— Да казаки не пройдут сюда! — звонким голосом кричала чёрненькая девочка в веснушках и с острым носиком. — Как они пройдут, когда у нас баррикада и колючая проволока!..

— Сейчас придут рабочие, солдаты перейдут на сторону народа и произойдёт переворот! — выскочил, сверкая глазами, реалист. — Да здравствует пролетариат! — вдруг крикнул он острым, как иголка, голосом, и господин с пуговкой, упав духом, покачал головой и пошёл в сторону.

— Жирный буржуй! — крикнул кто-то ему вслед. — Сам трусит и других отговаривает!..

Возмущённая Соня хотела уже вмешаться в разговор, но вдруг раздался громкий крик:

— Идут! Рабочие идут!

Не помня себя, она кинулась по доскам на вагон. Кругом поднялся радостный гвалт. Вцепившись в Сонину юбку, за ней лезла востроносая девочка и пронзительно кричала:

— Рабочие! Рабочие! Наши миленькие, хорошие рабочие!

Жадными глазами Соня взглянула вперёд. Улица была пуста. Вдали, за четыре переулка прошла, правда, кучка неизвестных людей, но они свернули в сторону и исчезли. Ещё дальше проехал отряд казаков.

— Солдаты! — вдруг упал с другой стороны испуганный крик.

— Солдаты! — подхватило ещё несколько голосов, и всё стало останавливаться и стихать, пока не настала жуткая тишина. Кто-то вцепился в Сонину руку. Это была совсем бледная Наташа.

— Соня! — дрожащим голосом говорила она. — Пожалуйста, уйдём скорей…

Но, резко вырвав руку, Соня крикнула:

— Уходи и оставь меня в покое!

Она увидела Головастика и невольно почувствовала уважение к ней. Шляпка её сдвинулась на бок, волосы торчали вихрами, глаза горели вдохновенным огнём. В руках она держала уродливый пистолет. Кругом суетились, кидались из стороны в сторону, и баррикада пустела, точно из неё ветром выдувало сор. Знакомый голос громко кричал:

— Товарищи! Успокойтесь!

Это был Володя. Он стоял на бочке, вытянув руки и нагнувшись вперёд, точно собираясь лететь. Острый восторг пронзил Сонину душу.

— С тобой! — сказала она себе и, зажмурившись, полезла на вагон, чтобы принять первый удар.

Как чёрная змея, публика быстро катилась, очищая тротуары, а по мостовой, совсем близко, подходили к баррикаде солдаты.

Их было немного, всего человек восемь, и они шли спокойно, опираясь на ружья, как на простые палки. Подойдя шагов на десять, они остановились. Соня затрепетала, как лист: рядом с ней на вагоне стоял Володя.

— Товарищи-солдаты! — кричал он. — Мы знаем, что вы не будете стрелять. Присоединяйтесь к народу. Входите к нам на баррикаду!

Переглянувшись, солдаты начали говорить между собой. Один из них крикнул:

— А много вас тут?

— Много! — ответил Володя.

— Нас много! Много! — закричал хор голосов и вагоны почернели от высунувшихся голов. — Солдаты, идите к нам!

— Идите, солдатики! — пронзительно кричала востроносая девочка, карабкаясь на вагон, и Соня, оглянувшись на неё, подумала невольно: «Поганая егоза!..»

Скамейка, загораживавшая промежуток между вагоном и стеной дома, легко отодвинулась, и из-под нависших досок показалась голова солдата с рыжими усами и острыми, как буравчики, глазами. За ним пролезли остальные. Они вошли, боязливо озираясь, сбились в тесную кучу и их окружила толпа.

— Мы вас, солдаты, не боимся! — кричала им востроносая девочка, Сонин враг. — Мы знаем, что вы за народ!

— Вы крестьяне! — говорили другие. — У вас мало земли. Мы отберём у помещиков землю и отдадим её вам. А казаки негодяи!..

— Ну, что казаки! — соглашался солдат, влезший первым. — Известно, дикие люди! — и, сказав что-то остальным, потихоньку пошёл по баррикаде.

Его облепили, как мухи сахар, и повели по всем углам. Ему показывали револьверы, патроны, колючее заграждение, перевязочный пункт, опять объясняли, что сейчас придут рабочие и что они-то и будут сражаться. А он зорко поглядывал кругом, расспрашивал, повторял: «Так, так! Ловко!..» — и, незаметно дойдя до своих, сказал: «Ну, до свиданья. Покорно вам благодарим!»

