Минутная пауза, последовавшая за этими словами, говорила, должно быть, о том, что внимавшие старому джентльмену слушатели отдавали должное его великодушию, поскольку ни для его сына, ни для гостя не было тайной, что собственный его матримониальный опыт не увенчался успехом. Однако, как выразился старик, среди женщин «бывают разные», и в этой оговорке, возможно, заключалось признание, в ошибке, хотя, разумеется, молодые люди не посмели бы заметить вслух, что его избранница не принадлежала к лучшим представительницам своего пола.

– Если я правильно понял вас, сэр, женившись на интересной женщине, я сам смогу обрести в жизни интерес? – спросил лорд Уорбертон. – Но ваш сын представил меня в неверном свете – я вовсе не собираюсь жениться, хотя, кто знает, может быть, интересная женщина сумела бы изменить мою судьбу.

– Хотел бы я видеть эту интересную женщину. Ваш идеал, так сказать…

– Увидеть идеал, мой друг, невозможно. Особенно столь возвышенный и воздушный, как мой. Я сам был бы счастлив его увидеть – тогда для меня многое бы прояснилось.

– Влюбляйтесь в ту, что понравится, только не в мою племянницу, – сказал старый джентльмен.

Сын весело рассмеялся.

– Лорд Уорбертон решит, что ты хочешь его заинтриговать! Ах, отец, ты живешь с англичанами тридцать лет и усвоил многое из того, что они говорят, но ты так и не усвоил, что о многом они умалчивают.

– Я говорю, что хочу, – отозвался старый джентльмен с присущим ему благодушием.

– Не имею чести знать вашу племянницу, – сказал лорд Уорбертон. – И, кажется, впервые о ней слышу.

– Это племянница моей жены. Миссис Тачит везет ее с собой в Англию.

– Моя мать, как вам известно, – пояснил Ральф, – провела зиму в Америке и едет домой. Она написала нам, что встретила свою племянницу и пригласила ее погостить.

– Вот как… Ваша матушка очень добра, – сказал лорд Уорбертон. – А что, юная леди из породы интересных женщин?

– Мы знаем о ней не больше вас. Моя мать не любит длинных посланий и шлет нам только телеграммы, а расшифровывать их – нелегкое дело. Говорят, женщины не умеют составлять телеграммы, но моя мать вполне овладела искусством писать сжато. «Жара ужасно утомлена Америкой тчк возвращаюсь Англию племянницей первом пароходе пристойной каютой». Это ее последняя криптограмма, а до этого была еще одна, где, кажется, впервые упоминалась племянница. «Переехала отель наглый коридорный пишите упомянутому тчк забрала дочь сестры умер прошлым летом зпт еду Европу две сестры вполне самостоятельно». Над этим посланием мы с отцом до сих пор ломаем себе головы, ведь толковать его можно и так и этак.

– Одно, впрочем, ясно, – заметил старый джентльмен. – Коридорный получил отменный нагоняй.

– Я даже в этом не уверен – поле боя осталось все-таки за ним. Сначала мы думали, что речь идет о сестре коридорного, но упоминание о племяннице в следующей телеграмме говорит скорее за то, что имеется в виду кто-то из родственников. Потом мы гадали, что это за две сестры. По всей вероятности, дочери моей покойной тетушки. Но что «вполне самостоятельно»? Или, вернее, кто? И в каком смысле? Тут мы пока не нашли ответа. Относится ли это к молодой особе, которую опекает моя мать, или в равной мере к двум другим сестрам? «Самостоятельно» в моральном или финансовом смысле? Значит ли это, что они располагают собственными средствами или не хотят ни у кого одолжаться, или просто привыкли поступать по своему усмотрению?

– Ну что бы это ни означало, последнее значение здесь несомненно присутствует, – заметил мистер Тачит.

– Вы скоро узнаете разгадку, – сказал лорд Уорбертон. – Когда приезжает миссис Тачит?

– Мы в полном неведении. Как только ей предоставят пристойную каюту, каковой она, возможно, дожидается по сю пору. Впрочем, может статься, она уже высадилась в Англии.

– В этом случае она наверняка послала бы телеграмму!

