В те годы жизнь Ивана сводилась лишь к деревеньке в казахской степи, соседнему селу, школе, ну и светлым мечтам. Он мало что знал об успехах американцев в создании компьютеров с интегральными схемами и грядущим фатальным развитием интернета. Наверное, потому, что в «Юном технике» просматривал только сатирические картинки, а из выписываемого отцом добра предпочитал новостную «Айну» и коллекцию фантастики. Не предполагал он и того, что автобусы, маршрутки и троллейбусы станут вездесущими. Может быть, потому, что в своей деревеньке видел только комбайны и редкие мотоциклы, а до школы и обратно ежедневно добирался пешком, проходя по 5 километров. Однако Иван точно знал, каким веником лучше всего хлестать себя в бане, у каких муравьёв самые кислые брюшки и как, стоя на руках, подняться по лестнице. То были ценные сведения. Также он был уверен, что каждое 31-е декабря на вечернем небе можно увидеть прекраснейшую комету, которая исполнит твоё желание, например, подарит любовь. А ещё, что каждый день по дороге в школу можно увидеть рыжеволосую девушку…
Девушка эта жила в соседней деревеньке, но училась в той же, что и Иван, школе. На определённом участке, не больше трёхсот метров, их дороги шли параллельно друг другу — настолько близко, что можно было разглядеть выражение лица. Но потом Иван был вынужден спускаться по ложбине, в которой часто пасся табун, а девушка огибала «круг» леса, высаженный для того, чтобы ветер не сдувал тонкий слой чернозёма с полей.
В школе они почти не виделись, так как девушка была на год младше, из-за чего уроки отличались. Иногда Иван замечал её, усыпанную веснушками, на соседних полях во время уборки урожая. Вроде, на местной дискотеке однажды приметил — с пышным начёсом, похожую на огненный одуванчик, хохочущую вместе с подружками. В целом же те заветные триста метров степной тропы оставались их единственным постоянным местом встречи. Казалось бы — незначительные мелочи, но на то, чтобы начать махать друг другу, ушло аж два года. Месяц назад, в ноябре, девушка увлеклась приветственным взмахом настолько, что застряла лыжей в кочке и упала. Иван захохотал, да так самозабвенно, что не успел увернуться от снежка, прилетевшего ему в лицо. Именно тогда произошло долгожданное сближение. Общаться до сих пор стеснялись, но регулярно опаздывали на уроки, увлёкшись игрой в снежки.
К концу месяца Иван достаточно осмелел для того, чтобы перейти к «решительным действиям», и, вместо снежка, однажды кинул с трудом добытую мандаринку, на кожуре которой вырезал своё имя. На следующий день нырнул в сугроб за закинутым туда яблоком, возможно, с ответным именем. Подарок не нашёл и уже готов был отчаяться, как услышал звонкий из-за смеха выкрик:
— Меня зовут Нина!
Нина, красная от мороза, косолапо переступила лыжами и проторила дорогу к колее потерявшего дар речи Ивана, для чего по колено утонула в снегу, но чего как будто не заметила. Казалось, озорной лучик света прокладывает себе путь. Ростом она вблизи оказалась на голову ниже, цветом волос — на полтона ярче, веснушками — на две сотни усыпаннее, а красотой — на невозможность невозможнее.
— Нина, — с усмешкой повторила и протянула для пожатия рукавицу. — Только давай в следующий раз ты ко мне съедешь, а то я до носков промокла. Хорошо?
Деревенский мальчик и к тому же романтик, Иван на чувствах ответил не то, что от него ожидали, а именно непроизвольно выдал комплимент:
— Ты прекрасна, как огонь. — И тут же сконфузился от стыда.
Деревенская девочка и к тому же со странностями, Нина не растерялась, легонько толкнула лыжную палку Ивана и кивнула:
— А ты дурачок. Поехали, у меня сегодня диктант — опаздывать нельзя. В дороге поговорим. Ладно?
— Ладно.
И они говорили. Каждый день, даже на выходных, радостные, что надежды оправдались: Иван — что Нина интересна настолько же, насколько прекрасна; Нина — что Иван настолько же добр, насколько забавен. Темы разговоров скакали от обсуждения введённой недавно летней трудовой практики и итогов отставки Хрущёва до исповеди о том, кто каким образом узнал, что такое онанизм. Интимность бесед была неизбежной, ведь оба с самого начала понимали, что хотят быть друг с другом — хотя бы попробовать. Уже через три недели они впервые поцеловались. Поскольку Иван тренировался до этого на яблоках, то прокусил онемевшую от холода губу девушки. Нина же, оттачивавшая мастерство на подушке, ткнула парня носом в глаз. К счастью, выжили оба и оба решили, что поцелуи не стоят всех мучений. Ночью того же дня Иван представлял романтические прогулки в лесу с наступлением осени, нежные объятия, Нина же, прислушиваясь к рёву метели, гадала, когда и где они впервые займутся любовью, но, всё-таки будучи девочкой, уделила положенные две минуты и мечтам об их будущем ребёнке.
Отношения развивались стремительно. Не менее стремительно приближался праздник. Новогоднее настроение посетило Ивана сразу же после того, как он охватил по шее за то, что разбил стеклянную звезду, передававшуюся и поколения в поколение. Нина же заразилась праздничным возбуждением от младшей сестры — та добросовестно потратила целый вечер на выкрикивание посланий в форточку для Деда Мороза. К посланиям внимательно прислушивались родители, чтобы в последствии не предоставить Деду Морозу права на ошибку.
