Я подошел к нему:

— Ты себя так чувствуешь оттого, что Хеллер проиграл?

Он покачал головой:

— О нет. Выиграл или проиграл — это не имело бы значения. Это было бы для нас новостью-однодневкой для центральной страницы, а там мы бы занялись чем-нибудь еще.

Я ничего не понял.

— Постой, если проигрыш или выигрыш ничего не значили, почему же ты тогда так расстроен?

Он тщетно попытался поудобнее приладить на голове пузырь со льдом. Затем не выдержал и закричал:

— Клиентам никогда не доверяйте! Они всегда вас надувают!

— Может, лучше скажешь мне, что, по-твоему, не так? — спросил я, озадаченный.

Он заплакал и сдавленным голосом сказал:

— Он вообще не должен был участвовать в гонках.

Перед самыми гонками его должны были похитить. Мы бы две недели занимали первую полосу газет — это по меньшей мере. — И он заколотил кулаками по коленям. — Все должно было пройти безукоризненно. Через две недели он бы оказался за «железным занавесом», пленником жадных до горючего русских!

И Балаболтер Свихнулсон издал вопль отчаяния.

— Это положило бы начало третьей мировой войне!

Он стал бы бессмертным!

Покорчившись и побив себя по коленям, он воскликнул:

— На клиентов полагаться никогда нельзя! О Боже!

Что мне теперь делать, чтобы вернуть себе центральную полосу???

Я потихоньку удалился.

Воскресное утро я проводил в нежных и любящих, хоть и дорогостоящих, объятиях кресла отеля «Роскошные ручки Бентли Бакс» (таково его полное наименование). Только на эти объятия я и мог рассчитывать в данное время. Но к десяти часам чувство лености стало уступать смутному ощущению тревоги. Мне пришла в голову мысль, что Хеллер, вполне возможно, оправится от поражения. В жизни он был непредсказуемо сверхактивным. Тип характера мне вовсе не симпатичный. Я попросил принести мне на завтрак клубничный пирог — из Аргентины, как было сказано в меню — и, завернувшись в халат, вскоре уписывал его за обе щеки. Моя углеродно-кислородная печь нуждалась в заправке после тяжелых испытаний, выпавших на ее долю вчера.

С некоторой ленцой я открыл десятифунтовую воскресную газету. В сущности, не знаю, что я там предполагал найти. Но уж совсем не предвидел, что на самом деле не найду там ничего. Ровным счетом ничего!

Во всей газете не было ни слова о гонках.

Ни одного слова!

Я бросился к телевизору. Пробежался по каналам. Ага, как раз начиналась программа под названием «Спорт за неделю». Ряд спортивных событий. Затем несколько коротких эпизодов автогонок без редакторских комментариев, о Вундеркинде почти ни слова! Только об авариях!

Да, дело было дрянь. Прав оказался Мэдисон. Поперли его с центральной страницы. И даже не подождали денек-другой, а сразу!

Я вспомнил частоту местной радиостанции, которую слушал в субботу, — «Волны Лонг-Айленда». Я настроился на нее. Мне повезло! Как раз начинались новости.

Наверное, Лонг-Айленд в это воскресенье выглядел сонным заснеженным пригородом. Меня заинтересовали только две новости, обе местные.

В зоне отдыха на побережье Джоунз-Бич какие-то бойскауты обнаружили сгоревший дотла фургон с десятью телами. Полицейские заявили, что тела обгорели до неузнаваемости: что причина — утечка выхлопных газов из глушителя, которые вспыхнули; что, вероятно, погибшие направлялись за партией наркотиков, переправляемых морским путем; что Томми Джонс награжден знаком отличия за ходьбу на снегоступах.

Другой новостью явилось еще одно открытие: мисс Сара Джейн Гуч, очаровательная супруга Губи Гуна, сегодня утром по дороге в супермаркет Крэнстона наткнулась на тело в сугробе, которые сейчас «на нашей улице на каждом шагу», и позвонила в полицию, а та обнаружила еще одно тело, примерно в двухстах ярдах. Там из-за него грызлись собаки, о чем и сообщила в полицию миссис Эмма Гросс, очаровательная супруга Билла Гросса. Полиция пришла к заключению, что один из мужчин застрелил другого из винтовки, а затем покончил жизнь самоубийством с помощью кинжала, который так и торчал у него в спине. Таким образом, общество освободилось еще от двух преступников, а такая новость в холодный день согревает нам сердце.

