И вот Наташа, вышедшая далеко за околицу села, получила вместо пропуска... корову, чтобы отправиться продавать ее на минский базар. Партизаны знали по опыту: один вид коровы действует на немецкие патрули убедительнее всякого пропуска. Ведь корова предназначена для людей состоятельных - на молоко ли, на мясо ли, но такая покупка по карману лишь немногим. Невольное уважение вызывал и тот, кто ее продает: где-то глубоко, незыблемо гнездилось оно, это вот уважение к лицу, имеющему собственность. И Наташа уверенно шагала в сторону Минска, подгоняя хворостиной мирную рыжую буренку, которой выпала такая необычная роль: прикрывать собой советскую разведчицу. Раза два или три Наташа присаживалась отдохнуть. Присаживалась у дороги, глядя с жалостью на корову, щипавшую жидкую травку. Угрюмо тянулись по обе стороны пустые поля, изрытые, израненные, обожженные снарядами.
Расчет оказался верен: с коровой Наташа благополучно добралась до города.
Базар на Переспе кишел продавцами и покупателями. Вся торговля, если не считать мелких случайных лавчонок, выплеснулась на базар. Торговали кто чем мог, вплоть до изношенного тряпья - на него тоже находился покупатель.
Наташа пробиралась через толпу, помахивая хворостиной. Нелегко найти нужного человека в такой толчее, но корова - неплохой ориентир. Девушка вдруг ощутила на себе упорный, пристальный взгляд, и показалось на мгновение, что застыла, расступилась толпа и осталось их только двое: Наташа и Таня. Девушки не перемолвились ни единым словом, лишь переглянулись.
Подошли покупатели, спросили, сколько стоит корова. Наташа назвала цену, как ее научили. Впервые в жизни она узнала стоимость коровы. Не торгуясь, те начали отсчитывать марки - каждый из четверых свою долю. Наташа ждала, потупившись. Взяла деньги, спрятала в карман ситцевого платьишка и пошла прочь с базара. Таня следовала за ней на расстоянии.
Наташа почувствовала, что все еще держит в руке хворостину, и отшвырнула ее далеко в сторону, едва не плача от бессильной ярости. Конечно, спекулянты могут уплатить, не торгуясь, за целую корову.
На отдаленной улице Наташа с Таней встретились, перекинулись несколькими словами. Долго разговаривать было опасно, нельзя было и вместе идти на квартиру Тамары. Чтобы не вызвать подозрений, девушки должны были жить врозь, лишь изредка встречаясь.
А дальше Тане предстояло вернуться к своим делам - она уже прочно обосновалась в квартире Тамары, начала завязывать важные знакомства. Наташе пока следовало снять комнату. Ей дали адрес - поселок Грушевский, неподалеку от окраины Минска.
Наташа про себя поспешно повторяла полученные инструкции. Хозяин скуповат, а потому и она должна торговаться вовсю, если он заломит непомерную цену. Уважением у него пользуется лишь тот, кто готов горло перегрызть за свою копейку.
Таня осталась ждать на соседней улочке. Наташа постучала в дверь, ей долго не открывали. Краем глаза она заметила, как шевельнулась занавеска на ближайшем окне: значит, хозяин исподтишка ее разглядывал. Наконец он отворил дверь.
- Чего надо? - спросил хозяин, стоя в дверях. Вроде бы и грубо, но вроде бы и по-свойски, по-простому.
Наташа заговорила торопливо, жалобно:
- Я - сирота одинокая. Буду на работу устраиваться. Пустите на квартиру, платить стану исправно. Мне про вас знакомые сказали, вы их, наверно, помните... Говорили, человек вы добрый.
Хозяин смутился, откашлялся.
- Ладно, живи. Только, сама понимаешь, человек я немолодой, инвалид, а жить надо. Деньги вперед: сто марок за первый месяц.
Наташа ахнула, всплеснула руками, начала спорить, торговаться.
Она сама с отвращением прислушивалась к своему жалобному голоску, но все ее мольбы принесли мало пользы: хозяин уступил лишь пять марок.
- А вещички твои где ж? - походя поинтересовался хозяин, когда Наташа отсчитала ему девяносто пять марок.
- Принесу, у подруги оставила, - сказала Наташа. - Да и не осталось у меня почти ничего, порастеряла все.
Спустя несколько минут Наташа выбежала в переулок, наскоро простилась с Таней. Договорились, что Таня пришлет за ней надежного человека, если будет нужно.
Уходя, Наташа оглянулась. Оглянулась и Таня, кивнула ободряюще. "Спасибо, друг. Наша встреча прибавила мне силы", - могла бы сказать каждая из них в эту минуту.
Но когда через неделю, по просьбе Тани, заглянула проведать Наташу неприметная пожилая женщина, хозяин резко ответил, что квартирантка его выехала неизвестно куда.
Нелегкими были для Тани эти дни. Она готова была сама побежать к хозяину дома, убить его, растерзать на части. То ей представлялось, что он сдал Наташу полиции, то усилием воли она заставляла себя искать выход, пыталась повстречать Наташу где-нибудь на улице. К ней Наташа не придет, не решится, но Тамарин адрес она знает. Если она жива и невредима, то, конечно, появится здесь неподалеку.
Действительно, спустя несколько дней, медленно шагая по улице, Таня услышала за спиной торопливые шаги. Ее догоняла Наташа. Девушки пошли рядом.
- Я теперь в другом месте живу, - заговорила Наташа, - у сестры бывшего моего хозяина. У него опасно было, понимаешь? Очень опасно.
Таня остановилась от удивления: она не понимала. Наташа рассказывала взахлеб:
- Ну вот, пришла к моему домовладельцу сестра, пожилая. Славная такая женщина. Она из-за него всю жизнь страдала, она постарше - все надеялась, он человеком станет. Она мне сразу посоветовала уходить от него. У него квартиранты не задерживаются: готов человека за копейку продать. Деньги вперед возьмет, а после ему все кажется, будто в огороде что-то сорвали, полы топчут, крыльцо продавили. Он и в полицию может донести. Просто так, понимаешь теперь? Мол, квартирант подозрительный, плохо о немецких властях отзывается. Деньги и вещи чужие прикарманит, а сам еще убытки подсчитывает, и представляется ему, что едва спасся от злодеев-жильцов... Сестра его мне предложила к ней переехать. Она одинокая, скучно одной да и страшновато. Ну я и переехала.
- А с пропиской как же? - спросила Таня.
- Хозяйка говорит, пока обойдется, а там она меня пропишет. Знаешь, туда к нам на квартиру немец один ходит, унтер. Он военной столовой заведует, продукты всякие таскает...