— Никита, послушай…

— Нет, ты послушай, — он развернулся ко мне и взял в руки мои ладони. — Я люблю тебя. Я очень сильно тебя люблю. Мы справимся с этим вместе, не будь трусихой и не убегай от проблемы!

— Дело не в трусости! — всхлипнула я, ощущая, как новая порция истерики близится. — Я не могу обманывать тебя… Я слишком сильно люблю, чтобы позволить себе уничтожать тебя!

— Это бред! — горячо сказал Ник, сжимая мои ладони. — Юля, это полный бред! Скажи мне правду. Скажи ее. Тебе страшно?

— Да, — прошептала я. — Мне страшно, что я смогу еще больше ранить тебя. День ото дня. Ложь за ложью. Просто отпусти меня, пожалуйста… Мне это нужно.

Я встала с дивана и попятилась к спальне. Там уже был собран чемодан.

Ник отупело смотрел, как я берусь за ручку и выкатываю его в холл.

Мои руки тряслись, когда я пыталась застегнуть пуговицу на шубе.

— Куда тебя отвезти? — глухо спросил мой будущий бывший муж.

— Я… я — а действительно, куда я собиралась? Чем я вообще думала? — я побуду в отеле эту ночь, а завтра решу…

Ник двинулся ко мне, и я задрожала, глядя на него. Я совершаю ошибку, — стучало в моих висках, но в глубине души я знала — я должна разобраться со своими эмоциями одна.

— Ты можешь остаться здесь. Тебе незачем уезжать. Уеду я, если хочешь, — неровным голосом сказал Никита и подошел ко мне вплотную. Он расстегнул пуговицу на моей шубе и осторожно отцепил мои пальцы от ручки чемодана. — Останься…

Я разрыдалась, кидая чемодан и обнимая его. Он подхватил меня и прижал к себе, гладя по волосам.

— Если это то, чего ты хочешь — пожалуйста. Только знай — когда ты поймешь, что все-таки любишь меня, я буду здесь, — твердо сказал Никита, целуя меня в лоб.

Сквозь глухие рыдания я выдавила:

— Если бы… если бы дело заключалось только в любви… Я безумно люблю тебя… и не хочу этого! Но мне нужно… мне нужно побыть одной…

— Будь. Будь, Юля. Только не отказывайся от меня так легко. Я ни за что бы не отказался…

На этих словах Никита подхватил свою дубленку, обулся и вышел за дверь.

Я осела на пол, задыхаясь в слезах и истерике. Я совершенно не представляла, что мне теперь делать. Я все испортила. Я проиграла.

Все дело во мне. Как я могу давать клятвы перед Богом о верности и честности, если я обманываю саму себя? Я не хочу возвращаться к прошлому — я отпускаю его, и клянусь самой себе, что никогда больше не посмею вспомнить. Я хочу будущего — будущего светлого и чистого, без тайн и недомолвок. Я хочу Никиту.

Но думаю о Руслане.

Вот он, парадокс. И как быть честной, если я причинила своей честностью столько боли? Как?

Вот и я не знала.

34.

— Умница, Юля. Это была отличная сцена, согласны? — режиссер, показав мне большие пальцы, обернулся к съемочной группе — те, словно китайские болванчики, закивали в ответ.

Я широко улыбнулась всем и ответила:

— Спасибо за работу, ребята. Ну, я могу быть свободна?

— Да-да, конечно, Юля, — кивнул сценарист, не отрывая взгляда от сценария, просматривая его очень внимательно и серьезно. — Завтра ты свободна, мы будем снимать сцену с Лешей и Кристиной…

Я обернулась и кивнула Леше — он послал мне мимолетную улыбку, лишь на секунду отвлекаясь от своего телефона. Я тоже улыбнулась ему и спустилась с помоста, отправляясь к Наташе, сидевшей в углу павильона.

Она смотрела на меня, сощурив глаза, ее поза выдавала крайнюю раздражительность.

Я подошла и, подхватив со столика свою сумку, стала рыться в ней в поисках телефона.

Подруга молчала, но я чувствовала ее строгий взгляд и исходящую от нее нервозность.

— Ну давай, скажи это, иначе меня снесет сейчас от твоего злобного душка, — пошутила я, доставая телефон.

— Тебе не надоело? — высказалась она, и я подняла на нее взгляд.

— О чем ты? — невинно спросила я, улыбаясь.

— О, прекрати! — отмахнулась от меня Наташа, щуря голубые глаза. — Сколько еще ты будешь тянуть с этим?!

Улыбка медленно сошла с моего лица.

Все эти пять дней я погружалась в работу с головой. Широченная улыбка и смех не покидали меня, я играла роль яркой куклы, довольной всем. И только приходя в квартиру, которую я больше не могла называть домом без Ника, я давала волю эмоциям.

Первый день я рыдала. Рыдала без остановки, качаясь на полу и сжимая свои колени. Я оросила слезами каждую поверхность в квартире, затем вызвала на дом косметолога и отдалась ее чутким и знающим дело рукам. Я не отвечала на звонки подруги, игнорировала инстаграм и Твиттер, и жалела, жалела себя.

На второй день я отправилась на съемки с высоко поднятой головой и приклеенной на клей момент маской счастья и радости. Наверное, все-таки я хорошая актриса, раз никто не понял, какой раздрай творился у меня на душе.

Третий день я провела на съемочной площадке, все также игнорируя Наташу. Она звонила и писала, не переставая, а вечером заявилась ко мне в квартиру. Я не открыла дверь. Я сидела на диване, укрывшись леопардовым пледом с головой и делала вид, что я в домике. Знаете, как в детстве — прячешься от проблем, думая, что под одеялом они тебя не настигнут.

Но ведь сейчас не детство. И проблемы, великим грузом давящие душу, не отступали.

На четвертый день я проснулась от дикой боли. Болело все — сердце, легкие, даже кости ломило от ужаса и морального истощения. Я прорыдала в подушку Ника полтора часа и вновь позвонила косметологу. Каково было мое удивление, когда вместе с ней на пороге показалась Наташа.

— И тебе привет, — бесцеремонно сказала она, залетая в квартиру, пока я не успела закрыть дверь. Следом за ней зашла Анжела — косметолог — и профессионально улыбнулась мне. — Хорошо выглядишь, Лю.

— Ты ядовитая сука, — буркнула Наташе я, захлопнув за девушками дверь.

На что она только расхохоталась, подходя к бару и доставая оттуда два бокала.

Пока Анжела творила магию, подруга молчала. Я чувствовала, что она сидит рядом — до меня доносился тонкий аромат ее духов, смешанный с сигаретами.

Весь следующий час мы молчали. Тишина была гнетущей, давящей. Я понимала — разговора не избежать, но я была к нему совершенно не готова. Я боялась говорить.

Когда процедуры были закончены, Анжела получила свои деньги и быстро исчезла, оставляя нас наедине.

Наташа сидела в кресле, закинув ногу на ногу и нервно качая ею. В ее руках был почти пустой бокал с вином.

Я взяла со столика свой, и, пригубив, села напротив нее.

Мы молчали.

— Ты сильно ударилась? — деловито поинтересовалась Наташа, прожигая меня взглядом.

— Что? — опешила я, чуть подавшись вперед.

— Ну, головой. Сильно?

— Я не… я не билась головой, — нахмурив брови, ответила я.

— ТОГДА КАКОГО ХЕРА, ЛЮ?! — заорала Наташа, подскакивая с кресла. — КАКОГО ХЕРА?

Я сжалась в комочек, опуская глаза вниз.

— Ты не понимаешь…

— Чего?! — громко и отчетливо спросила Наташа, ставя свой бокал на столик и садясь передо мною на корточки. — Чего я не понимаю? Того, что ты совсем с катушек слетела?

— Да! Слетела! Я все испортила! — закричала я, всплеснув руками и чуть не разлив вино.

— Что ты испортила? Ответь мне на этот вопрос. Что. Конкретно. Ты. Испортила? — вкрадчиво спросила подруга, всматриваясь в мое лицо.

— Все! — я закрыла лицо руками и расплакалась.

Тяжелый вдох Наташи послышался мне. Она положила свою ладонь мне на коленку и сказала:

— Ты ничего не испортила, Лю. Все проблемы в твоей голове. Я понимаю, что вся эта ситуация пустила корни глубоко, но подумай, от чего ты сейчас отказываешься? Ты отказываешься от счастливой жизни с любимым человеком ради чего?… Ради кого?..

Я всхлипнула и убрала руки от лица, слушая ее.

— Ты расстроена. Ты переживаешь о Руслане, думая, что этим обманываешь Ника, — она, как всегда, проницательна. — Но ты только представь, каково Нику…

— Вот именно! Вот именно, Наташ! Я столько боли ему причинила…

— И продолжаешь это делать, — ответила она, вздохнув. — Ты разлюбила его?

— Нет! — ужаснулась я. — Я каждый день вою от боли, которая просто в каждой гребаной клеточке меня, вою оттого, насколько неправильно ощущаю себя без него…

— Так и зачем все это? Ты хотела понять, сможешь ли без него? Нет. Не сможешь. Это твой человек. Твой будущий муж. Твоя опора и поддержка. Вспомни, сколько вы прошли с ним и пережили. Сколько было счастливых моментов? Да хер с ним, вспомни сколько было плохих? Это ваша жизнь! Не позволяй никому, сука, никому вмешиваться и портить это! Ты понимаешь меня? Ты слышишь вообще?

Я молчала, шмыгая носом.

— Руслан больше не вернется.

— Откуда ты это знаешь?

— Знаю, — твердо ответила Наташа. — Вчера он подписал контракт с «Зенитом». Он возвращается в Питер и больше не побеспокоит тебя.

— Откуда… с чего ты так решила? — заикнувшись, всхлипнула я.

— Я разговаривала с ним, — Наташа пожала плечами. — Мы много говорили в отеле, и, как мне показалось, мне удалось достучаться до него. Хотя, и ты была хороша тогда. Он улетел в Новосибирск в тот же вечер, и мы пару раз созванивались за это время. Думаю, он хочет доказать тебе, что на этот раз он все понял.

— Мне не нужны никакие доказательства, — я покачала головой. — Мне нужно, чтобы он исчез…

— Он исчез, — Наташа кивнула мне, глядя прямо в глаза. — Он исчез, и обещал больше не беспокоить тебя. Но ответь мне на еще один вопрос: тебе нужно, или ты хочешь, чтобы он исчез?

Я умолкла. Это был правильный вопрос, бьющий в самое сердце. Тонкий, и совершенно правильный вопрос.

— Я хочу, — ответила я тихо, затем, прокашлявшись, добавила: — Я хочу, чтобы он жил своей жизнью, счастливой и хорошей. Чтобы…

— Чтобы ты перестала чувствовать свою вину? — слегка усмехнулась подруга, и я открыла рот оттого, насколько четко и сильно она била по живому.

— Как ты…

— Да потому, что это очевидно, Юля. Ты не любишь Руслана. Ты чувствуешь себя виноватой за боль, что причинила ему. Ты чувствуешь себя виноватой за то, что отказала ему. В который раз, причем. И ты чувствуешь вину перед Никитой за то, что чувствуешь вину перед Русланом. Как-то кривовато звучит, но это так.