Через несколько минут он уже яростно уплетал бутерброды, пока на плите Светлана что-то готовила на ужин. Скоро должен был подойти и Глеб. Рома между тем рассказывал в промежутках между порциями:
- Я еще такого не переживал в своей жизни. В один момент казалось – всё, хана; мама, прости сына-оболтуса. К центральной лестнице вообще не подойти было – оттуда полыхало снизу, как из буржуйки. Говорят, пожар начался в лаборатории у криминалистов, а там, прикинь, одноклассник мой работает. Я его как раз сегодня на лестнице встретил, не больше чем за час-два до всей этой канители. Всё пытался потом до него дозвониться и бесполезно. Выбрался ли, нет? Запасные лестницы все замурованы, народ оказался просто в западне – и наверх не пройти, и вниз нельзя. Достанется кому-то очень сильно после такой заварухи. Или отмажутся, как обычно.
- Да в этот раз навряд ли – столько свидетелей было вокруг, и все видели, что там происходило, - ответила Света, не отрываясь от плиты. - Люди говорили, что пожарные и МЧС только через минут сорок приехали после начала пожара.
- Да ты что? А мы у себя в отделе сидим и ни слухом, ни духом.
- Так бы и сгорели заживо! Или из окон повыбрасывались, как девчонки…
- Ты видела?
- Да ужас просто! На моих глазах три или четыре сбросились с седьмого этажа. Ты представляешь, что нужно пережить, чтобы решиться выпрыгнуть из окна? А каково их близким теперь? Я даже представить себе не могу, опять дрожь начинает колотить. Думала, в обморок там свалюсь.
Светлана включила маленький кухонный телевизор. Роман, немного согревшись, расслаблено облокотился на стол двумя руками, наблюдая, как она хлопочет. Повезло же Глебу с ней, подумал он.
За окном начинало темнеть.
***
Черный автомобиль бесшумно остановился возле подъезда, двигатель затих. Глеб из-за лобового стекла посмотрел вверх на окна четвертого этажа – в комнате света не было, но где-то в глубине квартиры горел светильник, отбрасывая желтые блики на потолок зала.
Он вышел из машины, мягко закрыв дверь, и пошел к подъезду. Его автомобиль безмолвно проводил его, дважды мигнув габаритами вслед, вставая под охрану сигнализации. Глеб бегом, через две ступеньки, поднялся на четвертый этаж и собирался уже позвонить, как вдруг дверь отворилась, и на пороге появилась Вероника, одетая в своё белое полупальто.
- Ой, - от неожиданности она вздрогнула и выронила ключи, которые Глеб, нагнувшись, поднял с пола и протянул ей.
- Привет, - сказал он, - собралась куда-то?
Она, оправившись от сюрприза, ответила:
- Да, в гости. А ты что тут делаешь?
Он помялся и ответил неловко:
- Слышал, что у тебя… несчастье. Подумал, может, помочь чем?
- Спасибо. Чем тут поможешь? Я к маме решила временно переехать, вот как раз собралась.
- Так я тебя могу подвезти.
- Было бы здорово. Но она далеко отсюда живет.
- Тем лучше, будет время пообщаться.
Девушка заперла дверь, и они спустились вниз к машине, по ходу перебрасываясь ничего не значащими фразами о работе. Увидев автомобиль, Вероника подозрительно прищурилась:
- Это твой экипаж?
- Мой. Что-нибудь смущает?
- Глеб, от тебя иногда странные штуки исходят, особенно в последнее время.
- Ты имеешь ввиду что-либо конкретное, или так, вообще? – спросил он, открывая для неё дверь и помогая сесть в салон автомобиля. Про то, где сейчас Светлана, она не поинтересовалась, и это его приободрило.
- Да вот, например, вчерашний ваш ужин. Вы там раньше не появлялись. Теперь эта карета.
- Ну так сколько ж можно на телеге ездить? – улыбнулся Глеб.
- И этот… запах, - девушка повела носиком по салону. – Это, случайно, не...?
- Это Джил Сандерс, – он достал из бардачка матовый флакон и протянул ей.
Она открыла его и поводила перед лицом. Потом нагнулась к Глебу, тоже втянув воздух и проговорила как бы про себя:
- Да, запах похожий.
- Нравится? А в чем, собственно, дело-то? – Он завел машину, и они тронулись. – У меня тут, кстати, и бомжики иногда катаются, может, и ими пахнет? - Он рассмеялся.
- Какие бомжики?
- Да самые настоящие. Сегодня еду из салона, тут он стоит, голосует на обочине. Я подумал, почему бы не подбросить парня. Куда, спрашиваю? А он, типа, да я ошибся, да извини, брат, туда-сюда…
- И что?
- Посадил его, чуть ли не под дулом пистолета, - Глеб усмехнулся, - отвез к речке – у них там банный день сегодня.
- Так холодно же.
- Для них после зимы это Африка!
- А ты филантроп, прямо не ожидала, или наврал всё? – она с улыбкой посмотрела на него.
- Немножко. Но, с другой стороны, делай людям добро, и оно к тебе вернётся, разве не так?
- Ты сам веришь в это?
- Хотелось бы. Я вот сейчас тебя отвезу, а в следующий раз уже будет твоя очередь мне помочь.
- В чем же ты нуждаешься? – девушка откинула с лица белокурую прядь выбившихся волос.
- В тебе, - серьёзно ответил Глеб.
Она недоуменно на него взглянула. Он продолжал:
- Например: ухожу я из офиса по своим делам, а ты меня всегда можешь подстраховать!
Вероника рассмеялась:
- А я подумала, было…
- О чем подумала? – он мягко коснулся её колена, как бы невзначай, переключая автоматическую коробку передач, которая вовсе и не требовала этих манипуляций.
Вероника не отстранилась. Она повернула лицо к окну и тихо проговорила:
- Ты сильно изменился за последние дни.
Глеб принял это как поощрение, и положил ладонь на её ногу, такую тёплую и нежную, чуть выше колена, не отрывая взгляда от дороги.
- В лучшую сторону? – поинтересовался он. Его пальцы непроизвольно стали поглаживать бархатистую кожу, постепенно продвигаясь выше по её бедру и смещаясь к центру – туда, где он мог почувствовать её женское начало, такое неприступное и желанное все эти месяцы, когда на его пути возникали то Света, то Борис, то его собственная нерешительность. Глеб притормозил у обочины, не снимая руки с её тела, и всем корпусом повернулся к ней, дотронувшись до самого интимного, пытаясь одновременно поцеловать её в шею и в ушко, притянуть к себе, распахнуть её пальто и добраться до груди, которую она бесстыдно демонстрировала ему вчера вечером и которую он хотел сейчас сильно сжать в своей ладони – так сильно, чтобы она вскрикнула и прикусила до крови губу. Вот оно, к чему он так долго стремился – вот Вероника сидит перед ним, в его власти, всегда такая гордая и неприступная, а теперь готовая раздвинуть для него свои прекрасные ножки со словами: Глеб, возьми меня, возьми меня грубо и жестоко… А вместо этого он услышал её спокойный и безучастный голос:
- Глеб! Ты же понимаешь, как мне сейчас непросто? Перестань, Глеб, я не в том настроении, чтобы… чтобы…
- Чтобы – что?
- Чтобы начинать что-то сначала!
Глеб убрал от неё руки и отстранился. В его груди всё кипело, внизу живота болезненно ощущалось стальное напряжение, но её явное равнодушие к его пылающей страсти не позволяло ему и дальше продолжать в том же духе, не нанося собственному достоинству еще большего ущерба. Они помолчали некоторое время. Наконец он произнёс:
- Извини. Я хотел развеять тебя как-нибудь. У меня не было намерения обидеть тебя, Ника.
Она поправила волосы и посмотрела на него с удивлением:
- Меня никто не называет Никой, кроме родителей и… Бориса.
- Можно, я тоже буду?
Она пожала плечиками:
- Если хочешь…
- Послушай, тебе необходимо развеяться. Давай съездим куда-нибудь?
- Прямо сейчас?
- Можно и сейчас.
- Сейчас меня ждёт мама, она очень переживает, и я, честно говоря, тоже хочу побыть дома. Я уже так давно там не жила! А, знаешь, иногда очень хочется снова стать маленькой девочкой, без всяких проблем и забот, и даже мыслей.
- Странно. А я только-только освободился от этого, отвёз своих на дачу за город. И мне совсем не хочется их обратно домой, - он усмехнулся, - прямо-таки парадокс!