- Ну, падла! Омманешь - убью.

- Я вам не американский менеджер, - возмутился Аналитик, выплеснул гущу, подхватил чашку и улетел, хлопая крыльями.

Где ты, далеко ли ты, сладостный час, вершина? Увы, не бывает подъем бесконечным! И самый пик есть, как писал Пушкин, "миг последних содроганий". Не торопите его, всходите на эту гору постепенно. Но летают вокруг спекулянты, стрекулисты, раздувают пламя своими черными крыльями. Забрызгал свет и ветер вздул, он пах морозом и водкой, - ждите рассвета, ждите последнего мига, славы ждите!

- Несет нас вверх! - высказался Веселуха на собрании акционеров. Кто-то мудрый тащит вверх рынок. И я ничего не могу сделать! - прибавил он. - Что за радость такая - вверх нас тянуть?

- Может, кто дрожжей подбавил? - спросила с места госпожа Денежкина.

Вот уж кого богатство не испортило и не изменило, да она и не была богата. Все так же ходила она в выбеленных кудряшках, так же умела враз делать десять дел, и так же считала весь мир необыкновенно обаятельным.

Директор встал у окна и сказал всем очень веско, так что отозвалось далеко:

- Раньше мы шли по знакомым дорогам, а теперь нас несет за реку, на темные поля. Остается только взлететь. Предупреждаю, что делаем это не мы. А я ничего не могу сделать! - опять вырвалось у него, как будто кто за язык тянул признаваться, что это не его волей свершается.

- Воля ваша, - возразили представители общественности с галереи, - а только Питер преобразился. И я вам, не заходя в Интернет, скажу, что деятельность вашей компании благотворно сказывается как на окружающей среде, так и на людях!

Все посмотрели в окно. Там, действительно, разворачивалась бурная деятельность. Улицы были убраны от снега, но осыпаны не крутой солью, а гранитной крошкой, отчего весь город был не скользким, а праздничным и белым. Плакат "Масленица, весна" висел поперек Невы. Даже в небе блеск появился иной, и гарь уже не раздражала ноздри. Народ кругом работал повсюду, там и тут крошился бетон, железяки гнулись, все частным образом и в общем волокли не обструганные доски, и тут же стругали их - опилки и стружки ниспадали, словно локоны. Пахло свежими огурцами, и пахло девичьими косами вымытыми, и свежим хлебом, и свежим деревом. Блондинки посветлели и посвежели, брюнетки стали еще таинственнее.

- О, Веселуха! - простонали акционеры. - Не уменьшай нам дивиденды! Скорее их увеличивай! У нас проклюнулся нюх!

Все дороги стали ровны и широки; а может быть, это народ не хотел ездить на своих докучливых скакунах по центру? Ходил пешком, и здоровел, и болезни уходили куда-то далеко. Веселуха стоял у окна, и небо меркло, и выглядел генеральный директор замордованным, и была в нем непримиримая дума.

- А почему, собственно, вам решать, кто чего стоит? - спрашивал Паша Ненашев. - Рынок решит.

- Рынок! - всплеснул руками Веселуха в горести. - Рынок меня скоро царем самодержавным коронует! И что мне, уши и хвост себе обрезать, как по породе положено? Или сразу харакири делать? А как мне быть с тремя вопросами: крестьянским, еврейским и рабочим?

"Я вам говорил", - хотел сказать Паша, но не сказал, ибо это слово неприятно даже в устах женщины, а уж от мужчины это слышать тем более невыносимо.

- Будьте, что ли, попроворнее, - проворчал Паша. - Успевайте наконец за временем.

- Ты сказал глупость. Даже провокацию, - ответил Веселуха. - Не хочу!

- Вас никто не спрашивает, - заметил Паша. - Если у людей розовый дым в голове, не лишайте их надежд. Что-то вы сникли, директор! - добавил он фамильярно. - Никогда вас не думал таким увидать!

Веселуха повернулся к Паше, и менеджер с превеликим удивлением увидел, что директор вовсе не так уж подавлен.

- Как достали все! - вскричал он, разворачиваясь. - Чтоб вас разорвало! Сил моих нет! Ну, поднимаете волну - поеду! Не буду в ней тонуть, ждать, пока вы обратно воротитесь! Побегу впереди вас, как идиот, - а что мне еще делать? А потом все скажут: "Веселуха мошенник, вор, гад, мерзавец, сволочь, айсберг".

