Работая секретарем в Департаменте охраны окружающей среды, Шейла часто видела Симона, который, получив назначение на пост министра по проблемам городского хозяйства, регулярно проводил в департаменте совещания со своими советниками. Шейла была к тому же и его соседкой. Ее крохотный коттедж в Беркшире, оставленный в наследство крестной, откуда она каждый день добиралась в Лондон электричкой, находился всего в пятнадцати милях от Уортхэм Мейнор, загородного дома Симона.

Тем не менее, несмотря на такие совпадения, они могли так никогда и не встретиться, если бы не внезапный приступ гастроэнтерита, сразивший накануне вечером Фрэнка, шофера Симона. К тому времен, как Симону сообщили о том, что машина за ним утром не прибудет, искать замену было уже поздно. Неохотно, поскольку путешествовать в общественном транспорте он не любил, Симон вынужден был признать, что успеть на ответственное девятичасовое совещание, которое он проводил, можно было, лишь воспользовавшись электричкой "Интер-Сити 125".

Так и случилось, что Шейла, стоявшая в очереди за чашкой кофе в переполненном буфете поезда, с замиранием сердца разглядела в толпе знакомую фигуру элегантного красавца – министра по делам городского хозяйства, направлявшегося в ее сторону. Когда он подошел ближе, она не удержалась от робкой улыбки. К ее изумлению, он остановился, вопросительно глядя на нее сверху вниз своими полуприкрытыми карими глазами.

– Мне кажется, я вас знаю, не так ли? – спросил Симон, еще издалека приметивший длинноногую рыжеволосую красотку, выделявшуюся в серой массе пассажиров.

– Не думаю, – ответила Шейла, слишком взволнованная, чтобы скрывать правду. – Вернее, я-то знаю, кто вы, но мы с вами незнакомы.

– Хватит мечтать, радость моя. Сзади тебя еще полно народу, так что отходи, если ничего не желаешь.

Шейла огляделась и с удивлением обнаружила, что подошла ее очередь.

– О, прошу меня извинить. Кофе, пожалуйста.

– Сделайте два, – вмешался Симон. – Нет уж, позвольте мне, – и он мягко взял Шейлу за руку, когда она потянулась к кошельку, чтобы расплатиться. От одного его прикосновения она почувствовала слабость в коленях. С высокомерным видом передав бармену пару фунтов, он взял пластиковые стаканчики с кофе, и они отошли от стойки.

– Вам приходится каждый день так путешествовать? – спросил Симон, презрительным взглядом окидывая переполненный мрачный вагон.

– Да, – смутилась Шейла. – Я живу в деревне, в десяти милях от станции. Моя крестная умерла и оставила мне крохотный коттедж. Еще ребенком я часто и подолгу гостила в этом доме и очень его полюбила, так что расстаться с ним так и не решилась. – Она запнулась, поймав себя на том, что начинает нести вздор, но близость Симона совершенно расслабила ее. К своему огромному удивлению, она заметила, что он слушает ее с ободряющей улыбкой.

– Так у вас была поистине сказочная крестная, – пошутил Симон, и в его глазах промелькнул то ли лукавый огонек, то ли хищный блеск – сказать наверняка было трудно; каждый видел то, что хотел.

Шейла усмотрела первое.

– Да, – сказала она, – своих детей у нее не было, а я была ее любимой крестницей.

– Ничего удивительного. – Симон вновь посмотрел на нее, и она почувствовала, как кровь хлынула к ее щекам. – Мы что, будем и дальше так балансировать, – продолжал он, словно не замечая ее смущения, – или найдем, где присесть? – И он увлек ее в сторону вагона первого класса.

– Боюсь, у меня нет билета в первый класс, – печально сказала Шейла.

– Все в порядке, – ответил Симон. – Вы со мной. – В его голосе чувствовалась полная уверенность в себе.

Оказавшись в уютной тиши вагона первого класса, Шейла поймала себя на том, что почти все время говорит. Это было на нее не похоже. Изредка вставляя остроумные комментарии, вопросы или попросту изображая сосредоточенное внимание, Симон заставлял ее чувствовать себя самой удивительной женщиной в его жизни. Когда они расстались на Паддингтонском вокзале – она отправилась в свой офис на метро, он на совещание на такси, – Шейла подумала о том, что он за это время узнал о ней гораздо больше, чем стремились узнать ее прежние приятели. Весь день она работала, словно автопилот: мысленно она все еще была с Симоном. Эти глаза, смех, взгляд, в котором сочетались глубокий интерес и сексуальный призыв, – воспоминания об этом вызывали у нее дрожь и рождали смешанное чувство радостного ожидания и страха. Именно этого привкуса опасности так не хватало до сих пор в ее жизни. Симон ни словом не обмолвился о новой встрече, но Шейла чувствовала, что пробудила в нем интерес. Оставалось ждать его следующего шага, но перспектива ожидания казалась ей невыносимой.

