Поддавшись внезапному порыву, я слезла со стула и вышла в коридор. Натянула папину куртку и, открыв замок, вышла на крыльцо. Ну, вот, как я и предсказывала.

У его кресла стоял столик, а на нем — новенькая, белоснежная газета сегодняшней даты. Забрав ее, я вернулась в дом.

На первой полосе был заголовок:

«Умер известный писатель Йосиф Лавров»

Далее была его фотография и короткая статья о его жизни и творчестве.

И совершенно ничего обо мне. Никаких позорных фотографий или комментариев.

Благодарность затопила мое сердце. Никита, даже будучи от меня так далеко, все равно заботится обо мне.

Я решила избавиться от газеты. Маме и так тяжело, а если она увидит первую полосу прямо у нее под носом? Сомневаюсь, что от этого станет только лучше. Скомкав ее, я кинула в урну и, взяв пакет, завязала на узелок и потащила на задний двор, к утилизатору. Избавившись от следов, я обошла дом и собралась было подняться на крыльцо, как увидела стоящего на нем Руслана. Остановившись, как вкопанная, я посмотрела на него.

— Доброе утро, — он слегка кивнул и поглядел на меня. — Как ты?

— Порядок, — я заправила за ухо выбившуюся рыжеватую прядь и, набравшись смелости, пошагала к крыльцу. — Ты что-то хотел?

— Узнать, как у тебя дела. Вчера мы… хм… наш разговор не показался мне законченным.

— Что же. Мне показался, — я поднялась по ступенькам и оказалась прямо рядом с ним. — Я сказала тебе то, что следовало сказать. Мы никогда не сможем быть снова вместе, Руслан. Я не знаю, как работает твой извращенный мозг, но это — кристально ясно для меня. И должно быть ясно для тебя.

Я говорила эти слова опять противным наигранным голосом. Потому что мое сердце испинало бы меня за то, что я несу. Руслан снова кивнул, словно бы знал, что я так и скажу.

— Я понимаю, Юля. Но ты так и не дала объяснить мне все.

— Ты же вчера объяснил, — я обняла себя руками, молясь не сорваться и не избить его прямо здесь. Я не хотела больше говорить, почему он просто не мог оставить все так, как есть?!

— Это и сотой доли не составляет, — покачал головой он. — Мы можем… можем поговорить внутри? Сейчас холодно, ты простынешь.

Надо же, какая забота. Но я лишь кивнула и вошла в дом. Он — следом.

— Проходи на кухню, — я старалась, чтобы мой голос звучал ровно, и это прекрасно получалось. Но внутри меня все клокотало от гнева и страха. Я не хотела больше слышать никаких объяснений. Потому что боялась, что сочту их убедительными. Мы оба вошли в комнату, и я встала за барной стойкой, когда он — напротив.

— Будешь завтракать? — беспечно спросила я, указав рукой на блины.

— Нет, спасибо, — он смотрел на меня, не отрывая глаз. — Мама еще спит?

— Спит, — кивнула я. — Мы поздно уснули.

Поправочка: она уснула. Я всю гребаную ночь ворочалась и не могла позволить себе сон.

Он продолжал пялиться, пока я наливала себе чай. Мои руки тряслись, но я старалась, чтобы он не заметил этого.

— Итак? — я повернулась к нему и облокотилась о стойку. Чашка с чаем покоилась рядом.

Он поджал губы, словно бы собираясь с мыслями.

— Пообещай, что не будешь перебивать меня, хорошо? Я должен рассказать тебе все.

Я равнодушно пожала плечами. Его это задело.

— Ты знаешь, что я не очень-то обращаюсь со словами. Но в общем. Я знаю, как хреново поступил с тобой и что совершенно тебя недостоин, но я прошу тебя — забудь, то что я это сделал…

Я выпучила глаза и собралась было заорать на него, но он взял мою руку в свою и заставил замолчать.

— Я понимаю, что прошу слишком многого, Юль, и прошу простить и за это тоже. Имей я возможность все это исправить и не уехать тогда — черт, да я бы конечно же остался здесь, с тобой. Я знаю, сколько гнева и слез вызвал этот мой поступок, совершенно не объясненный, и это меня тоже убивает. Убивает так же, как и тебя.

Я возненавидел Санкт-Петербург сразу, как только приехал туда. Меня ждало место в университете и в команде — отец долго и упорно сотрудничал с ними, и те люди давно уже приметили меня. Я не хотел учиться там. Все, чего я когда-либо хотел — быть с тобой, неважно где. Но отец забрал у меня это, и я позволил себе подчиниться. Он давил на меня весь год, нагнетая, говоря о том, что эти отношения — не для меня… В общем, это не так интересно. Он заставил, а я, будучи глупым и легковнушаемым, поверил во все его слова. Только тогда, когда я увидел, как ты несешься по дорожке вслед за машиной…. — он вздохнул, провел рукой по лицу, и в его глазах блеснули слезы. — Я умирал каждый гребаный день без тебя. Ты не представляешь, сколько раз я набирал твой номер, и снова стирал. Убеждая себя, что ты достойна большего. Что мы все равно бы не смогли быть вместе. Что ты должна сиять, а не прозябать здесь, со мной. В один из таких моментов самобичевания я даже купил билет в Новосибирск и собирался выезжать той же ночью — я не мог терпеть больше. Я задыхался без тебя. Но потом… потом… когда я был на вокзале и почти садился в поезд, мне позвонила мама. Она сказала, что ты уехала. Я опоздал, а ты уехала…Я сдал билет, сел на скамейку и понял — вот она, судьба. Я страдал, понимая, что ты идешь дальше, а я все не могу оставить тебя, позволить тебе быть счастливой. Я просто не готов отпустить, и навряд ли когда-либо смогу. Потом, в какой-то момент мне все показалось правильным — я убедил себя в том, что так было нужно и для тебя, и для меня. Но не было ни дня, ни единого гребаного дня, чтобы я переставал думать о тебе.

