Лицо Марджори выражало сомнение, а Хардинг пожал плечами, хотя они не стали возражать. Оба выглядели бледными и усталыми. Марджори слегка вздрагивала, ее взгляд был напряженным. Эллиот понимал, что они на пределе.

— А теперь последний вопрос, — сказал он. — «Кто из людей (один или несколько) говорил? Что именно было сказано?»

— Я рада, что вопрос последний. — Марджори судорожно глотнула. — И по крайней мере, на этот раз я знаю, что не могу ошибиться. Существо в цилиндре не говорило вовсе. — Она повернулась к профессору Инграму: — Вы не станете этого отрицать?

— Нет, дорогая моя, не стану.

— А дядя Маркус заговорил только однажды. Это было сразу после того, как существо в цилиндре положило черный саквояж на стол и направилось к правой стороне стола. «Сейчас вы сделали то, что делали раньше, — сказал дядя Маркус. — Что вы сделаете еще?»

— Верно, — кивнул Хардинг. — Он сказал именно это. Или что-то вроде того — я не ручаюсь за точный порядок слов.

— И больше ничего не было сказано? — допытывался Эллиот.

— Абсолютно ничего.

— Я не согласен, — заявил профессор Инграм.

— Черт бы вас побрал! — почти крикнула Марджори и вскочила на ноги. Эллиот был удивлен и даже шокирован тем, как быстро может меняться ее по-викториански нежное лицо.

— Марджори! — воскликнул Хардинг. Потом он кашлянул и выполнил несколько жестов, адресованных Эллиоту, словно взрослый, который хочет отвлечь внимание ребенка, строя рожи.

— Незачем так себя вести, дорогая моя, — мягко произнес профессор Инграм. — Я всего лишь пытаюсь вам помочь. Вы это знаете.

Несколько секунд Марджори стояла в нерешительности. Затем в ее глазах блеснули слезы, а румянец вернул лицу его подлинную красоту, которую не могло испортить даже подергивание рта.

— П-простите, — пролепетала она.

— Например, — продолжал профессор, как будто ничего не произошло, — не совсем правильно утверждать, что больше ничего не было сказано во время шоу. — Он посмотрел на Хардинга: — Вы ведь говорили, не так ли?

— Я? — переспросил Хардинг.

— Да. Когда вошел доктор Немо, вы шагнули вперед, чтобы обеспечить лучший обзор вашей камере, и сказали: «Ш-ш! Человек-невидимка!» По-моему, я прав.

Хардинг пригладил курчавые черные волосы.

— Да, сэр. Возможно, я попытался шутить. Но, черт возьми, вопрос относится не к этому, а к тому, что говорили люди, вовлеченные в действие!

Профессор Инграм повернулся к Марджори:

— Вы тоже говорили или шептали. Когда Немо давал вашему дяде капсулу с касторкой и запрокинул ему голову, чтобы протолкнуть капсулу в горло, вы издали крик или протестующий возглас. Вы сказали или прошептали «Нет! Нет!» негромко, но четко.

— Я не помню, чтобы произносила что-то, — отозвалась Марджори. — Но даже если так, что из этого?

Голос профессора стал беспечным:

— Я готовлю вас к очередной атаке инспектора Эллиота. Ведь я уже говорил вам, что он пытается выяснить, не мог ли кто-то из нас троих выскользнуть отсюда и убить вашего дядю в течение двух минут, когда свет был выключен. Теперь я в состоянии поклясться, что видел и слышал вас обоих все время, пока Немо был на импровизированной сцене. Я могу поклясться, что вы не покидали эту комнату. Если вы можете сделать то же самое для меня, то мы представим тройное алиби, которое не сумеет сокрушить вся мощь Скотленд-Ярда. Что скажете? Вы в состоянии в этом поклясться?

Эллиот весь напрягся. Он знал, что следующие несколько минут приведут к кульминации всего дела.

На этот раз поднялся Хардинг. Его большие глаза — «коровьи», как называл их Эллиот, уже подобравший целую серию животных на предмет их сходства с Хардингом, — казались встревоженными. Лицо сохраняло привычное выражение добродушия и почтения к представителям власти, но волосатые руки слегка дрожали.

— Но я же снимал фильм! — запротестовал он. — Вот камера. Разве вы не слышали, как она работала? Разве вы...

Внезапно Хардинг рассмеялся. Казалось, он надеялся, что кто-нибудь последует его примеру, и был раздосадован, когда никто этого не сделал.

— Понятно, — добавил он и отвел взгляд. — Однажды я читал какой-то рассказ...