Ждать пришлось недолго. В пять часов посыльный вручил ей конверт. Внутри была записка: "Семь тридцать вечера. "Альбермарле". Спросить Чарльза Пендльбери".

Шейлу колотила дрожь, пока она вчитывалась в послание, пытаясь его осмыслить. Чарльз Пендльбери был личным секретарем Симона, бывшим ее коллегой. Этот тихий, привлекательный внешне холостяк, которому уже давно перевалило за тридцать, когда-то даже вызывал у Шейлы легкий интерес, однако очень скоро она отказалась от этой идеи. После пары безуспешных попыток познакомиться с ним поближе она пришла к выводу, что Чарльз попросту равнодушен к женщинам. Шейла не сомневалась, что Симон намеренно воспользовался именем своего секретаря, но что на самом деле скрывалось за этим лаконичным предложением о встрече? Шейла вновь перечитала записку. От ее резкого делового тона она почувствовала себя школьницей, которую вызывает староста: "Мой кабинет. Шесть вечера. Захвати домашнее задание по латыни. Брентфорд". Шейла возмутилась. Симон Брентфорд, судя по всему, считал ее вполне доступной девицей. Что ж, он ошибся; она просто не пойдет никуда, вот и все.

Но, словно повинуясь чужой воле, Шейла, хотя и в семь пятнадцать вечера, уже сидела в такси, направляясь в отель "Альбермарле". Взволнованно наблюдая, как отсчитывает километраж счетчик, она вновь и вновь спрашивала себя: какого черта она впутывается в эту историю? И даже ступая уже по зеленому ковру вестибюля, она все терзала себя этим бесконечным "зачем". Разумного ответа на мучивший ее вопрос она не находила.

– Мистер Чарльз Пендльбери, пожалуйста, – тихо сказала она, обращаясь к портье.

– Да, мадам, он вас ожидает. – Тон его был вежливым. – Букингемские апартаменты, первый этаж, налево. – Не глядя на нее, портье продолжал что-то писать, сидя за стойкой. Шейла пришла в замешательство. Она почему-то ожидала от него совсем иной реакции.

Поднявшись по устланным толстым ковром ступеням, она остановилась перед тяжелыми, отделанными кленовыми панелями дверьми, на которых рельефными золотыми буквами было выведено: "Букингемские апартаменты". Шейла на мгновение заколебалась, потом тихонько постучала. Дверь тут же открылась, и Симон, схватив Шейлу за руку, быстро втянул ее в номер, захлопывая дверь.

– Слава Богу, вы пришли, – сказал он. – А то я уже начинал думать, что вы собираетесь меня разочаровать. – Он отошел в дальний угол комнаты, снял пиджак и бросил его на стул. – Какую музыку вы предпочитаете? – повелительным тоном спросил он, настраивая радио.

Шейла, все еще стоявшая в дверях, изумленно наблюдала за ним.

– Мне совершенно все равно, – робко ответила она.

Симон начал развязывать галстук. Затем взглянул на нее.

– Иди сюда, ради Бога. Я хочу тебя, – нетерпеливо сказал он.

Шейла не шелохнулась.

– Тогда подойди и сам постарайся получить, – в голосе ее звучал вызов. Она уже начинала жалеть, что вообще согласилась встретиться с этим странным, грубым человеком. Сегодня утром, в поезде, он был совсем не таким.

Симон коротко рассмеялся.

– Со мной такие игры не проходят. Ты же сама знаешь, чего ты хочешь. – Он прошел к ней через всю комнату и, прежде чем Шейла смогла вымолвить хоть слово, потащил ее в спальню. Она попыталась бороться, возмущенная и оскорбленная таким бесцеремонным посягательством на ее тело. Но борьба была неравной, и вскоре она уже корчилась от боли, придавленная его мускулистым телом, в то время как он срывал с нее одежду. К своему стыду, Шейла вдруг поняла, что схватка ее возбуждает. Словно воспылав непреодолимым желанием овладеть ею, он одновременно и зажег ее. Рука его пробралась под юбку, и он стянул с нее трусики, безжалостно разрывая их. Затем, расстегнув ремень и спустив брюки, он яростно вошел в нее. Все прошло лихорадочно быстро, в безумном порыве. А потом стало очень тихо, лишь их затрудненное дыхание прорывалось сквозь повисшую тишину.