— Ну все… Хватит… Ты же сказал: «разок», а сам?

— До каких пор терпеть? — капризно спросил Фан-Орт.

Сейчас он был похож на избалованного ребенка, который не привык, чтобы ему отказывали.

Орена выскользнула из его рук, расправила смявшееся платье.

— Ты же помнишь… Пока нам нельзя… Ну, успокойся…

— Я тебя люблю, ты меня любишь, так в чем же дело?

— Сам знаешь, милый. Потерпи еще немного. Думаешь, я не хочу этого?

Фан-Орт лег навзничь в траву. Орена присела рядом.

Вечерело. В дымчато-голубом темнеющем небе висели перламут-ровые облака.

Яр скатывался за горизонт раскаленным чугунным шаром, а по обе его стороны расползалось малиновое марево.

— Хорошо-то как, — мечтательно сказала Орена. — Мы вместе, что тебе еще?

— Спрашиваешь, — проворчал Фан-Орт.

— Не хочется возвращаться, но надо. Нам пора.

— Уже? Вот так всегда. Одно лишь расстройство!

Синхронным движением оба провели рукой по лбу, будто стирая паутину. И враз исчезли деревья, мелькание бликов сменилось ровным рассеянным светом, пространство сузилось, замкнулось, шорох листвы сменился приглушенно-назойливым гудением серво-двигателей.

— Фу, устала, — гомолог Орена сняла с головы матрицу биото-ковых датчиков. — Даже вспотела немного. Не кажется ли тебе, милый, что мы начали злоупотреблять вылазками на природу?

— Вовсе нет, — возразил астронавигатор Фан-Орт. — Тем более, что это и не природа вовсе, а псевдоприрода!

— Какая разница!

— Я не могу забыть, что природное окружение, типичное для Гемы, предусмотрено программой психологической устойчивости. Для нас придумали мир иллюзий. Но не все по силам психологам! Можно, воздействуя на мозг, вызвать мираж, не отличимый от действительности, — воспроизвести зелень, запахи, шум ветра, дождь, раскаты грома. Можно, наконец, подделать восход

Яра. Но просторы планеты, беспредельность неба все равно не поддаются имитации. Нас поместили в роскошную позолоченную клетку. Мне в ней душно!

— Я бы не удивилась, если бы это сказал гемянин, — улыбну-лась

Орена. — Возможно, он испытал бы приступ ностальгии, попав в нашу

«клетку». Но мы же в ней родились. Псевдоприрода окру-жала нас с младенчества, настоящей природы мы не знаем.

— А если бы мы появились на свет не двадцать, а тридцать лет назад, ну как этот… задохлик?

— Ты имеешь в виду Эрро?

— А кого же еще? — пренебрежительно поморщась, произнес

Фан-Орт.

— Ты несправедлив к нему. Он хотя и старше, но мудрее любого из нас.

— Мудрее? — возмутился Фан-Орт. — Да вся его мудрость по-черпнута из книг! Старых, полуистлевших книг. И где он их только раскопал?

— Не будем спорить, — примирительно сказала Орена. — В од-ном с тобой согласна: Эрро в душе остается космополитянином. Вот кому псевдоприрода должна казаться чуждой! Возможно, нос-тальгию вызывают у него катакомбы старого

Космополиса…

Фан-Орт насмешливо фыркнул.

— Да этого «мудреца» туда насильно не загонишь! Целыми днями что-то строчит!

— А ты бывал в катакомбах?

— Мне там нечего делать. Космополис — прошлое, не заслужи-вающее того, чтобы о нем вспоминали. Впрочем, и настоящее не лучше — безымянный сфероид… Клетка, в которой мы оказались не по своей воле!

— Не будь таким пессимистом!

— Завидую тебе, Орена. Ты можешь приспособиться к любым условиям.

Я же на это органически не способен…

— А кто говорил: «У меня получается все»?

— Все, кроме нудного выжидания, бесцельного времяпровожде-ния!

— Сейчас ты сам себе поставил диагноз. Займись настоящим де-лом, и вылечишься.

— Настоящим делом… А где оно?! — едко проговорил Фан-Орт. — Я астронавигатор и, смею думать, хороший. Но курс про-кладывают интеллект-автоматы, а мне остается только наблюдать и соглашаться.

— Они делают что-то не так?

— На первый взгляд, к их действиям не придирешься. Но если вдуматься, то все у них до отвращения правильно.

