Я перехожу к научным классам и врезаюсь в стену, ну, может быть, не совсем в стену, а Рида.

Он сидит за регистрационным столом, предназначенном для записи в классы естественных наук высшей категории.

Передо мной стоят студенты, у меня есть время на то, чтобы изучить Рида, пока он помогает студенту выяснить расписание его класса. Рид наклоняется к списку студента и указывает первокурснику, где тот должен записаться в его класс.

Его широкие плечи расправились под футболкой, и под ней виднеется несколько рельефных мышц. Он очень горяч, неохотно думаю я. Бабочки в моем животе начинают порхать сильнее, когда я подхожу ближе.

Когда подходит моя очередь я кладу ему для записи мой список, но он даже не поднимает глаза. Вместо этого, он изучает ручку в своих руках, как будто в ней содержится тайна вселенной.

Я пытаюсь прочитать выражение его лица, чтобы понять, как он реагирует на меня, но его лицо остается бесстрастным. Положив перед ним лист с моим расписанием, я жду. Он молчит, не двигается, игнорирует меня. Скрестив руки на груди, я тяжело вздыхаю, переминаясь с ноги на ногу. Наконец я решаю прервать молчание. Я прочищаю горло

— Пожалуйста, Рид, могу ли я записаться на естественные науки к доктору Фарроу, в кабинет номер двести пятьдесят, в 9:00, по понедельникам, средам и пятницам? — спрашиваю я вежливо, насколько это возможно, пытаясь сделать вид, что у меня не было с ним перепалки менее двадцати четырех часов назад.

Даже не поднимая глаз, Рид устало говорит:

— Нет.

— Он уже заполнен? — подавленно спрашиваю я.

— Как на счет естественных наук в кабинете двести, с доктором Герц, в 11:00, по понедельникам, средам и пятницам? — говорю я, пытаясь найти свободное место в своем расписании.

— Нет, — снова говорит Рид, скрещивая руки на груди.

— Нет… потому, что нет мест, или нет, потому, что я не могу изучать естественные науки? — с подозрением спрашиваю я, наблюдая за его напряженной челюстью.

— Нет, потому, что тебя не должно быть здесь. Нет, потому, что ты должна перевестись в другое место.

Нет, значит, нет, — говорит Рид, он хмурится, и его волосы падают ему на лоб.

— Почему? Почему я не должна быть здесь? Что с тобой? — раздраженно спрашиваю я. — Ты хочешь, чтобы я извинилась перед тобой за перепалку? Окей, прости, пожалуйста, за перепалку. Может быть, это было лишнее, но ты первый начал жутким голосом управлять Расселом. Слушай, я знаю, что ты здесь, словно большая рыба в маленьком пруду. Но, я просто хочу получить лучшее образование. Я просто хочу записаться на естественные науки. Пожалуйста, — по-видимому, моя гордость будет не слишком задета, если я немного унижусь перед ним.

Позади меня стоит студент, чтобы тоже зарегистрироваться на естественные науки. Рид посмотрел на него с вырождением досады на его прекрасном лице.

Я хочу прикоснуться к его щеке, чтобы успокоить его, но прежде чем я переключаюсь, Рид обращается к студенту позади меня, говоря низким голосом:

— Сейчас я занят. Подходите через час.

Эхом, я слышу подтекст в голосе Рида. Без слов, студент немедленно уходит.

Зеленые глаза Рида снова потускнели, как будто ничего не произошло. Его брови задумчиво поднимаются, и он спрашивает:

— Это то, о чем ты думаешь? Что я большая рыба и у меня есть превосходство перед тобой.

Уголки его губ в раздражении подрагивают, прежде чем он говорит:

— Что если я тебе скажу, что мы не в пруду? Что мы оказались в океане с коралловыми рифами, в который в скором времени будет наводнен, худшим видом акул, которых привлекают только такие рыбки как ты?

— И какая же рыба привлекают акул? — слабо спрашиваю я, интересно, кто из нас более сумасшедший, он, или я.

— Рыба, которую они никогда ни видели прежде. Вид рыбы, которая может изменить экосистему океана в целом, — отвечает он, наблюдая за мной.

У меня уходит секунда, на то, чтобы обработать его ответ. Я засмеялась, но даже для моих ушей, он кажется фальшивым. Фальшиво я улыбаюсь, и отвечаю:

— Это особенная рыба… и где в этом огромном океане водятся эти рыбы, вы знаете, как избежать акул?

— Во всем океане для маленьких рыбок, не существует безопасного места, в этом мире, — категорически говорит Рид и, кажется, в его голосе слышится намек на жалость.

Жалость в его голосе, пугает меня больше, как если бы он посмеялся надомной. Я чувствую себя раздавленной, и внезапно мне становится трудно дышать.

— Хорошо, — смогла выдавить я, — что если я останусь, и попытаюсь поучиться здесь, до того, как эти акулы прибудут сюда? Я обещаю, что не буду выдавать тебя им.

— Акулы узнают обо мне, и без твоей помощи. У них отличное обоняние, — спокойно сказал Рид.

— Но если они придут за мной, зачем им возиться с тобой? В конце концов, со мной у тебя нет ничего общего. Это не так, ты мне помогаешь. Я почти уверена, что ты меня ненавидишь. Это может навлечь на тебя акул.

Мой голос дрогнул, и я добавила: — Я не могу вернуться домой. Я приведу акул туда, не так ли?

Рид торжественно кивает.

— Нет, я не могу этого сделать, у меня есть дядя, который меня любит… — говорю я, проведя дрожащей рукой по моему лбу. Я думаю, почему я не могу думать? — Шок — может быть паника. Я глубоко вздыхаю, прежде чем спросить:

— Так, поскольку ты знаешь, что я не рыба, и я знаю, что ты не рыба, так что, как это нас касается?

Рид встал со стула и наклонившись через стол, кивнул мне, чтобы я сделала тоже самое. Его щетина коснулась моей щеки, он прошептал:

— Это заставляет нас полностью и бесповоротно сжиматься.

Мне нужен кто-нибудь, потому что я ничего не поняла, с того, что он сказал, и рядом с ним я чувствую себя опьяняюще.

— Я не это имею в виду, — шепчу я. Я имею в виду…

— Я знаю, что ты и имеешь в виду, — от осады рычит он.

— Я понимаю, что ты хочешь оставить меня кристально чистой, но хоть на секунду посмотри на это с моей точки зрения.

— Что бы ты сделал, если бы нашел того, кто знает что с тобой? На озере, ты спросил меня о моем отце, помнишь? Что ты о нем знаешь? — спрашиваю его я, пытаясь скрыть растущее отчаяние.

— Я не знаю, кто твой отец? — уклончиво говорит Рид.

— Ладно, но ты подозреваешь, что это он? — спрашиваю я с упорным постоянством.

Взгляд Рида смягчился:

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Может быть, я еще не решила. Я подумала, что если бы у меня было немного времени, чтобы я смогла во всем разобраться, но видимо, я не права, — мягко говорю я. — Не бери в голову. Я должна знать, то, что ты знаешь. Ты должен рассказать мне, что происходит. Может быть, ты скажешь мне, почему я продолжаю снова и снова видеть один и тот же кошмар.

— У тебя было видение? — внезапно спрашивает он, ища ответ на моем лице.

— Ну, я не уверена, что ты можешь называть это «ведением». Скорее, это кошмар, который повторяется каждую ночь. Как ты думаешь, что это значит? — спрашиваю его я.

Его губы были плотно сжаты.

— Ты знаешь, но ничего мне не скажешь? — в отчаянии спрашиваю я. — Ладно, как на счет более простого вопроса. Почему каждый раз, когда я тебя вижу, в моем животе словно порхают тысячи бабочек? И я не имею в виду, что когда я вижу тебя, а имею в виду, до того, как вижу тебя, — поинтересовалась я, ища его лицо.

Этот вопрос заставляет его удивиться, потому что его лицо изменяется от угрюмого, до самодовольного, но он не отвечает.

— Я могу сказать одно, я буду сожалеть о том, что задала тебе этот вопрос, — говорю я, бормоча про себя.

Он перестает улыбаться, и говорит:

— Я не могу тебе ничего сказать. Может быть, ты, что-то совершенно другое. И прежде чем что-то делать, я должен быть совершенно уверен. Если ты та, кто я думаю, ты не поверишь мне, и не захочешь доказательств, и я не могу тебе сейчас их дать. Я даже не знаю, должен ли помогать тебе, — мрачно говорит он. — Но поскольку ты здесь, и видимо здесь живешь, мы должны посмотреть, что можем сделать, чтобы скрыть тебя, по крайней мере, до тех пор, пока я не буду в тебе уверен.