— А меня вы видели? — осведомился профессор Инграм.
— Что? — рассеянно отозвался Хардинг, не сводя глаз с Марджори.
— Я спросил, видели ли вы меня в темноте.
— Конечно. По-моему, вы пытались посмотреть на ваши часы, наклонившись к ним. Вы тоже были здесь.
Хардинг так оживился, что казалось, он вот-вот начнет ходить взад-вперед, засунув большие пальцы в проймы жилета.
Но Эллиот чувствовал, что туман вокруг него сгустился еще сильнее. Дело грозило ввергнуть его в психологическую трясину. Тем не менее он мог бы поклясться, что эти люди говорят правду или думают, что говорят ее.
— Перед вами неопровержимое корпоративное алиби, — снова заговорил профессор Инграм. — Никто из нас не мог совершить это преступление. Вот фундамент, на котором вы должны строить ваше дело. Конечно, вы можете сомневаться в наших показаниях, но их легко проверить. Реконструируйте происшедшее. Посадите нас троих в ряд, потушите свет, зажгите в кабинете лампу «Фотофлад» и сами убедитесь, что никто из нас никак не мог незаметно покинуть комнату.
— Боюсь, сэр, мы не сможем этого сделать, если здесь нет еще одной лампы «Фотофлад», — отозвался Эллиот. — Та только что перегорела. К тому же...
— Но... — начала Марджори и умолкла, озадаченно глядя на закрытую дверь.
— К тому же, — продолжал Эллиот, — не только у вас может оказаться алиби. Хочу спросить вас кое о чем, мисс Уиллс. Недавно вы заявили, что часы в кабинете шли правильно. Почему вы в этом уверены?
— Прошу прощения?
Эллиот повторил вопрос.
— Потому что они сломаны, — ответила Марджори. — Я имею в виду, сломана штучка, которой передвигают стрелки, так что изменить положение стрелок невозможно. А часы наши всегда шли точно — секунда в секунду.
Профессор Инграм усмехнулся.
— Понятно, — кивнул Эллиот. — Когда сломался винтик, мисс Уиллс?
— Вчера утром. Памела — одна из служанок — сломала его, когда убирала в кабинете дяди Маркуса. Она заводила часы, держа в другой руке железный подсвечник, задела им винтик и отломила головку. Я думала, дядя придет в бешенство. Понимаете, нам разрешалось убирать кабинет только раз в неделю. У него там все деловые бумаги и, самое главное, рукопись, над которой он работал и которую не позволял трогать. Но этого не произошло.
— Чего именно?
— Дядя не пришел в ярость — совсем наоборот. Он вошел в кабинет как раз после того, как это случилось. Я сказала, что мы можем отправить часы в мастерскую Симмондса в городе, где их быстро починят. С минуту дядя Маркус стоял и смотрел на часы, а потом вдруг расхохотался. «Нет-нет, — сказал он, — оставь их в покое. Сейчас они показывают правильное время, которое невозможно изменить, и на это приятно смотреть». (Часы как раз завели, а завод у них рассчитан на восемь дней.) Дядя добавил, что Памела — прекрасная девушка и будет благословением для ее родителей в их старости. Я хорошо это помню.
Почему, думал детектив-инспектор Эллиот, так произошло — человек стоит перед часами и внезапно разражается смехом? Но на размышления у него не было времени. Вдобавок к прочим неприятностям из холла вошел майор Кроу.
— Можно вас на минуту, инспектор? — попросил он странным тоном.
Эллиот вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Просторный холл был отделан светлым дубом; широкая лестница вела на второй этаж, а пол был так отполирован, что в нем отражались края ковров. Торшер отбрасывал свет на лестницу и телефон на подставке.
Лицо майора сохраняло обманчивую мягкость, но взгляд был сердитым. Он кивнул в сторону телефона:
— Я только что говорил с Билли Эмсуортом.
— Кто это?
— Парень, чья жена родила этой ночью и роды принимал Джо Чесни. Я знаю, что сейчас поздно, но подумал, что Эмсуорт, вероятно, празднует с друзьями. Так оно и оказалось. Я ничего ему не сообщал — только поздравил, и, надеюсь, его не удивило, что я ради этого позвонил в два часа ночи. — Майор тяжко вздохнул. — Ну, если часы в кабинете идут правильно, у Джо Чесни железное алиби.
Эллиот промолчал. Он ожидал этого.