— До отвращения… правильно? — с изумлением повторила

Орена. — Не понимаю тебя, Фан-Орт. Ты выражаешься слишком заумно.

— Как бы тебе объяснить… Интеллект-автоматы обладают ги-гантским потенциальным быстродействием. Однако они его не ис-пользуют. В решениях неоправданно медлительны и осторожны. Не признают даже малейшего риска.

— Ну и чудесно!

— Не вижу ничего чудесного. Разумный риск необходим в лю-бом деле!

— Утверждение по меньшей мере спорное. Но даже если ты и прав, то все равно ничего не изменить. От нас это не зависит.

— Вот-вот, — подхватил Фан-Орт. — Мы вроде пешек, тебя не возмущает такая несправедливость?

— Давай переменим тему, — уклонилась от ответа Орена. — Неужели ничего больше тебя не интересует? Есть же спорт, искус-ство, интеллектуальные игры…

— Пустая трата времени!

— Придумай еще что-нибудь. Эрро говорит: была бы голова, а проблема всегда отыщется!

— Нашла, кого слушать!

— Опять! — укоризненно произнесла Орена. — Нехорошо так предвзято относиться к товарищу! Знай же, что я полностью с ним согласна и, как видишь, не сижу без дела. Иначе с ума можно сойти! Кстати, спасибо, что напомнил. Навещу-ка свое хозяйст во…

— Чего ты так торопишься? — попытался удержать ее Фан-Орт.

— Я не надолго. Только взгляну и вернусь. Хочешь пойти со мной?

— Не стоит. Подожду тебя здесь.

Фан-Орт, насупившись, проводил Орену глазами, потом перенес взгляд на экран светозара. Перед ним на фоне черного бархатного неба холодно и отрешенно сияли звезды.

Дурное настроение часто посещало молодого астронавигатора. В такие часы он испытывал томление духа, неудовлетворенность бескрылым существованием. Эти чувства нестерпимо противоречили его вере в свое особое предназначение.

Увлекшись Ореной, Фан-Орт на некоторое время заново обрел полноту жизни. Обрадовался тому, что способен влюбиться и что нашлась девушка, достойная его любви.

Орена, казалось, ответила ему взаимностью. Но ее любовь более походила на дружбу, а способностью дружить он, будучи от природы индивидуалистом, не обладал даже в малой мере. И вскоре чувство недовольства бытием возникло вновь, став да же еще более острым…

Когда, чуть запыхавшись, Орена опустилась в креслице, Фан-Орт спросил со скрытой иронией:

— Надеюсь, с твоими подопечными эмбрионами все в порядке?

— Да.

— Какой же смысл было идти?

— Чтобы убедиться в этом.

— Не доверяешь интеллект-автоматам?

— Ну что ты, после твоих слов…

— Смеешься? Думаешь, я против них? Смотря в чем… Ухажи-вать за эмбрионами — здесь им нет равных. Нуль с девятью девят-ками после запятой, такова вероятность того, что интеллект-автомат не допустит ошибку. А твоя надежность максимум три де вятки!

— Свою надежность ты тоже определил? — обиженно поинтере-совалась Орена.

— Конечно. Семь девяток, — с гордостью сказал Фан-Орт.

— Всего-навсего?

— По-твоему мало? Знаешь, чего это стоило? «Я сделаю из него сверхчеловека любой ценой!» — кричал отец, когда мама за меня заступалась. Мне вводили синтогормоны, облучали сигмаквантами.

— Но сверхстимуляторы смертельно опасны! — ужаснулась Орена.

— То же самое говорила мама. Но отец ее не слушал.

— Они… любили друг друга?

— Любили? Профессор Орт не был способен на это чувство.

«Наш брак — чисто деловое предприятие!» — подчеркивал он. А мама…

В ее жизни была какая-то трагедия… Отца она с трудом выносила, это уж точно.

— А тебя… любила?

— Мне кажется, да. До сих пор помню, как прижимала меня к себе и шептала:

«Бедный мой Фан… Что он с тобой делает! Какую ошибку я со-вершила…

Прости меня, Фан, родной мой…»

— Так ты Фан или Фан-Орт?

— Мое имя — результат неладов между мамой и отцом. Мама хотела назвать меня Фаном, а отец пожелал дать мне свое имя.

Вот в конце концов и получилось: «Фан-Орт».

— Я слушала лекции твоего отца, — задумчиво сказала Орена.

— По анатомии генов? Это его конек!