Подкрепился мальчик горсточкой этих ягод и еще наполнил ими туесок, который тут же сделал из бересты.

Толстые жердины лежали у самого ручья — вынесло их на берег еще весной во время разлива. Пять таких жердин Алик столкнул в воду, сдвинул рядышком и давай перетягивать лианами. Хорошо, сучки остались. Обмотаешь их лианами — крепко держатся, не сползают.

Вязать узлы Алик умел неплохо, только не всегда сил хватало затягивать их. Но как бы там ни было, все же связал жердины — по краям и в серединке. Сверху бересты навалил, а чтобы она не сползала, наколол ее на сучки. Прямо на воде мастерил плот: хоть и легкий он, а с берега его в речку не стащил бы.

Потом Алик перенес сюда свой «багаж», взял в руки легкий шесток, вскочил на плот и запел песенку, которую слышал дома, но теперь немного переиначивая по-своему:

Плот легко и быстро несся по течению. И теперь уже не нужно было перелезать через всякие завалы-буреломы или обходить их, как это было в прошлые дни. Алик повеселел. Сколько он проплыл в этот день — неизвестно. Наверное, порядком. Уже солнце повернуло на запад, когда Алику захотелось есть. Он подогнал свой «корабль» к сухому отлогому берегу, воткнул поглубже в песок жердинку и привязал к ней лианами плот. Подкрепился четвертушкой тайменя, напился холодной воды и задумался: а что дальше? Где ночевать? А может, прямо на плоту устроиться? Конечно, на воде спать безопаснее, чем на берегу ручья. Сюда никакой зверь не сунется. А пока солнце еще высоко, надо плыть дальше.

Через час Алик услышал на пути какой-то гул, как на водяной мельнице. Может, и вправду там мельница? Тогда, наверное, и люди там. Нужно остановиться и посмотреть.

Мальчик отправился на разведку и вскоре вышел к реке. Оказывается, ручей тут впадал в реку, а на ней — водопад, он и шумит на всю округу.

Маленькие водопады Алик видел прежде, когда путешествовал с отцом. Но такого громадного никогда не видел. Да и не слышал, что бывают такие.

Вода надает с каменной стены и разбивается в воздухе на мириады брызг, и в каждой капельке отражается солнце. Глянешь — как будто сто радуг собралось в одном месте, и переливаются они всеми цветами. А вода бурлит, кипит, и только в километре от порога становится неторопливой, спокойной. Вот здесь-то и вливается в реку ручей, по которому Алик плыл на своем «кораблике».

Повеселел мальчик. И хотя следов человека он нигде пока не увидел — их, наверное, смыли дожди, — Алик поверил в скорую встречу с людьми. На берегу реки он нашел ржавую консервную банку и горлышко от разбитой бутылки. А на крутой скале, у водопада, разглядел старую, выцветшую надпись: «Маня, люблю тебя».

Но Алик по складам прочитал так: Ма-ма, люблю тебя». Подумал немного и тихонько сказал:

— Эх, не могу на скалу взобраться, а то бы написал рядом: «И папу тоже люблю!»

Как бы там ни было, но надпись сделали люди, что приходили сюда. Значит, они где-то недалеко и Алик обязательно придет к ним. Утром, если все будет в порядке, он поплывет по этой реке.

Недалеко от того места, где ручей впадал в реку, образовался островок, заросший малиной и черемухой. Туда Алик переправился вброд, но полакомиться малиной ему не удалось: она вся давно осыпалась. А черемуха вся высохла. Зато Алик нашел свежие, душистые ягоды лимонника.

Хотел было и рыбу половить в протоках, но она не давалась в руки.

Доев тайменя, Алик разложил костер. Для ночлега приготовил постель из сухой травы. На острове ее было полно: космами висела на вербах и ракитах — еще вешней водой занесло. Этой же травой Алик и укрылся. Он даже засмеялся от удовольствия, когда залез под такое лесное одеяло. Так и заснул с улыбкой.

Некому было разбудить утром Алика. Под монотонный, убаюкивающий шум водопада ему спалось хорошо. А проснулся он, наверное, оттого, что просто выспался.

Он прежде всего сгреб в одну кучу все тлеющие головешки, бросил на них несколько охапок травы и хвороста. Вскоре разгорелся такой костер, что будь это на необитаемом острове в океане, так за сто миль увидел бы его какой-нибудь капитан и поспешил бы на помощь. А здесь — никаких капитанов, кроме самого Алика.

Надо подкрепиться. Вон стоят могучие кедры, столько на них шишек с орехами! А как достать их? На такого исполина разве взберешься? Да и белку тут не попросишь… ,

А что. если сбить чем-нибудь? Палкой! Быстро мальчик отыскал крепкую палку, раз запустил вверх, другой… Вот это была гимнастика, не то что утром по радио: «Станьте прямо, ноги расставьте на ширину плеч, вдохните…» Алик и ноги расставлял, и отставлял их — одну вперед, другую назад, а вдыхал и не счесть сколько раз! И что же? За всю утреннюю зарядку сбил всего пять шишек — так высоко они, что не долетает до них палка.

Алик собрал шишки и опалил их на огне, чтобы смола не липла к рукам и легче было вылущивать орешки. Набралась целая кепка орехов! Хороший завтрак. Но надо и на обед оставить, и еще чего-нибудь поискать. Мало ли что случится в пути! А здесь вон одного иван-чая целая поляна.

Надергал Алик стебельков иван-чая, испек их корешки в золе, съел половину. Подкрепился еще кедровыми орехами, затем вывел свой плот на стремнину реки и запел ту же самую песенку, что пел все эти дни:

Прощай, ручей! Вынес ты Алика в большую реку. И поил ты его, и кормил. Спасибо за твою доброту и ласку! Как теперь примет паренька твоя старшая сестра?

Река при первой же встрече с Аликом чуть-чуть не опрокинула его плот. Это она только сверху казалась спокойной. Но под ее неторопливым верхним течением яростно бурлили потоки. Они-то и подхватили и понесли кораблик мальчика, точно стрелу. Алик сначала испугался. Но потом осмелел и уже уверенно управлял шестом, как рулем, не давая плоту вертеться.

Берега у этой реки, куда ни глянь, дикие, суровые: кое-где они возвышаются, словно каменные башни и стены. Местами напоминают развалины древних городов и замков.

Любоваться тайгой Алик не успевал. Но следил, как бы не налететь на порог и не опрокинуться. Но вот течение стало потише, река — пошире: в нее влилось несколько ручейков. Проплывая мимо одной скалистой горы, Алик увидел в свете яркого солнца сверкающие камни. Казалось, сопка была опоясана сверкающим поясом.

Алик подогнал плот к берегу и взял несколько самоцветов: «Один — маме, другой — папе, а третий в школу отнесу…» И поплыл дальше, напевая свою бодрую песенку:

Мы все говорим о хорошем, что было у Алика в пути, и совсем молчим о том горестном, с чем ему пришлось столкнуться за эти дни. Вспомнить только мошку! Сколько мучений принесла она этому славному мальчику! Не всегда помогала ему пихтовая смола-живица, которой Алик смазывал ранки, и поэтому он время от времени обливался водой и смывал с себя кровь. Отец часто рассказывал, и Алик уже знал по своему опыту, что мошка просто бесится, учуяв запах крови. От нее тогда не отобьешься. Тучами налетит, новые ранки разъест.