Верно?

Мог ли он не знать о своей вероломности?

Пока он пытался понять, в его голове пронеслись тысячи картинок, отчего он упал на колени. Как его жизнь могла так измениться и превратить его в монстра?

Как?

И в этот момент он вспомнил боль на лице Кириана, в ту ночь, когда спросил его, каково было, когда он древним воином впервые пошел на битву и забрал чью-то жизнь.

Более того, он видел Кириана в тот день и чувствовал то же, что и он. Видел все, что видел его босс. Почему-то он думал, что Кириан был старше, когда пошел на войну.

Но в Битве при Праймарии его храброму боссу было примерно девятнадцать-двадцать лет. Он был скорее худощавым, чем мускулистым. Примерно возраста Ника…

Тогда Кириан не был храбрым, компетентным генералом, которого знал и уважал Ник. Он, как и Ник, был напуганным ребенком, пытающимся понять мир, в котором обычно нет никакой логики. И он был гораздо более жестоким и безжалостным, чем следовало бы. Это и есть самая сложная часть переходного возраста. Эти ежедневные, зачастую грубые пощечины, которые говорили о том, что взрослая жизнь будет вовсе не такой, как представлялось в детстве. Что все будет не так, как должно было.

На ужин десерт не положен, хотя именно ты сейчас отвечаешь за свое пропитание. Ты не потратишь все деньги на видеоигры, которые хотел. Вместо того, чтобы отчитываться перед учителем, ты будешь отчитываться перед боссом, который заставит тебя скучать по временам, когда твоим худшим страхом был школьный звонок. Тебе все еще нужно ложиться спать в нормальное время, делать домашние дела, которые ты ненавидел, а не слоняться с друзьями. И те, кто измывался над тобой в школе, не получат заслуженное наказание, и не останутся не у дел. Теперь они твое начальство, и если дать им в морду, как они того и заслуживают, то ты не будешь оставлен после уроков, как в школе, а попадешь в тюрьму.

Людей, которые стоят за тебя горой, станет очень мало или их не станет вообще. И чаще всего ты будешь чувствовать себя одиноким и брошенным, ненужным и бесполезным.

Но, как уже было сказано, жизнь находит способ тебя удивить. Когда ты уже готов полностью сдаться и опустить руки, когда решаешь, что люди не достойны тех неприятностей, что доставляют, появляется нечто, что помогает тебе все переосмыслить.

Крошечное чудо в непроглядной тьме может дать надежду и провести тебя сквозь нее, и ты заново разглядишь красоту мира.

Именно в такие моменты понимаешь, что стоит жить. И именно за них все цепляются в темные часы отчаянья.

Закрыв глаза, Ник видел те повороты судьбы, которые все еще оставались с Кирианом…

Измученный жутким маршем к городу, уставший от вида резни, встретившей их, и сегодняшней битвы, Кириан снял доспехи, чтобы помочь засыпать курганы и убрать в них тела.

Забыв приказы, тренировки и протокол, он оставил меч притороченным к седлу коня. Если честно, он испытывал такое отвращение к войне, что не мог вспоминать о них. Ему был неприятен груз поступков, легший на него, напоминание о жизнях мирных граждан, отнятых для того, чтобы спасти его.

Он многие часы переносил детей и их матерей, и изо всех сил старался не вскочить на коня и не умчаться к отцу домой, чтобы признать, что тот был прав.

Он не был солдатом. Война была кошмаром, и об этом его предупреждал отец. Кириан не хотел иметь ничего общего с жизнью солдат. Он больше не хотел резни и жестокости. Сейчас он мечтал лишь о своей старой постели и милом доме.

Лишь гордость не давала ему сбежать. Это и то, что отец никогда этого ему не забудет. Он видел в нем лишь раздражительного, избалованного мальчишку, который настаивал на своем опрометчивом решении, которое принял только из-за славы, которую оно может принести.

«Как ты можешь управлять королевством, если не можешь проанализировать свои решения? Хорошо это или плохо, но раз уж ты решил, то именно тебе жить с последствиями. Так что думай об итогах, сынок. И постарайся понять путь, по которому пойдешь, и то, что ты точно хочешь по нему идти до самого конца». Хорош он или же плох.

Поэтому Кириан сглатывал желчь и продолжал подготавливать тела, хотя и боялся, что больше никогда не сможет есть или пить.

— Парень!

Кириан замер, потянувшись за телом молоденькой девушки.

Димитрий, огромный помощник командующего, несся к нему.

— Где твои доспехи и меч?

Выпрямившись, Кириан пытался придумать достойное оправдание, которое не повлечет за собой порку за нарушение приказов. К сожалению, его не было.

— Ты меня слышишь?

Сглотнув, он указал на их залатанные шатры.

— Сэр, на моей лошади. На краю лагеря.

Разозленный Димитрий схватил его за красный хитон и потащил вперед.

— Мы на войне, мальчик! Нельзя бросать обмундирование там, где не доберешься до него в случае атаки, или там, где его могут украсть воры или враги. Этого ты хочешь? Вооружить врагов, чтобы они перерезали тебе глотку твоим же мечом? Тебя за это выпорят! Будет уроком на будущее!

Когда Димитрий тащил его к шатрам, раздался громкий командный голос:

— Отставить!

Кириан чуть не обмочился, узнав яростный рёв Юлиана Македонского. Он был их командующим, знаменитым сыном богини и легендарным героем Спарты, так что никто не хотел встречаться с его гневом. Хотя отец Кириана отдал его под защиту Юлиана, тот старался не попадаться ему на глаза, держаться подальше от него, потому что он был единственным в армии, кто мог безнаказанно его убить.

И тогда соратники Кириана, наверное, поаплодировали бы Юлиану, потому что терпеть его не могли. Но он не хотел показывать Юлиану, как боится его вблизи.

Заставив себя задрать голову, он не моргая встретился с глазами командующего. В конце концов он принц Фракии. Он примет любое наказание, не опозорив свое положение.

Юлиан преодолел последние метры, даже не посмотрев в его сторону. Его гнев был направлен на Димитрия.

— Отпустить его. Сегодня пролили уже достаточно крови. Оставь мальчика.

— Серьезно, командующий? Принц он или нет, ему нужно знать свое место.

Лицо Юлиана окаменело.

— Оспариваешь мои приказы, солдат?

От этого Димитрий сжался и поспешил оказаться как можно дальше от Юлиана. Горло Кириана сжалось, но он храбро встретил взгляд Кириана.

— Благодарю за прощение, Командующий. Обещаю больше не бросать обмундирование.

Юлиан кивнул ему.

— Если тебе от этого полегчает, Высочество, меня на первой битве стошнило. Я даже описался, хотя был тренированным спартанцем. Не позволяй нападать на тебя. На поле ты проявил недюжую храбрость, когда я видел, как более опытные солдаты падали, или еще чего хуже — убегали.

Кириан, пристыженный, но благодарный за странное сравнение Юлиана и непонятное понимание, отвернулся.

— Да как может стать легче?

Юлиан удивил его еще больше, предложив выпить из его фляги.

— Да, но день, когда ты вступишь в бой и хладнокровно отнимешь жизнь, не чувствуя ничего по поводу этого человека и его будущего, которое ты перечеркнул… именно его ты должен бояться больше всего, а не ожидать. То, что мы делаем — зло, юный принц. И конечно же к этому нельзя относиться с беспечностью и делать с радостью. Скорее уж с трепетом и пониманием цены чужой жизни. Правда битвы в том, что какой бы маленькой она не была, ты все равно навсегда запачкаешь свои руки в крови.

Эти слова эхом звучали в голове Ника, пока он осматривал жуткую разруху вокруг.

Этот урок навсегда остался с Кирианом.

А теперь он понял почему, но не понимал зачем увидел его сейчас, когда нужно сосредоточиться на другом. Он вообще не понимал, почему у него возникают те или иные видения.

В них было что-то важное, это он знал. Хотя они и не укладывались в голове, его остаточные способности Малачая пытались предупредить его о чем-то.

Но все это раздражало, как старые стишки Наширы, и было еще глупее. Ему их никогда не понять.

Покачав головой, он сосредоточился на дочери Сими и Ксеве. Она все еще разглядывала Ксева, будто пыталась понять, стоит ли с ним драться. Это могло быть огромной ошибкой. Пусть она была сильной, и часть способностей Ксева была ограничена, это не влияло на факт, что тот оставался лучшим бойцом из всех, что знал Ник.