А. Бергсон (1859–1941) был представителем спиритуализма – направления философской мысли, которое, в противовес естественнонаучным доктринам, отстаивало свободу личности, автономию эстетических и моральных ценностей, человеческого сознания и духовности. Творчество Бергсона, выход в свет его основных сочинений почти совпадали по времени с выходом основных трудов Фрейда.

Бергсон говорил о понятии времени, сравнивая его с «жизненным потоком». Лишь благодаря маятнику времени, находящемуся внутри нас и фиксирующему прошлое, человек в состоянии «ощущать ритм настоящего». В этом положении подчеркивается значение прошлого, в том числе, индивидуального прошлого, опыта памяти, ее преемственности. «Сознание хранит следы прошлого», «мы всегда действуем на основе опыта прошлого», говорит Бергсон. Процесс, погружения в глубокие слои памяти, «погружения в себя» чреват неожиданными открытиями. Подобные рассуждения Бергсона, несомненно, весьма близки к взглядам психоанализа. Фрейд стремился, по возможности, более точно описать поведение человека, его актуальное состояние именно на основе прошлого опыта индивида, в зависимости от фиксаций и комплексов раннего детства.

Нельзя не заметить объективного сходства высказываний Бергсона с базисными положениями психоанализа. Когда мозг находится в активном состоянии, пишет Бергсон, в нем обнаруживается лишь незначительная часть содержания психики. В то же время «интимные мысли и чувства» остаются скрытыми, как если бы зритель, видящий актеров на сцене, не понимал того, о чем они говорят. Не о «вытеснении» ли инстинктивных желаний («интимных мыслей и чувств») в область бессознательного, в огромный резервуар ИД говорит тут Бергсон?

И еще одно понятие. Оно уже упоминалось ранее в этой главе. Это понятие вообще часто встречается в работах экзистенциалистов и спиритуалистов. Речь идет о творческой, жизненной энергии. Бергсон тоже упоминает «жизненный поток», «жизненный порыв, свободный и необратимый». Тут само собой напрашивается сравнение с «либидо».

Труды Э. Гуссерля (1859–1938) создавались в том же историческом промежутке, что и работы З. Фрейда. Э. Гуссерль считается основоположником феноменологии, столь блестяще примененной К. Ясперсом в его «Всеобщей психопатологии» (1913). Феноменология – наука о сущностях. Есть факты (модусы), а есть – сущности. Задача исследователя состоит в том, чтобы открыть сущность факта. Не частные его признаки, а то универсальное, что скрывается за внешним обличьем. К исследованию объекта (факта) следует подходить без предубеждения, «не заинтересованно», не отягощаясь предварительными «банальными» установками.

То «универсальное», что содержится в факте (объекте, событии), раскрывается более всего посредством интуиции. В этом фрагменте феноменологии мы находим очертания так называемого «основного правила» психоанализа, сформулированного Фрейдом: «воздерживаться от всякого сознательного влияния на свою способность восприятия и целиком отдаваться своей подсознательной памяти». «Не следует, – советовал Фрейд, – направлять свое внимание ни на что в отдельности…». Надо «уделять всему одинаковое внимание…».

Пациент должен рассказывать «обо всем, что с ним происходит без всякой критики и отбора». «Как только человек хоть в какой-то степени сознательно сосредотачивает свое внимание, он начинает производить отбор из представленного ему материала… Производя отбор в соответствие со своими ожиданиями, он рискует никогда не узнать ничего помимо того, что он уже знает, а следуя своим склонностям, он наверняка исказит то, что воспримет».

Важный аспект феноменологии Гуссерля состоит в признании так называемой интенциональности сознания. Субъект и объект, формально разделенные между собой, сильно влияют друг на друга. Сознание субъекта привязано к объекту, предмету. Человек, видя объект, начинает думать, вспоминать, принимать решения, желать. Объекты не существуют вне сознания, равно как и сознания не бывает без объектов. Интенциональность сознания присутствует, под другими терминами, и в психоанализе. Например, объект – субъектные отношения в раннем детстве. Ребенок во-многом формируется как продукт самых тесных взаимоотношений с близкими людьми.