Кивнув товарищам, он полез головой в ту же дыру, через которую влез, и остальные поспешно тронулись за ним. Все были поражены.

— Солдаты! — кричали им со всех сторон. — Куда же вы? Оставайтесь с нами!

— Нельзя! — отвечали солдаты, ловко увёртываясь от цеплявшихся рук и один за другим ныряли в дыру. Последнего, толстого, с квадратной головой, востроносая девочка, ухватила было за ружьё, но он побагровел, отмахнулся прикладом и, переваливаясь, побежал догонять своих.

— Товарищи! — зловеще крикнул чей-то голос. — Я думаю, эти солдаты были шпионы. Они приходили на разведку!..

Стало совсем плохо. Все шатались по баррикаде, влезали на вагоны, осаждали вопросами комитет. Прошло полчаса. Солнцу тоже точно надоело ждать. Оно спряталось за тучи, с неба начал моросить незаметный дождь.

Снова приехал черненький с бородкой, быстро пролез под досками, побежал к остальному комитету, и они стали взволнованно говорить. Потом, отделился другой, белокурый, без бороды, тоже пролез под досками и куда-то исчез. Кругом волновались и спрашивали, что же рабочие. Черненький вертелся, вскочил на бочку и начал кричать, что у рабочих не всё ещё готово.

— Что же не готово? — Он отвечал, объяснял, но Соне показалось, что он увиливает и чего-то не хочет сказать. И вдруг у неё мелькнула страшная мысль, от которой потемнело в глазах:

— А что, если рабочие не придут совсем?

Баррикада — поваленные вагоны, флаги, проволока, фигурки, расхаживающие с заткнутыми за пояс пистолетами и шпагами, — всё это показалось ей нелепым сном. Оглянувшись кругом, она увидела Володю, мрачно стоявшего в стороне. Преодолевая мучительную робость, она направилась к нему. Он должен был дать ей решительный ответ.

— Солдаты! — крикнул опять с противоположной стороны часовой. Обрадовавшись препятствию, Соня повернула и начала карабкаться на вагон.

Из соседнего переулка, шагов за сто, не больше, ровно и скучно выдвигались серые фигуры солдат, с ружьями в руках и с шинелями через плечо. Они становились поперёк улицы, пока не перегородили её всю. Толстый офицер, животом вперёд, побежал по рядам.

Соня с недоумением смотрела на эти манёвры. Оглянувшись, она увидела недалеко от себя Володю, который стоял, держась рукой за красный флаг.

— Господа! — проговорил кто-то сзади. — Эти солдаты странно ведут себя.

— Товарищи! — крикнул уверенный голос. — Я знаю этот полк. Он не будет стрелять.

— Товарищи! — неожиданно воскликнула, влезая на вагон, Головастик. — Я предлагаю кричать солдатам ура.

— Ура! Солдаты, ура!.. — подхватили голоса кругом. Стоявшие внизу дружно поддержали крик и полезли вверх. Закачались красные флаги. Как белые птицы, порхали платки. Перекатывалось нескончаемое: — Ура-а-а!..

И вдруг звонко и резко с угла долетело: Та-ра-та-та! — и беспощадным клином врезалось в кучу нестройных звуков. Трубила труба. Черневшие от любопытных балконы и окна домов стали пустеть и закрываться ставнями, делаясь белыми, точно от ужаса.

— Стреляют!.. — отчаянно крикнули рядом с Соней. Её сбросило с вагона на доски и потом вниз. Она встала на четвереньки. Кто-то перекувыркнулся через неё и сбил с головы шляпу, которую она подхватила рукой. Она села и повернулась, чтобы найти Володю. Он махал, стоя на вагоне, красным флагом и отчаянно кричал:

— Солдаты! Не стреляйте! Мы ваши братья!..

Что-то ударило, с визгом сбив кучу щепок и пыли. Как во сне, Соня увидела, что Володя оступился, сел на доски и вместе с флагом поехал вниз.

В двух шагах от неё, длинный в жокейке, стоя одной ногой на бочке, а другой на вагоне, палил из револьвера, прищёлкивая в такт рукой и весело кричал: «Ура, пролетарии! Долой тиранов!»

Соня кинулась к Володе и вцепилась ему в плечи. Он не дышал и у него была кровь на шее и кровь во рту. Другое, страшно знакомое лицо смотрело на неё рядом широкими глазами. Соня очутилась в густой толпе, которая понесла всё, как щепку. Опять ударило и завизжало. Её сдавило, подняло на воздух и начало носить вперёд и назад. Перед ней мелькнул свободный переулок и она почувствовала страшную боль.