Но эти белые полоски на платьях, привезенные на пуэнт, кричат о чьей-то смерти... Хотя в то время тяжелая рука Наполеона успела рассеять этих белых полосок по лицу всей Европы тысячи и десятки тысяч, хотя та же рука начала обшивать тысячами полосок и русские платья, и обшивает их вот уже несколько лет, так что белые полоски начинают уже рябить в глазах по всей России, однако зачем им появляться в местах общественных гуляний? Их место по церквам да по кладбищам, а не на аристократическом пуэнте...

Оттого все глаза отдыхающего и гуляющего пуэнта и обращены на вышедших из коляски дам с белыми полосками. Что это? - Нищий на званом обеде? звуки балалайки в церкви? гроб не на своем месте?..

Одна из дам - высокая, смуглая брюнетка, о возрасте которой громко кричат те- же белые полоски, которые не на платье, а в волосах, - эти серебряные бичи, эти плерезы, которыми время, и горе, и думы, и страсти обшивают голову человеческую, белыми змейками перевивают волосы - это седина, плерезы молодости, траур жизни... Все волосы этой дамы перевиты серебряными полосками - это сплетаются жизнь со смертью, старость с молодостью. Как много в волосах этой дамы серебряных нитей! Словно кукол, словно сорные травы времени, скоро заполнят всю голову, вытеснят с нее последний черный волос, напоминающий молодость, как засохший и выдохшийся цветок в книге напоминает весну... Но она, эта высокая, седая дама, ступает бодро...

Другая - меньше ее ростом, и хотя время еще не осыпало ее голову серебром и снегом, зато провело по лицу какие-то черты и резы, говорящие о прошлом, как египетские иероглифы говорят о прошлом Нильской равнины... Да, и это живой саркофаг, которому, место на здесь, не на пуэнте...

Не глядя ни на кого, дамы эти прямо направляются к той скамейке, на которой сидят Сперанский, Карамзин, Тургенев и где за минуту перед этим дремал Державин. Эти последние при приближении дам, заметив странность их появления и что-то особенное в выражениях лиц, невольно встают со скамейки и сторонятся.

Высокая, седая дама подходит к скамейке и становится перед нею на колени. Затем она нагибается к земле и что-то ищет на песке. Что она потеряла?.. Омот-рев следы ног на земле, оставленные сидевшими там, в том числе и неуклюжие следы бархатных сапог Державина, странная незнакомка с горьким, скорбным упреком посмотрела, на Державина.

- Это вы затоптали следы его ног, безжалостные! - тихо сказала она.

- Чьи следы, сударыня? - с удивлением спросил Державин.

- Его, моего Сержа... Он еще вчера сидел здесь со мною... О, Боже мой!

- Здесь, сударыня, и другие сидели... Наконец, всякие следы сметает сторож, как и время, - оправдывался Державин.

- Да, время... время все сметает, и его смело раньше меня, а меня оставило... Но его не время смело, а пуля-злодейская рука изверга.

И она снова нагнулась к земле, снова искала следов.

- Нет их, нет... где же они, о, мой Бог! мой Бог! Подходят и другие посетители пуэнта к тому месту, где происходит эта непонятная сцена, спрашивают друг друга: что это такое? кто эта дама? что она ищет, что говорит? Дети смотрят с боязпью и жалостью.

- Папа, - шепчет Лиза Сперанскому, - зачем она ищет следы? чьи следы?

- Не зпаю, милая, - должно быть, следы любимого сына.

- А где он?

- Судя по ее словам, убит.

- А кто он?

- Не знаю, мой дружок... Видно несчастная потеряла рассудок с горя. Пойдем отсюда.

Сумасшедшая поднялась с колен, бессознательно глянула по сторонам, как бы ища кого-то, и приблизилась к спуску, уложенному камнями и ведущему к Невке. За ней неотступно следовали другая дама и лакей.

- Ты куда, Надина? - спросила последняя. Сумасшедшая остановилась у спуска и глядела на воду.

- Вот здесь он бросал камушки в воду, когда был маленький еще и играл здесь... Это было так недавно... вчера, кажется... Да, недавно... на воде еще следы в тех местах, где падали камушки... я вижу их... А ты видишь?

- Нет, милая Надина, не вижу.