В подсознании образуется, по выражению Р. Мэя, «магма эмоций». Ее надо как – то остудить, «контейнировать». Один из способов для этого – психоанализ. Человек с взбесившейся магмой переносит ее на аналитика. А тот, если, конечно, искренне хочет помочь, впитывает ее, становясь тем самым контейнером. И все проблемы клиента превращаются в тошноту, аритмию и спазмы у самого аналитика. Терапевт только тогда поможет клиенту, когда полностью примет его проблемы.

Я намеренно не называю аналитика «врачом». Далеко не всегда, чтобы излечить недуг, достаточно врачебного диплома. Человек другой специальности, порой, просто вынужден стать «настоящим психоаналитиком» со всеми вытекающими последствиями. В том числе и принятием на себя чужих проблем со всеми сопутствующими рисками. В таких примерах из жизни видны главные перипетии психоаналитической терапии. Они проступают здесь едва ли не более отчетливо, чем в каком-нибудь клиническом разборе. Один подобный случай достаточно ясно показывает базис психоанализа.

Некий юрист, адвокат, оказался втянут в воронку жизненных страстей, главной из которых была ревность. Несколько слов о самом этом феномене. Одни ученые утверждают, что любовь несовместима с ревностью. Если человек любит, говорят они, то ни о какой ревности не может быть и речи; любовь одержит над ней победу. Если же ревность все таки выходит на первый план, это сигнал, знак угасания любви. Два этих медведя не уживаются в одной берлоге.

Другая группа исследователей, напротив, полагает, что ревность и любовь как сиамские близнецы обречены на совместное существование. Уничтожать друг друга им никак нельзя. Они могут либо вместе жить, либо вдвоем же и умереть.

Бывает по-разному. Многое зависит от человека, его жизненной истории, воспитания, наконец, от той ситуации, которая сложилась в данный момент. Порой, мелочь, ничего не означающий пустяк, вызывают приступ роковой ревности, и любовь погибает. А случается, ради сильной любви человек вынужден мириться даже с явной изменой и предательством. В конечном итоге, все в жизни определяется соотношениями: добра и зла, предопределенности и случайности, осознанности и необходимости, желания и долга, тишины и звука, незыблемости и ритма, любви и ревности.

Итак, упомянутый адвокат, как и многие, был невольно включен в глобальную компьютерную сеть. Глубоким вечером, он написал – в сеть, форум иди как его там? – стихи, вернее несколько строк.

Что толкнуло его к такому шагу? Три причины: разочарование, отчаяние, страх одиночества. Юриста покинула юная особа женского пола, которую он сильно любил. И теперь он не знал, как ему выкрутиться. Вот в этом состоянии он послал грустные стихи.

Последовал и ответ: к нему пришло предложение дружбы от некой Ирины. Так ведь бывает. Ирина словно угадала печальное настроение адвоката. Увидав поэтическую строку, она спросила его:

– Ты потерпел крах в любви?

– Трудно ответить до конца честно, – загадочно сообщил он.

Странное совпадение имен, сразу же подумал юрист. Ведь его утраченную возлюбленную тоже звали Ирина.

Адвокат читал книги по психоанализу. Он стихийно понимал, что знание данного предмета поможет ему в работе. Задавшись целью изучить психоанализ, он многого достиг. И даже консультировал коллег, помогая разбирать сложные поступки людей. За это они часто называли его «аналитиком». Правда, самому «аналитику» не повезло. Он носил в себе грустную тайну – о девушке, которую любил. Ему необходимо было кому-то признаться во всем. Стихи про «слезы» и «горе» он повторял в последние дни как молитву. Они хоть как-то помогали справиться с острой болью утраты.

А любил он свою девушку на грани самой жизни. Их познакомили общие друзья, кажется, в театральном буфете. Ирина призналась тогда, что ее беспокоят трудности при глотании пищи. Она боится завтраков, обедов и ужинов. И ей не помогают никакие, даже самые современные лекарства. Они ушли со второго акта и долго ходили по арбатским переулкам. Нити дождя блестели в мутноватом свете окон и фонарей. Любовь настигла их как умалишенный с ножом в темном городе. Собственно, это была не любовь, а томленье тел, и, может быть, душ.