- Я не пойду, - затряслась Зина. - Я очень боюсь покойников.

Она только теперь сообразила, какую допустила ошибку, сказав полицейским, что ей четырнадцать лет.

- Глупая... - Дядя Ваня с сожалением глядел на племянницу. - Сама не пойдешь, так заставят или отправят и Германию, церемониться с тобой не станут.

- Не пойду, не пойду! - ожесточаясь, повторяла Зина и в конце концов расплакалась.

К ней подбежала Галька и испуганно прижалась.

Успокаивая рыдавшую Зину, тетя Ира стала упрекать брата, что не сумел отстоять племянницу.

- Благодари бога, что и тебя не записали, - урезонивал сестру дядя Ваня. - И потом, как я понял, наших хоронить будем. Понимать должна. Наших!

... Утром на окраине деревни, возле колодца, собрались завербованные, с лопатами, топорами. 30

Заметив среди собравшихся своего двоюродного брата Володю Езовитова, Зина бросилась к нему:

- Володя, меня забирают, заставляют зарывать мертвецов.

- Меня тоже, - мрачно пробурчал Володя. Высокий, стройный, серьезный, он, как и Илья, казался Зине почти взрослым парнем, хотя они были почти ровесники.

- Можете отправляться, - сказал дяде Ване дежуривший здесь полицейский, когда собралось человек двадцать. - Доложишь вечером, кто как работал.

В ближнем лесу уже стали попадаться трупы. Но дядя Ваня, не останавливаясь, вел свою бригаду вглубь, решив начать с дальнего леса.

С жутким любопытством Зина озиралась по сторонам.

Особенно много было трупов на обширной болотистой низине, заросшей кривым лиственным мелколесьем. Очевидно, на этом участке леса немцы, окружив советскую -воинскую часть, обстреливали ее из орудий, бомбили с воздуха: верхушки многих берез и осинника были начисто срезаны, чернели воронки.

- Смотрите себе под ноги! - предупредил дядя Ваня. - Как бы на мину не нарваться.

Чем дальше они углублялись в лес, тем сильнее преследовал Зину тошнотворный запах.

Пройдя еще немного, дядя Ваня остановился.

- Вот отсюда мы и начнем... - сказал он. Достал из своей брезентовой сумки ворох разных тряпок и стал раздавать, советуя: - Завяжите нос и рот... легче дышать будет.

В болотной трясине чернели завязшие легкие орудия, зарядные ящики со снарядами, на лесной дороге валялись разбитые повозки, автомашины. И тут же рядом с военным имуществом в траве, на болотных кочках, на дороге и на полянах лежали скрюченные мертвые люди.

- Ой-ой, сколько... и все наши, - раздался за спиной Зины сдавленный шепот.

Увиденные здесь страшные следы смерти потрясли Зину. Руки, державшие лопату, тряслись.

А вокруг зеленела густая трава, нежные полевые цветы прикасались к застывшим лицам убитых. Краснела крупными спелыми ягодами лесная земляника, словно трава и зеленый мох были забрызганы кровью.

После долгих часов тяжкой работы бригада возвращалась домой. Шли, растянувшись длинной цепочкой.

Некоторые ребята тайком прихватили найденные винтовки, пулеметные ленты... Зине показалось, что дядя Ваня только делает вид, что ничего не замечает. Сама она шла, пошатываясь от охватившей ее слабости, удрученная и опустошенная.

Через несколько дней, когда похоронная бригада закончила работу, дядя Ваня, отметившись в комендатуре, вернулся домой в хорошем настроении.

- Местные власти к нам теперь относятся благосклоннее, - сообщил он тете Ире.

- Выслуживаешься! - сквозь зубы процедила она.

На этот раз покладистый, спокойный дядя Ваня не стерпел.

- Приходится... А почему - сама соображай: нас занесли в список лиц, которых собирались отправить в лагеря, а теперь разрешили жить в деревне. Раз-ре-ши-ли... Думаешь, тебя, жену коммуниста, они помилуют?.. Ты почему-то не хочешь понять, что плетью обуха не перешибешь. Не понимаешь, в какой обстановке мы живем. Мне моя жизнь не дорога, мне осталось немного... Видишь, что творится вокруг? Находимся словно в мясорубке... убивают, расстреливают. Главное - детей уберечь. Ведь страну после войны им, молодежи, придется восстанавливать.

Вечером Зина тихо сказала тете Ире:

- Дядя Ваня опять кашляет с кровью.

