «отлично»! По математике пять! По географии пять! По истории пять! За весь год только две четверки. А вы тоже так учитесь?

Б а с и л о в. Нет.

Я ш а. Мы хуже… немножко хуже.

С е м у ш к и н. Вот видите! А у вас ведь времени для уроков больше и условия другие. Ну, правда, у него способности невероятные.

Я ш а. Да… способности есть.

С е м у ш к и н. Есть, есть! А как к нему относятся товарищи, педагоги? Любят его?

Б а с и л о в. Вот…

Я ш а. Да!

С е м у ш к и н. А как же его не любить! Ведь он был раньше ужасный шалун. Живой такой, энергии целый вулкан. Но доктор сказал, что он не должен меня волновать, что при малейшем волнении я могу… Что?

Я ш а. Вы успокойтесь, вы такой бледный стали…

С е м у ш к и н. Ничего, ничего… Значит, он хороша ведет себя в школе?

Я ш а. Здорово! Здорово ведет себя!

С е м у ш к и н. Вот видите…

Б а с и л о в. Мы лучше уйдем.

С е м у ш к и н. Нет, подождите, он сейчас вернется… Дайте еще пять капель… Просто я не видел давно людей… А вы его друзья, вы его большие товарищи?

Б а с и л о в. Да, мы его большие товарищи.

Я ш а. Вам, наверно, обедать пора, а Гани еще нет. Давайте я вам подогрею.

С е м у ш к и н. Нет, я не хочу… Ничего… Вы посидите тут… а я немного вздремну… Вы почаще приходите… Я скоро…

Пауза. Перочинный ножик падает из рук старика. Яша и Басилов, не глядя друг на друга, на цыпочках идут к двери. Старик спит. Дверь тихонько закрывается.

З а н а в е с.