И одиннадцатилетняя Даша и десятилетняя Китти, по существу, его тоже не беспокоили с этой стороны. В их возрасте легко усвоить всё то, что раскроет пред ними их новое отечество, а вернее, их подлинная родина.

С Анной всё обстояло по-иному. Потому отец, ожидая её приезда, готовил своё старшее и по-особенному любимое дитя к тому, что она найдёт в России.

«Здесь все, моя добрая Анна, относятся к тебе и к твоим сёстрам с самым живым и нежным интересом: об этом ты можешь судить по нескольким строкам, которые посылают тебе моя мать и сестра. Я дал им прочесть твои письма, полученные мною за последнее время, и они доставили им почти такое же удовольствие, как и мне самому. Они любят тебя так, как будто ты постоянно жила с ними. Льщу себя надеждой, что, с Божьей помощью, ты найдёшь в России больше любви, нежели где бы то ни было в другом месте».

И дальше, наверное, и для него самого, и конечно же для неё — о самом существенном и главном:

«До сих пор ты знала страну, к которой принадлежишь, лишь по отзывам иностранцев. Впоследствии ты найдёшь, почему эти отзывы, особливо в наши дни, заслуживают малого доверия. И когда потом ты сама будешь в состоянии постичь всё величие этой страны и всё доброе в её народе, ты будешь горда и счастлива, что родилась русской».

И вот они дома, все вместе, в небольшой, но уютной квартире в доме Сафонова на Марсовом поле.

   — Маменька, папа! — Дашенька и Китти бросились в объятия к тем, по ком страшно соскучились.

Анна тоже обняла и поцеловала Эрнестину, но сдержаннее, чем её сёстры, — она была уже взрослой. И только когда обняла отца, тот почувствовал на её щеке слёзы.

   — Ну вот и кончилось время, когда ты строила свои планы, а вернее, возводила воздушные замки, — прослезился и он. — Здесь, право, ты найдёшь достаточно материала для сооружения не одного волшебного замка грёз. Но с этой поры в твоей жизни многое изменится. Девочки вновь определятся здесь в казённое заведение, ты же, как уже закончившая своё образование, будешь жить дома. Окажешься, проще говоря, среди взрослых. Поэтому постарайся устроить себя в этой новой для тебя жизни таким образом, чтобы быть довольной настоящим и чтобы другие, в свою очередь, были довольны тобою. А мы все будем очень и очень любить тебя.

Смольный институт благородных девиц, куда были зачислены Дарья и Китти, был основан императрицей Екатериной Великою в подражание Сент-Сирскому институту мадам де Ментенон. Меж тем великолепное по своей архитектуре здание петербургского высшего женского учебного заведения, без всякого сомнения, превосходило французский, так сказать, оригинал. Оно поднималось на берегу Невы красивым и величественным ансамблем, увенчанное высоким куполом собора, в том месте, где река делает крутой поворот. Собор был виден почти изо всех мест, приникающих к Неве, и петербуржцы всегда любовались его видом. Особенно восхищало, должно быть, то, что церковь была выкрашена в белый и нежно-голубой цвета и напоминала многим как бы чистый и непорочный убор невесты.

Здесь, в Смольном, воспитывались девушки знатных семейств. И не случайно, начиная с самой Екатерины Великой, все русские императоры и императрицы осыпали сие заведение монаршими милостями и часто оказывали честь своим присутствием на торжественных актах.

Новые воспитанницы и их родители обязаны были представляться институтской начальнице и инспектрисам. Знакомству же с господином и госпожою Тютчевыми директриса и кавалерственная дама Мария Павловна Леонтьева придала особое значение. Дело в том, что она когда-то сама служила фрейлиной у великой княгини Марии Николаевны и посему не могла не выказать особенные знаки внимания к её двум протеже. Точнее, к её, великой княгини, пенсионерке Тютчевой Дарье и пенсионерке великой княгини и цесаревны Марии Александровны — Тютчевой Екатерине.

   — Дети мои, — обратилась директриса к новым воспитанницам, — я надеюсь, что вам будет несложно войти в свою новую семью. Полагаю, время, проведённое вами в Баварском королевском институте, многое вам дало и в смысле образования, и в отношении поведения. Но вы, крещённые в православии, должны будете проникнуться русским духом, впитать в себя все каноны и учения Божьего и Божьей веры, как это свойственно всем русским людям...

Тут же находилась и инспектриса.

   — Анна Дмитриевна Денисьева, — представила её начальница. — Когда-то она сама была воспитанницей Смольного. Теперь она будет старшею наставницею для вас, дети мои. Любите её и почитайте, как собственных своих матерь и отца.

Когда директриса удалилась, Анна Дмитриевна подвела к Тютчевым стоявшую поодаль девушку лет двадцати. Она была стройна, с несколько худощавым, но красивым лицом и большими лучистыми карими глазами.

   — Моя дочь Елена, — сказала инспектриса. — Правильнее будет, моя племянница, которую я воспитываю с ранних лет. Она помогает мне обучать наших воспитанниц светским манерам поведения, поскольку сама тоже воспитывалась в наших классах.

Девушка сделала лёгкий реверанс.

   — Вот, Анна, и тебе будет подруга, — обратилась Эрнестина к своей падчерице.

   — Очень приятно иметь в товарищах такую восхитительную мадемуазель, — подтвердил Тютчев, но почему-то, вопреки своей привычке, даже не остановил свой взгляд на слишком уж юной особе.

Овстуг!

Если ехать к юго-западу от Москвы, где-то за трехсотпятидесятой верстой, а до Брянска не доезжая вёрст пятьдесят, на равнине, поросшей вековым лесом, откроется это село. Невдалеке серебрится и искрится река Десна... Здесь студёным днём на исходе ноября 1803 года и родился Тютчев.

Вернувшись из ярославских мест после наполеоновского нашествия двенадцатого года, семья часто проводила летние месяцы на брянской земле.

Последний раз Феденька, должно быть, навещал отцовское имение тому уже более четверти века назад.

И вот опять увиделся он с местами своего, уже далёкого и нереального, как призрак, собственного детства.

А как иначе сказать о том, что отделено целою человеческою жизнью, которая прошла далеко отсюда, в краях, где познал он и радость любви, и горечь невосполнимых потерь!..

Ныне, на исходе лета 1846 года, Тютчев ехал в Овстуг тоже по поводу печальному — вместе с Николашей следовало принимать во владение поместье, осиротевшее после смерти их отца.

Не думал Иван Николаевич, добрый и сердобольный папенька, что глаза ему закроют чужие люди. А так и случилось в апреле сего года, потому как старший сын находился на излечении в Дрездене, второй же не смог оставить жену, поскольку она вот-вот должна была родить.

И почти одновременно такое произошло: двадцать третьего апреля отошёл в иной мир семидесятивосьмилетний Иван Тютчев, а тридцатого мая народился на свет другой Иван, и тоже Тютчев.