Я чувствовала, что сейчас сорвусь. Он затронул эту тему, и теперь отступать было некуда. Моя рука все еще лежала в его руках, и я хотела было вырвать ее, но Руслан, словно бы предвидев это, подтянул ее ближе и коснулся моей ладони губами.

— Я постоянно думал о тебе. Я люблю тебя так сильно, что это причиняет неимоверную боль. Знаю, что после всего, что я сделал с тобой, ты подумаешь, что это просто болтовня, и я тебя не виню за это. Но пожалуйста, помни это — я всегда буду любить одну тебя. Я клянусь.

Я знаю лишь одно: только ты сможешь сделать мою жизнь по-настоящему полной. Меня не интересует ни учеба, ни что иное. Только ты. И как бы эгоистично это не звучало, я приехал сюда только из-за тебя. Я знал, что теперь ты известна, я постоянно видел тебя то на обложках журналов, то в газетах. Я даже смотрел сериал…

Я не сдержалась и усмехнулась. Он, подняв на меня глаза, лукаво улыбнулся уголком губы.

— Да, смотрел сериал. Ну и стерва же ты в нем, но так я чувствовал, что могу видеть тебя. Знать тебя по-прежнему. Ты всегда была нужна мне больше, чем что-либо на свете, котенок. У меня были свидания за эти три года, но знаешь, это даже нельзя назвать свиданиями. Я думал поцеловать их, может, зайти куда-то глубже в отношениях, но все, что я видел — так это тебя. Я видел только то, что они все — не ты.

Сейчас, конечно, я знаю — ты выходишь замуж, ты счастлива. Но как только я увидел журнал с тобой и этим… парнем на обложке, у меня снесло крышу. Я избил вратаря другой команды. Избил, вымещая всю злость к твоему парню, на нем. Меня отстранили, и я сорвался сюда. Я не знаю, как я доехал в целости и сохранности, но все, о чем я мог думать — так это о его словах. О твоих словах. О том, как вы говорили о любви, — последние слова словно бы оцарапали ему горло. Я глядела на него во все глаза и не понимала, что происходит. Зачем он говорит мне все это сейчас? Сердце билось глубоко под ребрами, и я молчала, не вынимая руки из его ладоней. — И теперь я понимаю, каким ублюдком я был. Но не сказать тебе всего этого было бы еще хуже, котенок. Я должен был объясниться, и я это сделал. Я весь перед тобой. Ты можешь делать со мной все, что хочешь. Но я никогда не допущу такой ошибки вновь. Я не отпущу тебя. Я не позволю себе вновь сдаться, как поганый щенок. Я повзрослел, и я понимаю — все это не решается одними словами. Но я здесь, я последую за тобой куда угодно, буду кем угодно, чем угодно, котенок. Но я докажу, что мы, мы по-прежнему есть! Я все исправлю. Я обещаю тебе. Я ни за что и никогда тебя не отпущу!!

Я сама не заметила, как мои глаза налились слезами. Я сморгнула их и наконец-то выдернула руку из его ладоней, сжала кулаки и выдохнула.

— Прости, что заставил тебя так долго ждать этого. Я должен был объясниться сразу. Я так облажался, и я понимаю, что это вряд ли что-то меняет сейчас…

— Меняет, — шепотом проговорила я. Сама того не понимая, я протянула руку и сжала его ладонь. — Это меняет многое. Все это время я старалась забыть тебя. Я ведь даже не понимала ничего! Твой дом опустел тогда на все лето. Твой отец не вернулся. Дом напротив просто умер, и я вместе с ним. Здесь больше не было упоминаний о тебе. Мама перестала ставить четыре чашки по утрам. Лестницу с заднего двора убрали. Я умирала в своем доме каждый день и решила — хватит…. В Казани я встретила прекрасного человека, и я правда люблю его, Руслан. Я никогда не смогу оставить его, понимаешь? Я не смогу разбить чужое сердце, разбивая при этом свое. Но то, что ты признался мне во всем этом — это очень многое меняет. Я знаю, что ты любишь меня. Но это прошлое, Руслан. Нельзя вернуться к прошлому.

Наконец-то я все ей рассказал. Я чувствовал себя окрыленным каких-то пару минут. До тех пор, пока она не сказала, что никогда не оставит того ублюдка.

— Нельзя вернуться к прошлому, — проговорила она, и я видел, как сожаление сквозит в ее глазах.

— Зачем нам прошлое? — я отпустил ее руку и обогнул стойку, вставая рядом с ней. — Мы можем создать будущее, Юля. Я ничего не хочу больше, чем этого.

Она облизала губы, опустила голову. Одна кристально-чистая слезинка упала на пол, и она быстро вытерла щеку.

— Мы не можем.

— Ну конечно же можем! — горячо заверил ее я и обрушился на ее губы.

Тут я слышу ее сдавленный стон, и это окончательно сносит мне крышу.

Ее руки зарылись в мои волосы, а потом обернулись вокруг шеи. Я целовал ее так, словно хотел отдать каждый поцелуй, который не дал в прошлом, и подарить новый, для нашего будущего.