— В самом деле? — осведомился профессор Инграм.

— Да, — вполне серьезно ответил Хардинг. — У парня было алиби, так как все клялись, что слышали, как он стучит на пишущей машинке. Оказалось, он обзавелся приспособлением, которое издавало звук машинки, когда его рядом не было. По-вашему, что-то может управлять кинокамерой в отсутствие оператора?

— Но это же нелепо! — воскликнула Марджори. — Я видела тебя. Я знаю, что ты был там. Вы действительно подозреваете нечто подобное, инспектор?

Эллиот изобразил усмешку:

— Я ничего не говорил, мисс Уиллс. Это профессор делает предположение. Однако нам стоит обдумать его версию, хотя бы для того, чтобы отмести ее окончательно. Здесь было очень темно, не так ли?

Профессор Инграм ответил первым:

— Очень темно было секунд двадцать, пока Чесни не открыл дверь в кабинет, затем сюда проходил свет от лампы «Фотофлад», так что о полной темноте говорить не приходится. Очертания предметов были видны достаточно четко. Думаю, мои компаньоны это подтвердят.

— Минутку, сэр. Как именно вы сидели?

Профессор встал и аккуратно поставил три кресла в ряд футах в трех друг от друга. От двустворчатой двери их отделяло восемь или девять футов, так что расстояние от них до Маркуса Чесни, должно быть, составляло около пятнадцати футов.

— Чесни расставил стулья, прежде чем мы пришли сюда, — объяснил профессор Инграм, — и мы их не передвигали. Я сидел справа, ближе к свету. — Он положил руку на спинку кресла. — Марджори сидела в середине, а Хардинг — слева.

Эллиот изучил позицию и повернулся к Хардингу.

— Почему вы поместились слева? — спросил он. — Разве в середине было не лучшее место для съемки? Сидя слева, вы не могли снять Немо, когда он вошел через окно.

Хардинг вытер лоб.

— Откуда мне было знать, что должно произойти? — осведомился он. — Мистер Чесни не объяснил, чего нам следует ожидать. Он просто сказал: «Сядьте здесь». Надеюсь, вы не думаете, что я собирался с ним спорить? Только не малыш Джорджи. Я сидел — вернее, стоял — здесь, и обзор был достаточно хорошим.

— Какой смысл в этом споре? — сказала Марджори. — Конечно, Джордж был здесь. Я видела, как он ходил туда-сюда, снимая свой фильм. И я тоже здесь была, не так ли?

— Были, — вежливо подтвердил профессор Инграм. — Я вас ощущал.

— Что-что? — встрепенулся Хардинг.

Лицо профессора приняло свирепое выражение.

— Я ощущал ее присутствие, молодой человек. Я слышал ее дыхание. Я мог протянуть руку и коснуться ее. Правда, на ней было темное платье, зато у нее очень белая кожа, поэтому ее руки и лицо были видны в темноте так же хорошо, как ваша рубашка. — Откашлявшись, он повернулся к Эллиоту: — Могу поклясться, инспектор, что никто из них не покидал комнату. Я все время краем глаза видел Хардинга и в любой момент мог прикоснуться к Марджори. И если они скажут то же самое обо мне...

Инграм вежливо склонился к девушке. Эллиоту он казался похожим на врача, проверяющего пульс пациента.

— Конечно, вы были здесь! — воскликнула Марджори.

— Вы в этом уверены? — настаивал Эллиот.

— Абсолютно. Я видела его рубашку и лысину, слышала его дыхание... Если вы когда-нибудь присутствовали на спиритическом сеансе, то знаете, что всегда чувствуешь, когда кто-нибудь покидает группу участников.

— А что вы скажете, мистер Хардинг?

Молодой человек колебался.

— Ну, по правде говоря, большую часть времени я не отрывал глаз от видоискателя, поэтому не имел особой возможности осматриваться. Хотя погодите! — Он ударил правым кулаком по левой ладони, и на его лице отразилось колоссальное облегчение. — Не торопите меня... Как только тип в цилиндре ушел со сцены, я шагнул назад и выключил камеру. Налетев на стул, я оглянулся и увидел Марджори. Я видел, как сияют ее глаза. Может, это не слишком по-научному, но вы понимаете, что я имею в виду. Конечно, я и так знал, что она здесь, так как слышал, как она сказала «Нет!». Но я также видел ее, да и вообще, — он широко усмехнулся, — можно не сомневаться, что ростом она меньше пяти футов и девяти дюймов, а тем более шести футов.