На последние в этом году уроки они опять же ехали вместе — шли классикой по колее и неуклюже косолапили по наметённым кочкам. Иван падал в два раза чаще обычного — от волнения. И предвкушения. Наконец, выдохнул и выдал то, что его так сильно волновало:
— Нин, не хочешь у нас праздновать? Я тебя с родителями познакомлю, покажу лошадок, как и обещал.
— Не отпустят меня, ты чего!
— А если я к вам приду?
— Папа лопатой побьёт…
Иван аж запнулся:
— Лопатой? А он уже кого-то бил, что ль?
— Ага. Не любит, когда я с мальчиками общаюсь.
— А ты, значит, так много с кем общаешься?
Нина с трудом подавила желание ткнуть идущего впереди Ивана палкой, чтобы не выкаблучивался. Фыркнула.
— Да! Но нравишься только ты.
— Просто «нравлюсь»?
Нина не ответила, Иван невольно понурился. Путь продолжили в тишине, но в одно мгновения оба остановились.
— Смотри!
По снежной пустыне, в сторону леса, стремительно бежала лисица, петляя, тяжело прыгая по сугробам и оставляя на них россыпь тут же замерзающей крови. Не своей. В пасти хитрая кума-лисица держала небольшого гуся, его шея свисала вниз, а змеиная морда волоклась по земле.
— От ведь рыжая, небось, у соседей наших украла, бежит со стороны моего села! –Нина захохотала, рукавицей протёрла нос. — Красивая. Как огонь!
«Как ты, — подумал Иван. — Как комета!»
И сразу же понял, как отпраздновать Новый год вместе. Ну, хотя бы попытаться.
— Нин, а хочешь встретиться здесь?
Девушка тут же пресекла идею:
— Нет! Нет! И ещё раз — нет! Это какой-то кошмар — праздновать на морозе, без еды и родственников. Да и как я объясню родителям, куда отправилась? Увидела в окне Деда Мороза и решила на лыжах догнать?
— Просто послушай!
Нина громко шмыгнула носом, тем самым показав, чем она собралась его слушать.
— Не издевайся! Я хотел, чтобы мы посмотрели на комету. Ты не знала, что перед каждым Новым годом, примерно в 6 часов?..
— Стой! Я поняла… — Девушка резко обернулась, глаза были распахнуты и безумны. — Символ! Чтоб было сказочно, по-книжному, что ли! Наша комета, только наша. Мы встретим её в этом году, а потом в следующем и ешё! Собственная традиция. Звучит великолепно.
— Да-а! — протянул Иван, радостный, ведь наконец-то вывел Нину на романтический настрой. И не должен был при этом долго объяснять.
На обратном пути азарт Нины сошёл на нет. Да и лиса не показалась в вечерней степи.
— Завтра мы не увидимся.
— Почему? Можем. А ты хочешь? — Иван не уловил апатичные нотки в голосе. — Договоримся на час?
— Меня могут не отпустить, и ты впустую потратишь время. Или же у тебя не получится приехать, из-за чего я простою здесь два часа в ожидании. Школа закончилась, повода больше нет.
— Я тебя не понимаю.
— Идея глупая. Теперь понимаешь? Вот если бы в каждом доме был телефон, а не только у старосты…
— А ты не сомневайся, просто приезжай.
— Не знаю… А вдруг мороз сильный?
— В газете обещали не больше десяти.
— Не знаю…
— Наша комета, только наша — такая же рыжая, как и ты, такая же красивая. В этом году, в следующем и ещё. Собственная традиция. Звучит ведь великолепно?
Лица девушки, спрятанного в заледеневший шарф, не было видно.
— Не знаю. Но попытаюсь.
Попыталсь. Успешно. С утра родители и бабушка с дедушкой заметили, что Нина непривычно беспокойна, а потому прогулку на лыжах посчитали за позволительный каприз. Отец почти запретил авантюру, но мать, заметившая, что дочь намазала губы её помадой и неумело нарумянилась, настояла на обратном:
— Пускай! Всё будет хорошо, займись-ка лучше бешбармаком, раз считаешь, что не женское это дело — его готовить! Нина, только недолго! На улице тепло, но уже темнеет. Час — не больше.
И подмигнула.
Отец Ивана, бывший капитан-лейтенант, участвовавший во Второй мировой, оказался более проницательным и менее принципиальным.
— Девочка?
— Угу.
— Одеколон в шкафу. Слева, в коробке, — шоколад. Подаришь плитку. Съешь сам — отхватишь ремня. Ясно?
— Ясно.
— Не проводишь до дома — отхватишь ремня. Ясно?
— Ясно.
— Опоздаешь к празднику — отхватишь ремня. Ясно?
— Ясно.
— Молодец. Иди.
Встретились они, когда небо — лишь благодаря какому-то чуду безоблачное — прояснилось настолько, что можно было увидеть кажущиеся звёздами Венеру, Марс, Юпитер и Сатурн, но мерцающие не так сильно. Нина отреагировала на приближение Ивана непривычным для неё радостным визгом и попыткой ринуться в объятия, завершившейся выворачиванием лыжного сапога из закрепа, потерей равновесия и падением в снег. Но визг трагедия не заглушила, разве что дополнила лошадиным смехом, смыла румяна и размазала помаду.