— Нервничаешь? — шепотом спросила ее Бесс.

— Скорее, бешусь! Как ты могла заварить такую кашу!

— Но я не думала, что дойдет до этого. — Бесс в смятении уставилась на толпу зевак, которые обступили дорожку.

— Ты заключила пари? — спросила Николь, пробуя, насколько пружинит рапира.

— Нет.

— А я заключила, — сказала Гвен.

— На кого поставила?

— На тебя, разумеется, — с гордостью ответила Гвен.

— Прямо не знаю, как я влипла в эту историю, — вздохнула Николь.

— Он наверняка тебе уступит, — заверила Бесс. — Кстати, а что случилось утром на охоте? Лорд Терлингтон говорил, что никто вас не видел почти в течение двух часов.

— Моя лошадь понесла. — Николь замерла. На дорожку вышел лорд Уоллингфорд. В черном с золотистой отделкой и безупречно сшитом снаряжении он выглядел весьма впечатляюще. Он подошел к ней, поднял маску и обворожительно улыбнулся.

— Диана! — Он отвесил поклон. — Вы изумительно красивы в доспехах!

Гвен подтолкнула Николь вперед. Лорд Терлингтон, которому отвели роль рефери, хлопнул в ладоши, призывая к вниманию.

Николь кивнула и опустила маску.

Лорд Уоллингфорд сделал то же самое.

— Сходитесь! — крикнул Терлингтон.

Уоллингфорд осуществил маневр, Николь ответила контрударом. Его поза была именно такой, какой требовал от нее лорд Бору, — прямой и настороженно-бдительной, но его движениям, которые отличались удивительной грациозностью, не хватало силы. Он позволил себе опустить рапиру, Николь с ходу бросилась вперед и нанесла ему укол в плечо. Зрители взволнованно загудели.

Лорд Терлингтон несколько удивленно объявил:

— Первый укол нанесла мисс Хейнесуорт!

Это оказалось таким легким, что Николь не усомнилась в том, что Уоллингфорд позволил ей это сделать. Он отступил назад, безупречно работая ногами. Она атаковала и сделала быстрый выпад. Он парировал, однако же не столь активно, как она ожидала. Николь отбила вправо и мысленно наметила для себя следующую атаку, нащупав его слабость при выполнении этого приема. То, как он ответил на ее следующий выпад, дало ей возможность собраться с силами. Лорд Бору отреагировал бы на этот ее элементарный ход сверхбыстрым, ошеломляющим ложным выпадом, а Уоллингфорд, похоже, действовал более сдержанно.

Он возобновил атаку. Николь нанесла ответный удар. Сила его оказалась такова, что рапира вылетела у Уоллингфорда из рук на траву.

Проклятие! Что ей делать теперь? Если она будет фехтовать как положено, то нанесет ему десять уколов раньше, чем он ей хотя бы один! Николь была абсолютно уверена, что не должна выигрывать этот бой. Но черт побери, каким образом может она позволить ему одержать верх, чтобы при этом все выглядело убедительно?

Уоллингфорд поднял рапиру. Терлингтон подозвал их к центральной линии. Выражение его лица, как показалось Николь, было отнюдь не уважительное, скорее — негодующее.

— Ваши подруги не солгали, говоря о вашем мастерстве, — сказал, тяжело дыша, Уоллингфорд.

— Просто повезло, — ответила она, решительно настраиваясь на то, чтобы дать ему возможность выиграть.

Это оказалось не так-то просто. Его картинно идеальная поза и стойка скрывали полное непонимание сущности этого вида спорта. Он бросался в атаку, когда нужно было уходить в защиту, делал выпады скорее эффектные, чем эффективные, не имел понятия о логически подготовленной атаке. Николь вынуждена была отказаться от всего, чему ее обучили. Она должна была следить за тем, чтобы не нанести Уоллингфорду укол, и он этим воспользовался. Но когда Терлингтон объявил счет, у нее упало сердце: четыре к двум. Господи, когда-нибудь они доберутся до десяти?

Труднее всего было убедить не только толпу, но ее простодушного поклонника в том, что он сильнее ее. Когда счет стал восемь к пяти — при этом три последних укола Николь просто не могла не нанести, ибо Уоллингфорд оказался совершенно открыт, — она сделала вид, что поскользнулась, и упада. Он мгновенно отбросил рапиру и бросился к ней.

— Николь! Я нанес вам травму? Терлингтон! Пусть принесут вина и воды!

