Рерих писал о нем: «В Кривичах Смоленских на великом пути в Греки этот родник. Там многое своеобычно. Дело широко открыто всему одаренному, всем хорошим поискам».

Имение Тенишевой — не просто дворянское гнездо. Здесь сочетается просвещение с просветительством, хозяйственная деятельность с деятельностью художественной. «Смоленское Абрамцево» — усадьба, холмистое приволье, писанье этюдов, вечерами — беседы в гостиной с хозяйкой, гостеприимной, энергичной, истинно понимающей искусство. Репин и Васнецов, Врубель и Нестеров, Стеллецкий и Грабарь, Елена Поленова и Якунчикова, архитекторы, археологи, историки — постоянные гости Талашкина. Николай Константинович Рерих — не просто посетитель, не гость, но работник, участник, создатель того «Талашкина», которое и для него и для самой Тенишевой становится как бы прообразом гармонично прекрасной будущей России. Тенишева обновляет не только свою усадьбу, но строит школу для крестьянских детей, художественно-ремесленные мастерские, где подростки столярничают, плотничают, а девочки ткут, вышивают, плетут кружева по старинным образцам и по образцам, созданным художниками. Врубель руководит любимым своим делом — производством керамики, майолики. Васнецов, Серов, Поленова, Малютин дают образцы орнаментов. И Рерих увлечен эскизами мебели для столярных мастерских: стол, покрытый шитой скатертью, массивный резной шкаф — поверху птицы летают, понизу рыбы плывут. Диван — на спинке изображены всадники на белых конях, ручки-подушки — как серые камни. Художники свободно, иногда капризно претворяют мотивы народного искусства, создают некий «неорусский стиль».

Изделия талашкинских мастерских пользуются большим спросом. Колдует в красильне старая мордовка, знающая рецепты красок, варенных из корней и трав. Прекрасны ручные кружева, женские платья из чистого льна, украшенные вышивкой, прекрасна деревянная резная колыбель с тяжелым серовато-голубым пологом. В таких нянюшки укачивали царских, боярских детей. Новая колыбель тоже предназначена для детей княжеских или купеческих — очень богатых, потому что дорога колыбель, как и вышивки, и льняные платья, и резные кресла, и скамеечки талашкинских мастерских. Сделанные по народным образцам, они рассчитаны на «элиту», московскую и петербургскую, на парижанок, на обитательниц Брюсселя, которым надоели брюссельские кружева. Крестьяне в магазине «Родник», где продаются талашкинские изделия, не бывают. Крестьяне покупают в лавочках линючий ситец, цинделевские дешевые платки и мечтают только о том, чтобы ситец был прочнее да сапоги добротнее.

Противоречие это было неизбежно и непреодолимо в России 900-х годов. Но противоречие это не ощущалось ни самой Тенишевой, ни ее многочисленными гостями-помощниками. О возрождении Гармонии и Красоты восторженно пишет Рерих.

Днем крестьяне работают в поле или в мастерских, дети учатся в школе, где постигают не только грамоту, но историю живописи, орнамента. Хозяйки — Мария Клавдиевна, Екатерина Константиновна — в заботах, в расчетах, в осуществлении новых идей. Увлечены трудом художники. Как строили город на картине Рериха, строят талашкинские мужики сруб под руководством художника Малютина: тешут, выкладывают бревна, и вырастает не изба — настоящий терем. Низ кирпичный, верх бревенчатый, островерхая крыша, обширное крыльцо. Всюду пестрые цветы, солнца, луны, сказочные звери выглядывают из укромных уголков, радуя и даже несколько пугая посетителей.

Увлечение театром также охватывает всех. Профессионалы-певцы и крестьяне разучивают оперу «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях». Композитор — Н. Фомин, художник — Д. Стеллецкий, автор либретто — Мария Клавдиевна. Опера исполняется в талашкинском деревянном театре с расписным занавесом, с фризом Рериха. В театре пахнет сухим деревом и парижскими духами. Крестьяне в прекрасных вышитых костюмах выходят на сцену. Принаряженные крестьяне смотрят спектакль. Идет прекрасная жизнь, в которой сливаются труд и искусство. Некое Телемское аббатство создано под Смоленском; словно в единой общине, живет княгиня Тенишева, которой молчаливый муж аккуратно переводит доходы, и нищие безземельные крестьяне Смоленщины. Словно незаметно сомкнулась пропасть, разъединявшая народ и интеллигенцию. «Смягчилась ступень низших и высших», — ликует Рерих. В «Талашкине» видится ему образец грядущего Возрождения и Обновления России. «Из древних чудесных камней сложим ступени грядущего», — четко пишет он на своей фотографии, подаренной Тенишевой. Фотография эта и посейчас висит в теремке, где пахнет смолой и сухим деревом.

Категории Красоты, Знания, Труда провозглашались в «Талашкине» постоянно и торжественно — категории вечные, обнимающие жизнь и как бы стоящие над нею, возвышающиеся над бытом, в то же время долженствующие его определять.

Для своих крестьян делалось многое — доходы с брянских заводов позволяли. А уж каким образом проникать Красоте в быт крестьянина, которому определена двухклассная школа и клочок подзолистой земли, в существование рабочего, живущего в казарме с семьей на одной кровати, занавеской (из фабричного ситца) отделенной от другой кровати, на которой тоже живет семья, как проникать Красоте к шахтеру, к грузчику, к обитателю любой поволжской, тамбовской, сибирской деревни — вот этого «талашкинцы» не знали. Им чужды ригористичность, суровая категоричность учения Толстого — раздай все бедным, живи с ними, разделяй их тяготы добывания хлеба насущного. Им чужды пути социального преобразования России. Они пишут картины, делают образцы орнаментов, разучивают оперу с крестьянами. Но приходит тысяча девятьсот пятый год и оказывается, что «Талашкино» — не идиллический остров, не осуществленная утопия, а одно из реальных сел, одна из помещичьих усадеб России.

В 1905 году в Петербурге издается сборник «Талашкино». Прекрасно иллюстрированный, он славит «дело княгини Тенишевой, крепкое в неожиданном единении земляного нутра и лучших слоев культуры». Так пишет Рерих.

А в «Талашкине» в это время мужики рубят лес, отказываются работать и грозят поджогами. Волнения не минуют ни смоленское имение «Талашкино», ни тульское имение «Ясная Поляна»: бунтующей России не нужны ни безжалостные помещики, ни добрые помещики. Огромный народ стремится не к абстрактной Красоте и Добру, но к реальной свободе, к реальной земле, к подлинно свободному труду. Стремится к истинным ступеням грядущего.