Мишка и Генка еще и еще раз перечитывали список людей, которых должны были казнить.

- Кто такой Судник Прохор? - нарушил молчание Генка. - Может, твой дедушка?

- Не знаю. Мне никогда о нем не рассказывали.

- Значит, снова тайна?

- Выходит, да, - подтвердил Мишка. Затем, немного подумав, сказал: - Я пойду позвоню в милицию, а ты смотри, чтобы все цело было…

…В половине десятого вечера, когда яркое солнце скатилось к заходу, а улица задыхалась от зноя и пыли, к дому Судников подкатила автомашина с надписью: «МИЛИЦИЯ». Эта новость облетела всю деревню, и почти возле каждого забора на скамеечках сидели любопытные старушки и старики: с чего бы это?

Из машины вышел подполковник, за ним с пышной копной каштановых волос в белоснежной кофточке - молодая женщина и еще трое каких-то людей.

- Здравствуйте! - поздоровался подполковник с вышедшим навстречу Андреем Павловичем. - Не ошибся?

- Так точно! - по-военному ответил Судник. - Прошу, заходите.

Все пятеро вошли во двор, с любопытством поглядывая на притихших у забора Мишку и Генку.

- Виновники торжества? - улыбнулся подполковник. - Давайте знакомиться. Меня зовут Порфирий Борисович, начальник районного отдела внутренних дел. Это - заведующая районным отделением Госбанка Лидия Яковлевна, - подполковник кивнул в сторону женщины, - а те, - указал рукой на стоящих поодаль штатских, - наши работники. Показывайте свою находку.

Друзья поспешно нырнули в дверной проем башенки, извлекли оттуда ящик и передали в руки подполковнику. Тот вначале качнул его в своих крепких жилистых руках, затем открыл крышку, посмотрел на содержимое и присвистнул:

- Целое состояние, - сказал он. - Вынесите, пожалуйста столик, будем делать опись. И пригласите понятых.

Управляющая отделением Госбанка внимательно осматривала каждую вещь, что-то записывала. Уже был исписан четвертый лист. Порядковый номер чисел доходил до ста. А тем временем на улице у дома собралась толпа. Миша скользнул по ней взглядом и замер: последним стоял, сгорбившись, дед Михай. Он зло смотрел на стол с драгоценностями, а по щекам одна за другой скатывались слезы. Мишка отвернулся от него. А когда через мгновение взглянул снова, деда Михая уже в толпе не было. Сгорбленная старческая фигура лесника в зеленой телогрейке темной тенью мелькнула за штакетником и скрылась.

- Никогда на люди не выходил, - шепнул Мишка другу. - А сюда пришел.

- Он плакал. Ты заметил? - спросил Генка.

- Заметил. Знал он о кладе, знал. Но не мог его найти.

- Плохо искал, значит.

Когда был составлен и подписан акт, подполковник спросил у Миши:

- А больше ничего в ящике не было?

- Не было, - вдруг обиделся парень. - Мы ничего не взяли, ни одной копейки!

- Верю вам, ребята, верю, - улыбнулся подполковник. - Я не об этом. Может, какие записи были в ящике или еще что-нибудь…

- Да-а, - признался Миша. - Мы целую старинную книжку разыскали.

Он тут же принес находку.

- Вот она, - протянул книгу. - Часть в тайниках была, часть - в ящике. Только оставьте ее нам. Мы обещали школьному музею, а тут… вот что написано, - и Мишка отвернул последнюю страницу.

Порфирий Борисович, прочитав фамилии, переписал их в блокнот.

Невидимая нить pic_4.png

- О Кононе Федоре, - сказал он, - известно. А вот остальных - будем искать вместе. Это тоже клад. И не менее ценный, чем золото. По всей вероятности, список указывает на полный состав первого революционного комитета на территории нашего района. Комбеды, комитеты бедноты, у нас создавались в сентябре 1918 года. После победы Октябрьской революции. Это были первые органы Советской власти на местах. Здесь стоит: март 1919 года. Это - время оккупации Белоруссии белополяками.

Разберемся, ребята. Узнаем и судьбу революционеров, и кто такой А-Н. Т.

- Хорошие у вас ребята, - сказал на прощание собравшимся односельчанам Мишки и Генки Порфирий Борисович. - Честные, смелые.