- А я вижу... На воде еще есть его следы, а на земле уже нет и следа... О, проклятая земля! проклятая! зачем создана ты, могила ненасытная! Тебя называют прекрасною землею, а ты мрачная могила, кладбище, кладбище ненасытное! Как жадный обжора, ты вскармливаешь людей не для их счастья и довольства, а для своей прожорливой пасти... О, проклятая, безжалостная!

Она замолчала и внимательно смотрела на воду, над поверхностью которой скользили ласточки, гоняясь за невидимыми для глаз мошками. Толпы гуляющих, опечаленные видом чужого страдания, заметно редели.

Вдали послышался веселый детский смех, и знакомый уже нам голос маленького Саши Пушкина:

Стрекочущу кузнецу...

- Слышишь? это его смех! - говорила несчастная, радостно встрепенувшись. - Нет, не его... Он теперь не смеется - оттуда не слышно было и стонов, а где же слышать смех?

Увидев на зеленой опушке спуска лиловый колокольчик, она сорвала его и стала рассматривать.

- Он тогда нарвал их целый букет... Это те самые цветы - в чьи чашечки смотрели его глаза... А теперь эти глаза навеки закрыты... Это он закрыл их, он, безжалостный людоед... А у него есть сын?

- Есть, маленький.

- О! так Бог покарает его в его сыне... Его проклянут матери, у которых отнял детей его отец-людоед... Своими проклятиями опи заразят воздух, воду, землю, ветер, свет солнца, его собственную кровь... В каждом луче солнца на него будет изливаться зараза. Где ступит ето нога, из земли будут выползать мохнатые тарантулы, шипящие змеи и ядовитые жабы и будут кусать его ноги...

- Перестань, Надина, грешно это...

- О нет, не грешно... Дай мне извергнуть из себя этот яд, который мешает моей печали, моим слезам... Да, да, проклятие ему, проклятие матерей!.. В каждой капле воды он будет пить яд - слезы несчастных матерей. В каждом куске хлеба будет сидеть его отрава... Поцелуй отца нашлет на -него проказу, как он сам проказа земли... Для его дыхания нет другого воздуха, кроме смрада трупов... В глазах у него день и ночь будут стоять тени убитых им, и он вечно будет слышать стон и плач... А когда он сам захочет плакать, у него не будет слез, и вместо слез будет сочиться кровь... О! самая мучительная жажда - жажда слез, когда они выплаканы и глаза засохли, как земля без дождя... Я выплакала свои слезы, и мои глаза пересохли, как земля в бездождие...

В группе гуляющих, недалеко от того места, где причитала безумная, послышался плач ребенка. Он давно уже, выдвинувшись вперед, напряженно следил за всеми движениями и словами несчастной женщины. Это был довольно рослый и здоровый мальчик, хотя ему было всего около пяти лет, и он смотрел не по-детски серьезно. При последнем безумном монологе сумасшедшей он подошел к ней еще ближе, силясь заглянуть ей в лицо, в глаза, и когда та с тихим стоном проговорила, что ее слезы все выплаканы ц глаза пересохли, мальчик громко заплакал.

- Ах, бедный Вася Каратыгин испугался, - заговорили дети.

Мать бросилась к нему, обхватила его.

- Ты чего? Не бойся, дружок, - шептала она.

- Я не боюсь... Мне жалко ее... Она все слезы выплакала...

И ребенок снова заплакал. Безумная, услыхав его плач и слова, быстро обернулась к нему, и по лицу ее пробежало что-то вроде сознательной мысли, какой-то свет, сгонявший тени с смуглого, словно застывшего лица... Она рванулась вперед, раскрыв руки словно для объятия, и прежде чем Каратыгина успела отвести ребенка, безумная страстно обхватила его курчавую головку.

- Тебе жаль меня, мой ангел... О, добрый, милый!.. И у него такая же кудрявая головка была... о, Боже мой! - бормотала безумная, целуя голову ребенка.

Мальчик стоял смирно, продолжая всхлипывать.

- Вот и ты плачешь? - сказал он, поднимая с удивлипнем глаза на безумную. - Слезы воротились?

- Да, мой ангел, воротились, мне легче, - отвечала она.

- Несчастная действительно плакала, - слезы не все были выплаканы. Со слезами к ней вернулся и рассудок. Она взглянула на мать Каратыгина и сквозь слезы проговорила: