друзьями.

— Ты собираешься уложить меня в кровать? – спрашивает она, хлопая глазами и

покусывая губу.

Естественно, я сделаю это, но не тем способом, о котором она думает, не тогда, когда она так пьяна. Я усвоил свой урок несколько раз прежде.

Конечно же, как только она касается простыни и кладет голову на подушку, то

закрывает глаза и отключается. Следует легкое похрапывание.

Я вздыхаю и укрываю ее, затем наливаю стакан воды для нее и беру две таблетки

ибупрофена. Ей всегда плохо по утрам после ночной попойки, и так как у нее до сих пор

есть работа утром в Лас Палабрас, то она должна быть в своем лучшем состоянии.

Я раздеваюсь догола и тоже ложусь в кровать. У нее не одной завтра большой день.

Завтра все поменяется.

Тем не менее, такое чувство, что уже все изменилось.

Глава 4

Пятница и выходные прошли почти так же, как обычно. Был, конечно, особый

момент, когда со мной связался Педро, и я сообщил ему, что с огромным удовольствием

принимаю его предложение о работе. Я отпраздновал это, добавив немного бренди в свой

кофе. Вера была на работе, мучимая похмельем, иначе она разделила бы со мной этот

момент.

В субботу мы забрали Хлою Энн и повели ее смотреть уличный детский концерт.

Она была угрюмее обычного, возможно, потому что жара все никак не отступала, хотя все

же выглядела довольной. Когда ты ребенок, сладкая вата способна устранить любые

проблемы.

Воскресенье был ленивым днем, посвященным чтению газет и распиванию пьяного

лимонада. Было легко притвориться, что все просто отлично.

Но сегодня я уверен, что совсем не отлично. Я ощутил это, как только проснулся, почувствовав, что что-то гложет меня. Я должен быть счастлив, просто на седьмом небе, ведь я собирался одеться и поехать в офис на стадион, чтобы официально начать свой

первый день на работе мечты, день возврата в команду.

Но на данный момент мой желудок превратился в комок нервов.

Даже Вера чувствует это во время совместного принятия душа, ее брови сходятся

вместе, демонстрируя дискомфорт и беспокойство.

— Все в порядке? – спрашивает она. – Ты словно отдалился.

— Как будто я в другой галактике? – поворачиваю ее, чтобы натереть ей спину

мылом. Она приподнимает волосы со спины, чтобы облегчить к ней доступ.

— Типа того.

— Думаю, я нервничаю из-за первого дня, — отвечаю я, она кивает. – Я

переживаю, что он может стать последним.

После этого делаю паузу, и она одаривает меня через плечо извиняющимся

взглядом.

— Прости, я знаю, что это не из-за меня.

— Возможно, все из-за тебя, — шепчу я. – Я не могу делать вид, что не боюсь за

нас.

Ее лицо немного грустнеет.

— Не волнуйся, — говорит она, и я почти верю, что она именно так и делает. – Я

надрывала свою задницу в пятницу. Они меня не отпустят. Я им этого не позволю.

Я наклоняюсь и целую ее плечо, чувствуя вкус мыла и свежесть ее кожи.

— Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Но это не означает, что я

перестану беспокоиться.

Она поворачивается со взглядом, полным решимости.

— Ты знаешь, что у нас все будет в порядке? Все сработает, это лишь временные

трудности.

Я попытался улыбнуться ей, но так и не смог растянуть губы в улыбке.

— Я просто устал от того, что вселенная преподносит мне одно и тут же отбирает

взамен другое.

— Ладно, вселенная может идти на хуй, мне все равно, — отвечает она. – Ты

заслуживаешь эту работу. Я заслуживаю свою. Нет такой причины, по которой мы оба не

можем получить заслуженную работу.

Она права. Таких причин нет. Но, возможно, я до сих пор боюсь, что мы слишком

легко отделались, что нас еще ждет наказание за наши поступки. Бон напомнил мне, что

хотя чернила на документах о разводе уже высохли, раны еще свежи для всех участников

процесса.

Все это крутится в моей голове всю дорогу до стадиона, который находится на

берегу реки. Я не приезжал сюда несколько лет, даже чтобы посмотреть игру. Странное

ощущение, но одновременно с этим верное.

День проходит легко, как и большинство первых дней. Я не встречался с командой, только с административным персоналом и с Диего и Уорреном. Несмотря на мое

ожидание враждебности со стороны Уоррена, считающего, что я занял его место, он

вполне дружелюбен, а Диего более приветлив, чем в момент нашего знакомства, когда он

был вынужден занять оборонительную позицию ради команды. Я не виню его. Хотя его

взгляд и направлен на Аргентину, он именно тот парень, который вернул команду на поле.

Для него это личное, так что к его взглядам и к нему самому я отношусь с уважением.

В конце дня после того, как мне показали мое временное рабочее место, —

небольшой стол в комнате, где работает Уоррен, Педро зовет меня в свой кабинет. Он

сидит за стеклянным столом с деревянной коробкой сигар в руках. Белые стены его

кабинета щедро покрыты черно-белыми фотографиями команды. Большие широкие окна

выходят на зеленое поле и трибуны стадиона.

— Садись, — командует он, и я приземляюсь в пластиковое кресло, модное

настолько, что абсолютно неудобное. Он открывает коробку, кладет одну сигару в рот и

передает мне коробку, предлагая взять и себе.

Я вскидываю руку и отрицательно покачиваю ей. Я не курю сигары с людьми, которых едва знаю, — мне ненавистна мысль о том, чтобы застрять с кем-то так надолго в

ожидании, пока истлеет сигара.

— Дело твое, — бормочет он уголком рта, поджигая сигару. Еще несколько

мгновений он затягивается, сведя седые брови в попытке подкурить ее правильно.

— Как прошел твой первый день? – спрашивает он, наконец удовлетворенный

результатом.

— Очень хорошо, — ответил я. – Диего очень приветлив, а Уоррен, похоже, легко

принял положение дел.

— Ну да, ну да, — говорит он, кивая. – Жаль только, что он – не испанец. Но что

плохо для него, отлично для тебя.

Я спокойно улыбаюсь ему, хотя чувствую, что разговор этот намного серьезнее, чем просто выражение заинтересованности в моих делах.

Он продолжает:

— Для тебя это, конечно, станет легким началом. И я думаю, что все к лучшему.

Тебе пойдет на пользу, если следующие несколько месяцев ты будешь просто наблюдать.

Уверен, что ты научишься большему, наблюдая и слушая, но не вмешиваясь.

— Согласен.

— Хорошо, — говорит он, спокойно продолжая. — Несмотря на то, что мы

облегчим тебе этот процесс, в тот момент, когда сегодня утром ты подписал контракт, ты

стал частью команды, ее администрации, этого национального символа Испании.

Я кивнул. Ох.

— Являясь частью команды, ты должен поддерживать определенную репутацию.

На данный момент твоя личная жизнь меня не касается. На самом деле, если бы в

прошлом году твое лицо не мелькало во всех таблоидах, мы могли бы и не вспомнить о

тебе. Уверен, все произошло непреднамеренно, но случившееся способствовало тому, чтобы о тебе не позабыли. Но сейчас, когда ты здесь, я думаю, в воздухе должно витать

только… почтительное отношение и престиж, когда дело доходит до представительства

Атлетико. Ты согласен?

Кажется, я отвечаю «да». Я едва могу говорить, кровь с громким гулом проносится

по сосудам в моей голове. Я приготовился к чему-то ужасному, только еще не знаю, к

чему именно.

— Как я сказал, — продолжил он, — твоя личная жизнь – это не мое дело. Но если

это возможно, я предпочту, чтобы в газетах о ней больше не писали.

Я хмурюсь.

— Но о ней и не пишут.

Он хищно улыбается мне.

— Ох, нет, все-таки писали. Ты не читаешь их, Матео? Возможно, стоило бы.

Педро достает из ящика Diez Minutos, самый ненавистный мне журнал. Дешевый, безвкусный и вульгарный. Они были первыми, кто распространил слухи о нас с Верой, и я

моментально вернулся мыслями к фотографу, который сделал мой снимок в Fioris около

недели назад. Но как могло мое фото, в одиночестве покидающего ресторан, спровоцировать интерес Педро?

Он демонстрирует мне выпуск, пролистывает несколько страниц, и я вижу

размытую фотографию Веры. Она одета в тот же сексуальный наряд, в котором была в

четверг вечером. Она танцует с каким-то мужчиной, находясь очень близко к нему, и

смеется. И этот мужчина не я.

Мне, кажется, стало плохо. Я делаю все возможное, чтобы сохранить нейтральное

выражение лица, когда поднимаю взгляд на Педро, и говорю:

— Ну, это Вера. И что здесь не так?

Но я знаю, в чем кроется проблема, ведь это и для меня тоже проблематичная

ситуация. Я больше не хочу подробно изучать фото, не с ним, наблюдающим за мной и

ждущим, какую реакцию я выдам.

— Ты читал заголовок? – спрашивает он, указывая на него пальцем.

Не читал. Я быстро скольжу по нему взглядом: Новый соперник Матео Казаллеса.

Я сглатываю и поднимаю взгляд на Педро.

— Это все ложь, — говорю я ему.

— Раз ты читаешь это, — отвечает Педро, — значит, твоя девушка вечером

четверга была замечена на вечеринке в очень модном месте, сблизившейся с мужчиной.

Затем следует информация о слухах, в которых ты присоединился к управляющему

составу Атлетико. Как одно может быть правдой, а второе – нет?

Я двигаю челюстью вперед и назад какое-то мгновение, пытаясь подавить

смущение и гнев, грозящие разрушить меня.

— Разве ты не помнишь фотографа, который стоял возле ресторана во время нашей

последней встречи? Для него не составит труда вычислить, что я снова связан с Атлетико.

— Тупые папарацци, — бормочет он, а я борюсь с искушением отметить, что

именно он был тем, кто махал им ручкой.

— Да, — отвечаю я, делая попытку встать и уйти, — они тупицы. Они сделали

предположение обо мне, которое и наполовину не отражает правды. Тренерская работа –

это не руководящая должность. Они сделали предположение по поводу Веры, будто

парень, с которым она танцует, является кем-то большим, чем другом. Весь их бизнес

строится на продаже предположений. Все об этом знают.

— Выглядит хреново, Матео, — произносит Педро, когда я встаю. — Это было

нормально, когда ты был моложе, это нормально для игроков, в частности для некоторых