— Ребенок родился около четверти двенадцатого. После этого Чесни почти до полуночи болтал с Эмсуортом и его друзьями. Они все посмотрели на часы, когда он уходил, а когда Эмсуорт провожал его к двери, церковные часы начали бить двенадцать. Эмсуорт стоял на крыльце и произносил речь о грядущем счастливом дне. Так что время ухода доктора Джо точно установлено. Эмсуорт живет на другой стороне Содбери-Кросс, поэтому Джо Чесни никак не мог находиться здесь во время убийства. Что вы об этом думаете?
— Только то, сэр, что у них всех есть алиби. — И Эллиот рассказал ему о разговоре в музыкальной комнате.
— Хм, — произнес майор Кроу. — Это осложняет дело.
— Да, сэр, — кивнул Эллиот.
— Чертовски осложняет, — уточнил главный констебль. — Думаете, они говорят правду, будто было не настолько темно, чтобы не видеть передвижений друг друга?
— Естественно, мы должны это проверить. — Эллиот поколебался. — Но я сам обратил внимание, что яркий свет из кабинета проникал и в музыкальную комнату. Мне кажется, никто не мог ускользнуть оттуда незамеченным. Честно говоря, сэр, я им верю.
— А эти трое не могли сговориться между собой?
— Все возможно. Но...[13]
— Но вы так не думаете?
— По крайней мере, — с осторожностью ответил Эллиот, — мы не можем сосредотачивать внимание только на обитателях этого дома. Придется расширить область поисков. Призрачный незнакомец в парадном костюме может существовать в реальности. Почему бы и нет?
— Я вам объясню, — холодно отозвался майор Кроу. — Потому что Боствик и я только что нашли доказательство — повторяю: доказательство, — что убийца либо проживает в этом доме, либо тесно связан с кем-то из его обитателей.
Эллиоту вновь начало казаться, будто что-то не так и он видит дело в кривом зеркале. Между тем главный констебль подвел его к лестнице. Вид у майора был слегка виноватый.
— Это чертовски не по правилам, — сказал он, цокнув языком, — но что сделано, то сделано, и притом неплохо. Когда Боствик поднялся наверх посмотреть, достаточно ли тот невезучий парень, Эммет, очухался, чтобы поговорить с нами, он решил заодно заглянуть в ванную и обнаружил в аптечке коробку капсул с касторовым маслом.
— Это не столь важно, сэр. Насколько я понимаю, они широко распространены.
— Конечно! Но погодите. В самой глубине полки рядом с умывальником Боствик нашел пузырек вместимостью в одну унцию, на четверть заполненный чистой синильной кислотой... так я и думал, что это вас ошарашит, — с удовлетворением добавил майор Кроу, глядя на собеседника. — Во всяком случае, это ошарашивает меня, особенно когда вы говорите, что у всех в доме есть алиби. Причем в пузырьке не слабый раствор цианистого калия, а чистая кислота — самый быстродействующий яд на земле. По крайней мере, мы так думаем. Уэст собирается проанализировать содержимое, но уверен в результате. На пузырьке даже есть этикетка: «Синильная кислота, HCN». Боствик не мог поверить своим глазам. Он вынул пробку, но когда почувствовал запах, тут же вставил ее назад, так как слышал, что можно умереть, даже вдохнув пары синильной кислоты. Уэст говорит, что так оно и есть. Взгляните на эту красавицу.
Майор достал из кармана маленький пузырек с пробкой почти на уровне горлышка и наклонил его, демонстрируя бесцветную жидкость внутри. К пузырьку был приклеен кусочек бумаги с надписью чернилами грубым почерком: «Синильная кислота, HCN». Главный констебль поставил его на освещенный столик рядом с телефоном и отошел так быстро, словно поджег опасную петарду.
— Никаких отпечатков пальцев. Не подходите слишком близко, — нервно предупредил он. — Верно ведь, запах чувствуется даже отсюда?
Эллиот кивнул.
— Но где кто-то мог раздобыть этот яд? — спросил он. — Вы слышали, как доктор Уэст говорил, что для любителя синильная кислота практически недоступна. Ее мог достать только...
13
«Никакой прием, — однажды сказал доктор Фелл, — не бывает более бесполезным и раздражающим, чем обман посредством сговора с целью рассказывать одинаковую ложь». Поэтому мне кажется справедливым предупредить, что между тремя свидетелями не было никакого сговора. Каждый давал показания независимо от других. (Примеч. авт.)