- Вы мастер сомнений, - сказал Паша Ненашев. - Все поначалу кажется странным, а потом вы привыкнете.

- Я надеюсь, что к этому я никогда не привыкну, - ответил Веселуха. Как к тому, что корюшка пахнет свежими огурцами.

...тут постучалась госпожа Койотова, просунула голову и скромно сказала:

- К вам губернатор и чиновники за дальнейшими приказаниями.

- Вот, - побагровел Веселуха, - я не поклонник Ницше и не боярин, но тут слова иного не найти: холопы! Они из ангела способны тирана воспитать. Ну, иди, Паша; подобные зрелища не для твоей юной, невинной души. Не развращайся, и не учись этому, когда вырастешь, дитя мое...

Паша ушел, дивясь про себя.

Распоряжения Веселухи в последнее время все чаще касались Петербурга, его внешнего вида, его блеска не поддельного, но подлинного, и город несказанно похорошел. Также много живости придавали ему представители других рас и народов, как российских, так и зарубежных, съезжавшихся в Петербург покупать Веселухин прибор. Хотя филиалы холдинга "Амарант" открылись теперь и в других городах, все же многие считали для себя необходимым побывать в Петербурге и преисполниться его культурой.

- Чтобы мы знали, чего хотеть, - объясняли дамы из Владивостока, чтобы не хотеть чего попало.

- Мы преград не знаем! - объявлял бойкий мужик из Костромы, держа прибор под мышкой. - Костер, колодец и мельницу! С вьюгой распрощаемся, солнышко взойдет. Веселей!

- Чтобы сберечь то, что есть хорошего, и избавиться от плохого, застенчиво переводили красивую китаянку. - И поскорее!

Паша Ненашев, и в особенности Алиса вскоре заметили, что покупатели считают прибор, Веселуху и их фирму источником не только материального и душевного комфорта, но и некоторой позитивной идеологии, которая от них, потребителей, в свою очередь чего-то требовала.

- Теперь придется за город переехать, - рассуждал один, - у нас денег-то немного, ну ничего, квартиру продадим, поработаем получше...

- Вот, купил, теперь учиться пойду, - говорил неученый парень.

И голос провинциальной учительницы из Белоруссии:

- Я счастлива...

Что-то было во всем этом таинственное и не очень веселое. Тайны не бывают вообще слишком веселыми, хотя бы потому, что для их разгадки нужно быть серьезным. Нужно управлять задачей. Этого никто не мог по причинам вполне объяснимым.

- Несет нас на пороги, на водопады, - как говорил Веселуха. - И я ничего не могу сделать! Я могу только расслабиться и получать удовольствие.

Но и этого Веселуха уже, пожалуй, не мог, потому что рынок каждый день уносил его по бездорожью вверх еще на пять пунктов, и только тщетно выпивал директор каждый день с утра и вечером по несколько рюмок коньяку.

- Я сопьюсь, - утверждал он Алисе, хотя допьяна в эти дни не пил, - они взвинчивают, скоро мы ахнемся, если так дальше будет продолжаться, я сопьюсь, право.

- Спился бы, если бы человеком был, - отвечала Алиса из сонной постели, перевертываясь с боку на бок.

- А то я не человек? - подозрительно спрашивал Веселуха, косясь в зеркало.

Но там отражался тот же Веселуха, с волосами цвета светлого металла, с серыми горячими глазами. И гитара не замирала в его руках, слушалась его по-прежнему.

- Если я не человек сейчас, я им и не был, - успокаивался Веселуха.

Сердце его разгоралось.

На Масленицу губернатор и чиновники уговорили Рябинина и Пашу предложить Веселухе пригласить в Петербург президента Тугина и его свиту.

- Пусть Владимир Борисович увидит, как похорошела его родина, осторожно утирая рты блинами, предложили сановники. - Может быть, он решит перенести столицу к нам. И губернатор Москвы Мусин-Трушкин утрется.

- Вас хорошо кормят, - сумрачно ответил Рябинин. - Еще и тесать ваше самолюбие - нет уж! Впрочем, я доложу о вашем желании.

Паша и Рябинин и не ожидали, что Веселуха согласится на это предложение; но Ян Владиславович, видимо, подумал, что Альберт Ферг может обидеться, если не сделать уж совсем никакого официального жеста, и согласился.