Гонки в Спринортс могли бы вообще не состояться.

И уж совсем все казалось спокойным, когда дело дошло до новостей о Вундеркинде. Меня охватила тревога. Что теперь будет? Неужели Хеллер выйдет сухим из воды и — вперед к славе?

Я решил проверить, чем сейчас занят вышеупомянутый Хеллер.

Мой приемник с видеоэкраном был заряжен лентами для записи действий Хеллера, и, просмотрев их, я узнал, что у него было на уме сегодня утром.

Он вошел в свой офис. Как?! В воскресенье?! Это был плохой знак. Ужасно трудолюбивый!

В первую очередь он вытащил Изю из чулана, которым тот пользовался как спальней.

— Я дал вам когда-то один аппарат, — сказал Хеллер. — Мне надо взглянуть на него.

Хеллер прошел к себе в кабинет, включил обогреватель и немного постоял, глядя из окна на заснеженные пространства нижнего Манхэттена. Кажется, его особое внимание привлекли пятна копоти, уже начинавшие расползаться на снегу. В офисе явно становилось теплей, судя по тому, что он снял с себя лыжную маску, куртку с белым меховым капюшоном и сел.

Вошел Изя, неся то, о чем его просили. Это был немодифицированный преобразователь углерода, привезенный Хеллером с Волтара, копия того, что он вмонтировал в свой теперь уже покойный «кадиллак».

Хеллер достал инструменты и очень проворно заработал руками. Вскоре устройство лежало на куске ткани у него на столе в разобранном виде. Это меня слегка встревожило.

Он стал осматривать детали одну за другой, поднося их близко к глазам. И вдруг остановился. В руках он держал тонкую металлическую штуковину длиной около дюйма.

— Засечка, — сказал он.

Увеличенную его собственным зрением, я тоже мог видеть ее на своем экране. Всего лишь крошечная V-образная засечка, нанесенная одним нашим диверсантом, чтобы поставить Хеллера в затруднительное положение.

— Смотрите! — Он протянул детальку Изе.

Но Изя, как ни крутил роговыми очками, не мог разглядеть никакой засечки. Тогда Хеллер взял большое увеличительное стекло и показал ему.

— Из-за нее в следующий компонент поступил ток уже не той величины, что нужно, — пояснил Хеллер. — Он раскалился докрасна! А ведь это были всего лишь дешевые школьные комплекты. Я как-то не сообразил.

Изя посмотрел на него непонимающе:

— Школьные комплекты?

— Нет-нет, — отмахнулся Хеллер, видно, осознав, что близок к нарушению Кодекса. — Они будут прекрасно работать. Мне только потребуется слегка его переделать, чтобы в этом месте гарантировать значения электрических величин, и ему сносу не будет. Верните-ка мне схемы.

Изя достал их, и Хеллер внес изменения. Настроен он был, казалось, весьма бодро. Этот идиот не подозревал, что дальновидность Ломбара Хисста стоила ему поражения в гонках.

— Изя, — сказал он, — что делаешь, когда проиграешь гонку?

— Прежде всего не ввязываешься в них, — отвечал Изя.

— Нет, правда, я хочу знать.

— Уезжаешь в Южную Америку. Там, в верховьях Амазонки, есть место, где живут одни муравьи-солдаты. Покой. Никаких людей. Сожрали даже репортеров. В один момент могу заказать вам место на рейс «Пан-Америкэн»! — От энтузиазма он уже чуть ли не пел.

— Нет-нет, — запротестовал Хеллер. — Вот только исправлю эту штуку, возьму другую машину и снова вызову их на состязание!

— О нет! — протянул плачущим голосом Изя.

Впрочем, и я протянул тем же голосом то же самое.

Снова вынести такое напряжение было выше моих сил. Это стало бы настоящим ЧП.

Я протянул руку к телефону, но оказалось, что держу в ней видеоэкран. Я опустил его на стол и сделал попытку, как оказалось, позвонить по своему кольту типа «бульдог». Я бегал по комнате, хлопая дверцами и пытаясь одеться.

Ютанк, моя возлюбленная турчанка, с сонным лицом высунулась из-за двери спальни: