Он подходит, опирается на широкий подоконник бедром, проводит горячим пальцем по губам и мой больной мозг тут же подсовывает картинку, как этот палец измазан горячей кровью Таньки и скользит по моим губам, замирает на мгновение и скользит к подбородку, размазывает красную линию. Линия пульса — нитевидная. Мертвая, как владелец этой крови. Последний удар и тишина останавливает работу органов, а окоченение стягивает мышцы. Каково это умирать? Хочется спросить у Таньки, но ее здесь больше нет. Ни здесь, ни там, где бы это «там» не находилось.

Отталкивается и возвращается в излюбленное кресло. Некий наблюдательный пункт за дичью, за испуганной и жалкой мной. И почему блядь я до сих пор жива? Зачем я тебе? Долгоиграющее удовольствие или долбанный эксперимент по отравлению собой меня? Так я на гране, уже на грани. Живой труп с бьющим сердцем. Долбанный орган все не может сдаться, утихнуть. Нет, блядь, ему нужно работать, выживать, а зачем спрашивается?

Хочется заорать — Почему именно Я? Блядь! За что? Но я этого не сделаю, как и не сделаю большинство своих поступков. Молча проглочу, прожую и переварю, а потом, если позволят, сдохну. Не стоит мечтать о возвращении, а если и стоит, то только до момента, как смогу затянуть петлю на своей тонкой шее и шагнуть со стула. Нет никаких моральных сил, пытаться выжить. Провалиться, сломать позвонки и перестать барахтаться. Не стоит существовать живым трупом, от них расходится волна трупного яда, ломающая и коверкающая жизнь другим, а на моем счету уже с лихвой таких грехов.

— Вы люди такие глупые и наивные… всегда куда-то спешите, гонитесь за мнимой красотой, что-то делаете, дохните за шелестящую бумагу, лебезите перед такими же людьми, возомнившими себя кем-то выше, чем все остальное стадо, и это реально раздражает, но еще больше раздражает ваша гниль. Стоит только появиться тому, кто укажет на вашу беспомощность и все… вы НИЧТО. — Стискивает челюсть, слышу, как сверкающие белизной зубы трутся друг о друга, скрипят от закипающей злости, знаю, что желтизну взгляда поглощает мрак, хоть и не вижу. Ты сливаешься с тьмой, неотделимая ее часть. — А он был не таким, он знал, что я сильней, но ни разу открыто не высказал страха предо мной. — Я не жилетка!

Ебанутый, ты ведь даже не в курсе, сколько раз посещало меня желание разжиться огромным ножом, стиснуть его покрепче в руке и со всей силы вогнать его тебе в сердце по самую рукоять, почувствовать горячий пульс твоей крови на руках. Умыться ей, убить с одного удара. Перестать мучить и тебя и себя. Почувствовать удовлетворение твоей агонией и раствориться в ней. Но этого не случится. Где я, и что я, по сравнению с тобой. Вот только злые мысли все чаще посещают мою бедную головушку, особенно в такие моменты, когда ты перестаешь различать реальность между «жертвой» и «жилеткой».

— Нам отведено, слишком мало времени на жизнь, нужно все успеть. Боимся не успеть. — Поясняю я прописные истины, а все остальные аргументы против стада, осыпаются перед личностными характеристиками человека.

Вторую половину его речи игнорирую. Может моя хитрость сработает и уведет в другое русло разговор. Сильное нутро не проявляется, а я уже привыкла к себе такой бесхребетной, слабой.

— В этом весь конфуз ситуации вы всегда чего-то боитесь — умереть, не успеть, что забываете о том, что в этом мире, есть толстые обстоятельства, которые сокращают сроки жизни. Например, я. — Надеюсь это не исповедь, потому как мне собственного сумасшествия хватает.

Почему меня не злит его пример, ведь кому, как не мне известно, об этих обстоятельствах? Наверное, потому что, не смотря на мое внешнее спокойствие, внутри все обрывается и скручивается от страха и места другим эмоциям уже просто не хватило? Наверное, ведь я с каждым днем все не уверенней в себе и своем душевном здоровье. Не стоит удивляться.

— Да, забываем. — Покорность в голосе и резь в сухих глазах. Я жалкая. Не вою как подстреленная белуга, вовсе не от того, что «НИ ЗА ЧТО НЕ ПОКАЖУ ЕМУ СВОИХ СЛЕЗ», нет, черт. А потому, что боюсь обозлить его еще больше. Толкнуть, заставить переступить черту, за которой, все продолжает стоять на своих местах, а жизнь идет своим чередом, только без меня.

Он зловеще улыбается, в глазах черный блеск. Встает, подходит слишком близко, осматривает меня с ног до головы, его губы еще больше растягиваются, а я забываю, как дышать. Горячий палец скользит от кромки волос, гладит щеку, спускается на скулы, подбородок, шея, а вслед за пальцем тянется его взгляд — безумный.

Второе прикосновение за вечер. Меня можно поздравить, мне сегодня чертовски везет. И разговоры говорим и касаются меня. У моей судьбы скверное чувство юмора, или может не у судьбы?

— А хочешь стать такой как я? Я сейчас хозяин, могу подарить такую милость. Тогда тебе не придется думать о времени и спешить.

Заманчивое предложение, но зачем мне это время, если придется остаться рядом с самым ненавистным существом? Придется стать такой как он и забыть о собственной душе, потерять ее в крови и криках людей? Нет. Я и так себя ненавижу.

— Молчишь… думаешь? Не стоит думать, этот дар прекрасен, он заставит тебя забыть о своем страхе, даст почувствовать власть и насладиться ей. Ты перестанешь быть слабой, отомстишь обидчикам.

Увещевает сумасшедший, но я не обращаю на это внимание. Единственный мой обидчик это ты, и тебе я отомстить не смогу, будь я хоть трижды тобой. Он возвращает палец на подбородок, уже обхватывая его, сжимает очень сильно. Скорее всего, завтра там расплывутся синяки, но это не страшно сцепляю зубы покрепче и пытаюсь усмирить брызнувшие слезы из глаз. Не злить, не всхлипывать и я блядь обязательно проснусь живой, здравствуй сумасшествие, я скучала.

— Ты жалкая. Я обманулся, предложив такой дар. — Злой голос режет слух на мой молчаливый отказ, а затем следует глухой удар моего затылка о стенку, и я знаю, что этот удар намного сдержанней, щадящий.

Бережет ублюдок, но мне и этого хватает и звон в ушах заполняет тишину, а сердце, работающее на максимальной скорости и страх от его близости выполняют свою черную работу, загоняя сознание в самый ненавистный черный цвет.

Открываю глаза в липкой темноте и в удушающей тишине. Безмолвие проглатывает меня, поглощает. Смотрю на выбеленный потолок, грань реальности опять стирается. Не отличаю сны от яви, замкнуло провода. Ни здесь и не там. Застряла, знакомое чувство пытается прорваться всхлипом через сведенную глотку, но ни выходит, ни звука. Безмолвие, странная тягучая тишина опутывает, засасывает. Тянусь к мобильнику, тени испуганно отшатываются от яркого синего экрана. Пять десять. Мой личный ад вернулся. С добрым утром мой тесак и истерика. Раз удар, два… а перед глазами широкая грудь, которую никак не могу пронзить. Всегда, что-то мешает, всегда есть уверенность, что не смогу.

Неудачная попытка начать все с начала. Сколько их еще будет? Ни хочу ни одной. Не могу я уже, надоело с треском проваливаться, но у меня нет другого выхода, ухожу на улицу, где еще густой туман не успел осесть каплями росы. Бегу со всех ног, словно все адские гончие мчат по моим следам, не останавливаюсь, не могу, слышу их лай и прибавляю скорость в гулкой тишине. Обогнать ветер, заставить мышцы молить о помиловании и вытеснить этой болью мысли и воспоминания. Потом какая-то резиновая еда, опять бег, спортзал, сон и все по новой, только пластинка старая.