Изменившись в лице, тетя Ира ничего не ответила.

Глава третья

Зина подошла к калитке и остановилась, опешив: мимо избы под конвоем гнали пятерых босых красноармейцев в расстегнутых, без ремней, гимнастерках. Очевидно, их захватили где-то поблизости, в лесу.

- Сестренка, попить бы, - прохрипел один из них, когда конвоиры на минуту остановились.

Зина метнулась за водой, но за спиной прогремел выстрел, и просивший пить, худощавый, изможденный парнишка, свалился на землю. Остальных немцы погнали дальше.

Испуганная Зина вбежала в избу.

- Опять изверги убивают. - Бабушка перекрестилась.

Тетя Ира поспешно спряталась на кухоньку.

Вскоре прибежали где-то пропадавшие Ленька и Нестерка "братья-разбойники", как их прозвали родные за многочисленные проказы, - и, всхлипывая, сообщили:

- Четверых наших пленных у кладбища расстреляли...

Смерть становилась обычным явлением в Зуе: почти каждый день гитлеровцы расстреливали советских людей. Жители старались как можно реже появляться на улице. Поэтому, когда через несколько дней под окнами избы Яблоковых послышались крик и шум, Зина и тетя Ира побоялись выйти на крыльцо. В раскрытое окошко они увидели полицейского Чижа, который, размахивая револьвером, допрашивал двух женщин и девочку-подростка:

- Кто такие?.. Куда бежали?..

Женщины что-то испуганно отвечали ему. Смуглолицая девочка с небольшим вещевым мешком за плечами молчала.

- Ты шагай своей дорогой, - наконец разрешил полицай девочке, а женщин, подталкивая в спину, повел к станционному поселку. - Там разберемся, кто вы такие, - слышала Зина уже издали его по-бабьи визгливый голос.

Голубоглазая смуглянка лет двенадцати, босая, в запыленном ситцевом платье, тяжело дыша, присела рядом с тыном на бревнах. Тонкие плечи вздрагивали.

- Хлебушка у вас не найдется? - обратилась она к тете Ире. И тут же пояснила: - Мы испугались, побежали, а он и разъярился. Вредный!..

Зина вынесла из избы небольшой кусок хлеба.

- Спасибочко! - поблагодарила девочка, низко, по-деревенски кланяясь. Хлеб она есть не стала, аккуратно завернула в платочек и спрятала. - Забрали моих попутчиц, - со слезами на глазах пожаловалась она... Что теперь делать? Одной несподручно идти.

Из избы выбежали Галька, Ленька и Нестерка, окружили девочку.

- Ты откуда? - участливо спросила тетя Ира.

- Издалече... Нас страшно бомбили... Мы прятались в канавах, в овраге. Наш детский дом сгорел. А мы, все девчонки и мальчишки, разбежались. Немцы пришли... Мою подружку Раечку убили... Осталась я одна. С этими женщинами по дороге я познакомилась. Вот теперь забрали и их...

Диковатые глаза на не по-детски серьезном лице девочки сверкали каким-то горячечным блеском. И говорила она неестественно бесстрастным, спокойным голосом.

- А теперь куда путь держишь? - продолжала расспрашивать тетя Ира.

- Как куда?! В Пушкино, под Ленинград. Там у меня двоюродная сестра живет.

Тетя Ира и Зина изумленно переглянулись.

- Как же ты... так пешком и войдешь? - недоверчиво переспросила тетя Ира.

- Где к машине прицеплюсь, а где поездом. А то и пешком. Я сильная, как-нибудь дойду.

- А фронт как ты перейдешь?..

- Я маленькая... Незаметно как-нибудь проскочу. - В ее голосе была такая непоколебимая уверенность, что Зина и мальчишки смотрела на нее с невольным восхищением.

- А ты не боишься? Вдруг убьют по дороге? - тетя Ира пытливо посмотрела на девочку.

Та потупилась.

- Меня уже убивали, но не убили... А смерти я не боюсь, только пугаюсь.

Стоявшая рядом с Зиной Галька вдруг встрепенулась и дернула сестру за платье:

- Пойдем и мы?

- Куда?

- Домой, к маме... в Ленинград.

Зина обняла Гальку, крепко прижала к своей груди.

Беженка неохотно встала, вскинула на плечи вещевой мешок и, еще раз поблагодарив за хлеб, медленно побрела к большаку.