Поблагодарил ребят и уехал.

19 июля. Суббота. 10.30

Иван Павлович Ванькевич встретил Мишу и Гену как старых друзей.

- Ну, герои, проходите, - улыбнулся он, широко разведя руки. - Наслышан о ваших подвигах. Молодцы! Хотя это, как еще сказать! С миной не шутят! Отшлепать бы вас за нее по мягкому месту. Да ладно, победителей не судят. С чем пришли?

Ребятам стало не по себе. Отшлепать! А за что? Ничего старшие не понимают!

Видя их недоумение и растерянность, Иван Павлович засмеялся.

- Ну, не обижайтесь, герои. Принесли книгу?

- А-а, - будто очнулся Мишка. - Принесли.

Он раскрыл дипломат и извлек оттуда книгу.

Иван Павлович взял ее в руки, попробовал на вес.

- Вот за это - молодцы! Значит, дарите музею?

- Дарим, - ответил Мишка.

- Так и подпишем: дар от учеников…

- Мы не за этим, - застеснялся Мишка. - Вот на последней странице…

Ванькевич перевернул обложку. Прочитал вслух: Ко-нон Федот… Повторил: Конон Федот…

- Да вы даже не можете себе представить, что нашли! - воскликнул Ванькевич. - Я этот список, пожалуй, лет тридцать искал. Идемте, я вам покажу стенд о Кононе. Первом председателе ревкома.

Иван Павлович провел ребят в зал, подошел к стенду.

- Вот он!

С портрета на ребят глядели темные глаза человека средних лет. Аккуратная прическа с пробором, прямой, острый нос, узкие усики. Шею облегал белоснежный воротник с округленными бортами, серый галстук. Сразу было заметно, что портрет напечатан со старой фотографии.

Подпись под фотографией говорила, что Федот Илларионович Конон был избран первым председателем ревкома. Организовывал отряды Красной Армии, призывал население подняться на защиту завоеваний Великого Октября. Во время оккупации Белоруссии белополяками врагам удалось выследить Конона. Его после пыток и издевательств расстреляли в 1919 году.

- О Игнате Конашевиче, - после минутного молчания сказал Иван Павлович, - нам известно мало. Есть данные, что в первую мировую он воевал на Западном фронте. На фронте вступил в партию большевиков. В 1918 году окончил Ивановские инструкторские пехотные курсы по подготовке взводных командиров. Знаем, что в Великую Отечественную партизанил. А вот, что был членом ревкома, - узнал впервые.

- А где он сейчас? - спросили ребята.

- Погиб в сорок третьем.

- А из родных, близких кто-нибудь остался?

- Никого у него не было. Сирота. И свою семью не заводил.

Иван Павлович долго рылся в письменном столе, доставал оттуда папки, перечитывал их заглавия. Там были вырезки из газет и журналов, письма, официальные бумаги со штемпелями и печатями. Нашел, что искал, сделал в папке какую-то пометку и снова спрятал в стол.

- Об остальных покуда ничего не известно, - сказал он. - Надо искать. Я вас принимаю в школьный клуб следопытов, и отныне работаем вместе. Договорились?

- Спасибо!

Ванькевич проводил ребят до калитки. Посоветовал искать следы погибших революционеров, в первую очередь, у людей пожилого возраста.

Мишка и Генка решили вначале расспросить бабушку Матрену. Мишу больше всего волновал Прохор Судник. Ни отец, ни мать ничего о нем не слышали. Дедушка Павел погиб в Великую Отечественную войну. Прадедушка Митрофан умер перед войной. Может быть, Прохор однофамилец?

Бабушка Матрена внимательно слушала Генку, рассказывающего о школьном музее, вздыхала, кивала головой. Она и сама многое помнила, хотя тогда ей было лет девять. Конон Федот? Нет, такого не помнит. Да тогда из своей деревни Дубки в соседнюю Заозерное, пожалуй, только в самое жаркое лето можно было пройти. Или зимой. Марья Зубрик?

- Постой, постой, внучек, - бабушка поморщила лоб, прижала виски пальцами, задумалась. - Марья Зубрик? Но ее звали не Марья, а Манька. Манька Зубриха. Кажись, была такая, приезжая. Они с Судником Прохором приехали. Были вроде как муж и жена, а фамилии разные.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: