Ханны, – подумал я и впервые в жизни поймал себя на этом. – Я не хочу сравнивать жизнь свою и Ханны.

Она уже выросла.

Она удивляла меня, насколько выросла и с каким удовольствием с этим справлялась.

Открыв дверь, я вошел в дом и бросил ключи куда-то в сторону столика. Не включив свет и даже не взяв в руки пульт, я сел напротив молчащего телевизора.

Ханна права, мне стоило бы обеспокоиться. У меня была работа и обожаемая семья, ради которой я пожертвовал бы чем угодно – и которая включала в себя куда больше людей, чем обычно бывает у большинства – но чтобы сделать свою жизнь по-настоящему полноценной, я не делал ничего.

Шестнадцать

Пиппа

Наверное, оно и к лучшему, что рейс в Лондон оказался менее насыщенным, чем бостонский. Немного потрепанный джентльмен рядом со мной уснул спустя пять минут, после того как застегнул ремень, и довольно громко храпел на протяжении всего полета. К сожалению, Амелии не было, а эта стюардесса предложила мне беруши и коктейль.

Я взяла беруши, отказавшись от коктейля.

Оглядываясь назад, я не уверена, как чувствовала себя насчет отпуска. Конечно, пока я была там, поездка казалась мечтой, но – о боже – неужели мне стало лучше, когда она подошла к концу? С бледной задницей Марка я покончила, но после той потрясающей ночи с Дженсеном, по прошествии которой он снова погрузился в работу, у меня было ощущение, будто родная душа переехала на другой конец земного шара. И что еще хуже – планка по парням поднялась до такого уровня, что, слоняясь по улицам Лондона (да хоть в любом другом городе) я вряд ли найду место, где смогу познакомиться с кем-то достойным.

Так вот, значит, каково это – встретить своего Единственного? Он поднимает твой уровень притязаний настолько высоко, что на других ты больше не обращаешь ни малейшего внимания? Дженсен высокий, в отличной форме, умный. Его сексуальность не была показной – в обычной жизни ее практически нельзя заметить, а за закрытыми дверями он превращался в опытного и внимательного любовника. И… в результате это ощущалось, будто мы подходили друг другу. Я много болтала, он был задумчив. Он – классика, я – эксцентрика. Но когда мы оказывались вместе, словно вставали на место недостающие детали.

Ох, я терпеть не могла, когда мои мысли превращались в надписи с сентиментальных открыток.

Воткнув беруши в уши, я попыталась подумать о чем-нибудь другом.

О новой одежде, например.

О краске для волос.

О сыре.

Это избегание, да. И множеством способов. Мне нужно встретиться с реальностью своей жизни с открытым забралом. Нужно решить, хочу ли продолжать терять силы в Лондоне или… попробовать что-то новое.

При мыслях о работе страх превращался в предвкушаемое удовольствие, когда я войду в кабинет Тони и уволюсь.

А кода думала о мамах, я видела их не заламывающими руки от перспектив моего отъезда, а радующимися за меня и за мое бостонское приключение. За возможность пожить там несколько лет.

Когда же на ум пришла моя квартира, все, что я почувствовала… это пустота. Никаких сантиментов и никакой грусти из-за переезда. Все в ней – даже голубой пушистый ковер или белое покрывало в спальне – было связано с воспоминаниями о безумных деньках моих двадцати с небольшим. Или с Марком.

С Марком, так во многом похожим на меня. У нас было много общего: мы любили один и тот же паб на углу улицы, на нетрезвую голову оба были склонны громко петь – громче, чем стоило бы нам обоим, начисто лишенным музыкального слуха. Мы любили цвет, звук и спонтанность. Но то была такая несерьезная, такая легковесная обыденность. Эта беспроблемная жизнь ничего не требовала от меня взамен.

И когда я немного отошла в сторону от всего этого, то заметила, что моя жизнь в Лондоне была легкой, но не удовлетворяла меня и никогда не сможет дать желаемое.

К сожалению, сейчас я хотела, чтобы за мной прилетел Дженсен, иметь квартиру в Бостоне поближе к новым друзьям, золотистых ретриверов и детей, наряженных Суперменами и гоблинами. Моя лондонская жизнь застряла между днями на работе, которую я ненавижу, и вечерами за пинтой пива с перспективой потом вырубиться на диване. Забавно, но отпуск, который должен был внести изменения в мои алкогольные привычки, в итоге состоял из четырехдневной дегустации вин и пива и девяти дней в загородном доме с настольными играми и разгулом. И мне подумалось, что мои друзья с нетерпением ждали событий, следующих после отпуска, поскольку у них – в отличие от меня – была реальная жизнь, куда хотелось вернуться.

Вот наглядный пример: из 326 электронных писем только три было не от магазинов типа House of Fraser, Debenhams или Harrods. За все время мне никто не звонил, хотя заходил Марк и почти полностью выпотрошил шкаф с продуктами.

Просто невероятный мудак.

Я сидела на полу в своей тихой квартире и рядом с не распакованной сумкой ела консервированные персики прямо из банки.

Это дно, да? Вот этот образ меня, растрепанной и немытой после полета, в перекошенной по весьма уважительной причине юбке и ужинающей на полу. Именно такой меня и найдет полиция – распластанной на полу и обглоданной грызунами?

Или дно было несколько недель назад, когда я пришла домой и застукала в своей постели Марка с его любовницей?

Наверное, я должна была впасть в депрессию, поскольку дно в моей жизни явно не одно и из них уже можно выбирать, но я не грустила об этом и даже не злилась. Я чувствовала голод… И речь шла не о персиках.

Выбросив банку в мусорное ведро, я пошла в спальню. Мне даже не хотелось тут спать.

Принятое решение – странная вещь. В фильмах оно обычно выглядит словно толчок, озарение и осознание ответа, а потом – улыбка, направленная в небо. Для меня же принятое решение полностью изменить свою жизнь было похоже на медленное моргание, опущенные плечи и мысль «Ох, да мать вашу».

***

Во вторник днем я уволилась.

Планировала в понедельник, но, придя в офис, поняла, что без оплачиваемой работы свою квартиру уже позволить себе не смогу, и что, наверное, стоит сначала убедиться, можно ли переехать к мамам и там уже подумать, как быть дальше. Конечно же, они были на седьмом небе от счастья.

– Ты хочешь переехать в Бостон? – хлопая в ладоши, воскликнула Коко. – Милая, ты не пожалеешь. Ни капли не пожалеешь.

– Вообще-то, мне нужна работа, – пробормотала я, жуя морковку.

– Ты обязательно что-нибудь придумаешь, – сказала Леле, обняв меня за плечи. – Ты наша единственная дочь. И мы поможем тебе встать на ноги.

Мой босс Энтони встретил эту новость с куда меньшим радушием.

– И где ты теперь собираешься работать? – поинтересовался он во вторник утром, после того как я набралась мужества и вошла к нему, чтобы заявить о своем решении.

– Еще не знаю, – ответила я, наблюдая, как разочарованное выражение его лица сменилось презрением. – У меня есть несколько вариантов.

Варианты и правда были. Этим утром я отправила письма по каждому из адресов из списка Ханны. Ну, за исключением адреса Дженсена. Он не звонил, не писал смс или на почту, с тех пор как тем утром я уехала из его дома. Прошла почти неделя, и мне было интересно, понял ли он, что меня в Бостоне больше нет.

Подавшись вперед, Энтони насмешливо уточнил:

– То есть предложений нет?

После ухода Руби два года назад его чуть не уволили, и ходили слухи насчет судебного иска. Но когда Ричард Корбетт втихую выплатил ей неизвестную сумму, разговоры поутихли. С тех пор Энтони вел себя подчеркнуто Приемлемо (с большой буквы П) по отношению к сотрудникам, хотя Поганцем с большой буквы П быть не перестал. Быть другим он просто не мог – так уж устроен.

Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не вжаться в спинку стула.

– Пока нет, но не думаю, что с ними будут проблемы.

– Не глупи, Пиппа. Останься, пока что-то действительно не найдешь.