– Она никогда не посылает телеграмм, когда их ждут, – только, когда этого никто не ждет. Она любит нагрянуть неожиданно – полагает, что поймает меня на чем-нибудь недозволенном. Правда, до сих пор ей не везло, но она не теряет надежды.

– Это наследственная семейная черта – пресловутая самостоятельность. – Судя по тону сына, материнские причуды раздражали его меньше, чем отца. – Впрочем, каким бы своенравием ни отличались молодые особы, с моей матушкой им не тягаться. Она полагается только на себя и считает, что никто другой ей помочь не может. От меня она ждет не больше проку, чем от использованной марки. Вовек бы мне не простила, если бы я дерзнул встретить ее в Ливерпуле.[6]

– Но мне вы, надеюсь, дадите знать, когда появится ваша кузина, – сказал лорд Уорбертон.

– Только при оговоренном условии – что вы не станете в нее влюбляться, – ответил мистер Тачит-старший.

– Не слишком ли это сурово? Вы решительно считаете, что я недостаточно хорош для нее?

– Нет, даже слишком хороши, а потому я не хотел бы, чтобы она вышла за вас замуж. Полагаю, она не за тем сюда едет, чтобы найти себе мужа. Увы, многие ее соотечественницы приезжают сюда именно за этим. Будто нельзя сделать хорошую партию в Америке! И потом у нее, наверно, есть жених. По-моему, у каждой молоденькой американки непременно есть жених. А главное, я не убежден, лорд Уорбертон, что из вас получится примерный супруг.

– Весьма возможно, что у нее есть жених. Я знавал многих американок, и все они были помолвлены. Только, поверьте, это ничему не мешало, – заметил гость мистера Тачита. – А вот смогу ли я быть примерным мужем, на этот счет у меня тоже возникают сомнения. Но надо же хоть попытаться!

– Пытайтесь, сколько душе угодно, но не с моей племянницей, – улыбнулся старый мистер Тачит, чьи возражения носили явно шутливый характер.

– Кроме того, – сказал лорд Уорбертон в еще более шутливом тоне, – а что если племянница мне вовсе не понравится!

Пока эти двое перебрасывались остротами, Ральф Тачит обычной своей нетвердой походкой отошел в сторону, все так же держа руки в карманах. Непоседа терьер крутился под ногами, а Ральф, повернувшись к дому, сосредоточенно разглядывал лужайку, не замечая, что за ним внимательно следит некая особа, внезапно возникшая в проеме широких дверей. Ральф поднял глаза на незнакомку только потому, что его собака вдруг кинулась вперед, заливаясь отрывистым лаем, скорее, впрочем, Дружелюбным, нежели задиристым. Неизвестная особа оказалась юной леди, которая, по-видимому, сразу поняла, что пес приветствует ее, и когда тот стремительно бросился ей под ноги и замер, подняв голову и оглушительно лая, она нагнулась, подхватила его и, не обращая внимание на тявканье, поднесла к самому лицу. Подоспевшему к тому времени хозяину оставалось лишь удостовериться в том, что новой приятельницей Банчи была высокая девушка в черном платье, весьма привлекательная на первый взгляд. Она была без шляпы, как если бы приехала к ним погостить, и это обстоятельство не на шутку озадачило молодого мистера Тачита, поскольку из-за недомогания хозяина дома они последнее время никого не принимали. Между тем два других джентльмена тоже заметили незнакомку.

– Помилуйте, кто эта девушка? – изумился мистер Тачит-старший.

– Не племянница ли это вашей супруги – пресловутая самостоятельная молодая леди? – заметил лорд Уорбертон. – Судя по тому, как она укротила Банчи, должно быть, это она и есть.

Колли тоже одарила своим величественным вниманием все еще стоявшую в дверях гостью и направилась к ней, добродушно помахивая хвостом.

– В таком случае где, скажите на милость, моя жена? – промолвил старый джентльмен.

– Очевидно, для вящей самостоятельности ваша племянница поспешила от нее отделиться.

Девушка, не выпуская из рук терьера, улыбнулась Ральфу и спросила:

– Это ваш песик, сэр?

– Минуту назад был моим, но вы поразительно ловко им завладели.