— Щиколотка, — шепотом сказала Николь. — Должно быть, я ее подвернула.

— О Господи, я никогда себе этого не прошу! Было сумасшествием с моей стороны втягивать вас в это дело, моя драгоценная голубка! — Он погладил ее по шеке.

Позади него Николь увидела подруг с напряженными лицами. Когда Уоллингфорд помог ей дойти до комнаты и, рассыпавшись в извинениях, удалился, Гвен сердито сказала:

— Какой-то дурацкий фарс!

Бесс выглядела не менее раздраженной:

— Ты могла бы его разгромить, даже если бы твоя вторая рука была привязана за спиной!

Николь вздохнула:

— Вы ничего не понимаете. Я не могла поставить его в неловкое положение на глазах у этой толпы! Ведь это всего лишь игра! И кроме того, он мне нравится. Я не хотела, чтобы он оконфузился.

— Я не уверена, что игра стоит свеч, — заявила Гвен.

— Почему? — удивилась Бесс.

— Я думаю об академии. Мадам находит в нас лучшее и развивает его. Но где ему проявиться, если мир к этому не готов?

Бесс наморщила лоб.

— Я думаю, — медленно проговорила она, — идея заключается в том, что мы должны переделать мир. Медленно и постепенно.

— И я это сделала! — горячо подхватила Николь. — Я фехтовала с мужчиной на публике! Это явный шаг вперед!

— Ты отдала игру без борьбы, — безжалостно напомнила Гвен.

— Ах, Бог с ним, с этим поединком! Во всем виновата Бесс — это она затеяла разговор о фехтовании!

Николь чувствовала себя усталой и раздраженной и была не в настроении выслушивать соображения подруг. В глубине души она догадывалась, что думает о ней сейчас лорд Бору. Он понимал, что Уоллингфорд не имел ни малейшего шанса выстоять против нее. Именно по этой причине он хотел отговорить ее от поединка. Однако она не разобралась в его мотивах — была уверена, что он ревнует ее к Уоллингфорду. Иначе чем объяснить его поведение на реке, когда он продемонстрировал ей свою мужскую мощь, чего она не могла забыть?

— Николь!

О Господи, мать. Баронесса сунула голову в дверь, продемонстрировав при этом непривычную для себя сдержанность.

— Николь чувствует себя хорошо, — нетерпеливо сказала Бесс. — Она лишь подвернула щиколотку.

— Ну вот видишь, что происходит, когда вторгаешься на территорию, которая по закону принадлежит мужчинам? — ласковым тоном сказала баронесса. — Надеюсь, что ты усвоила, где твое место, дорогая Николь!

Под предлогом мнимой травмы Николь смогла остаток дня побыть у себя в комнате, что ее весьма устраивало. Ей нужно было время, чтобы все хорошенько обдумать. Уоллингфорд навещал ее ежечасно, приносил вино, цветы, шоколад и фрукты, рассыпался в пылких извинениях, и она с облегчением поняла, что он так и не понял, что же произошло на фехтовальной дорожке в действительности. Баронесса также проявляла много внимания, беспокоясь о том, не закрыть ли окна и не прибавить ли огня в камине, спрашивала, чего Николь хотела бы поесть или выпить. Подобная забота была так нехарактерна для нее, что Николь рассердилась.

— Ради Бога, мама! — воскликнула она, когда баронесса приводила в порядок постель. — Ты не была даже наполовину столь внимательна ко мне, когда я сломала руку, спрыгнув с амбара в стог сена!

— Тихо! — испуганно зашипела мать. — Ты ведь не хочешь, чтобы об этом узнал Уоллингфорд.

Николь села в кровати.

— Честно говоря, я не думаю, что это его как-то расхолодит.

— Вероятно. — Баронесса присела рядом. — Но, дорогая моя, ты должна быть сейчас очень-очень осторожной!

— Почему?

— Ну как же? Разве ты не понимаешь, что ты его поймала на крючок?

— Как мне не понимать, если все только и говорят об этом?

— Мне бы так хотелось, чтобы отец и братья видели все собственными глазами. Скажу тебе, Николь, что миссис Тредуэлл — настоящий гений. Подумать только, всего лишь несколько месяцев назад я отказывала тебе в будущем, а сейчас ты любимица города! То, что тебя выделил Уоллингфорд, как бы поставило печать одобрения высшего света. Теперь все говорят, что ты весьма оригинальна. — Баронесса погладила руку дочери.