- Я же не про улицу или университет, - возражаю я упрямо. - Я имею в виду… дома.

Ты мне настолько не доверяешь, да? Хочется свернуться калачиком и зажмуриться. Я роняю руки на колени и опускаюсь обратно на кровать.}

}- Ты хочешь его увидеть? - вопрос застает меня врасплох.

Откажусь - решишь, что мне противно, соглашусь - сочтешь за любопытство… Я растерянно мигаю:

- Не знаю.

Я вижу твое Имя только перед поединками, и дальше у нас, как правило, бывают неприятности. Разной степени тяжести. Да и то ты снимаешь бинты не всякий раз.

- Ну же, Рицка, смелее, - говоришь ты тоном, которым когда-то просил проколоть тебе уши.

Так. Уши. Это… важно для тебя?

- Если ты хочешь показать - давай, - я выдерживаю твой взгляд.

Щеки у тебя по-прежнему с пунцовыми пятнами. Я не хочу, чтобы ты стеснялся, но почему-то это очень приятно.

Ты не отвечаешь. Просто отстегиваешь скрепки, удерживающие бинт, и медленно разматываешь его, непрерывно наблюдая за мной. Лучше бы ты смущался сильнее.

Я не смотрю, пока ты не заканчиваешь. Твой голос выводит меня из какого-то ступора:

- Рицка?

Я поднимаю голову - но сначала гляжу тебе в лицо. Наверное, тебе не нравится, но ты не отворачиваешься. Правильно, тебе-то чего стыдиться. Стыдно должно быть мне… Это сделал мой брат. Я снова встаю на коленях на кровати, придвигаюсь вплотную - и опять кладу руки тебе на плечи.

Рваные полосы шрамов складываются в английские буквы. Они неровные и очень глубокие. Да, я помню, что Сэймэй был зол. И наверняка на том выпускном что-то пил.

Но - я не видел раньше - отметин больше, у тебя полшеи исчеркано… просто так? Художественные изыски? Картинка перед глазами то туманится, то вдруг делается кристально-четкой. Я знаю, как долго саднят порезы, но мама всегда ранила меня ненарочно. А здесь…

- Рицка, что ты делаешь?

Я прослеживаю пальцами светло-розовые рубцы, каждую букву, каждый штрих, и не сразу замечаю, что ты дрожишь - по-настоящему, ощутимой дрожью.

- Ох! Соби… больно?!

- Что ты делаешь? - У тебя такой голос… Нет, кажется, дело не в боли. Ты перехватываешь мою руку, свободной прикрываешь горло: - Зачем?

Я бессильно пожимаю плечами: как сказать? - и отвожу твою ладонь от Имени. Оно врезано в кожу, как клеймо.

Одной рукой ты удерживаешь мое запястье, в другую вцепился я. Ты так смотришь… Это невыносимо.

- Больно? - повторяю я шепотом. Ты делаешь отрицательный жест и опускаешь руки:

- Не бойся причинить мне боль, Рицка.

- Я не боюсь, а просто не хочу тебе ее причинять!!

Не могу говорить, взмахиваю стиснутыми кулаками. Ты перебираешь в пальцах ленту бинта и молчишь.

Я глубоко вздыхаю. Если ты сейчас испугаешься… я бы на твоем месте испугался, наверное… Такой решимости я раньше никогда не чувствовал:

- Соби, никто больше не сделает тебе больно! Никто!}

}Ничком падаю на кровать, прячу лицо.

Ты молча трогаешь меня за плечо, чтобы я повернулся. Я дергаюсь, отказываясь. Ни за что.}

}- Я буду счастлив служить тебе, Рицка. - Забываю только что принятое решение не смотреть на тебя, сажусь на кровати, и ты заканчиваешь: - Я горжусь тем, что ты моя Жертва.}

}Твой голос… в нем…}

}Ты гладишь мои кошачьи уши - я не отодвигаюсь, сейчас можешь делать со мной все, что угодно. Но нужно закончить разговор.

Ты нерешительно раскрываешь руки; сопротивляться глупо, и все равно никто не видит - обнимаю тебя за плечи и усаживаюсь, обхватив коленями твои бедра. Попался.

Наверное, это у меня на лице написано. Ты собираешься что-то сказать, но не успеваешь: я касаюсь шрамов губами. Когда Неспящие поймали нас в оковы, я тоже тебя поцеловал. Ты резко вдыхаешь, словно тебе не хватает воздуха, сейчас оттолкнешь…}

}Ты кладешь ладонь на мой затылок, крепко обнимаешь и даже не думаешь отстраняться. Я не понимаю…

- Я люблю тебя, Рицка.

Я зажмуриваюсь и изо всех сил обнимаю тебя.

- Если хочешь… можешь не закрывать его, - говорю хриплым шепотом, - это ничего не значит. Честно.

- Я люблю тебя, - повторяешь ты вместо ответа.}

}Я тебя тоже. Больше всех.}

}*

- Рицка-кун, как дела в школе?

Кацуко-сэнсей постукивает кончиком шариковой ручки по губам и с любопытством смотрит на меня. Я сижу в углу дивана, обхватив руками колени, и скольжу глазами по знакомой обстановке кабинета.

- Спасибо, - я улыбаюсь, и она сразу улыбается в ответ, ожидая продолжения. - Триместр кончился, теперь у нас до восемнадцатого января каникулы. А тридцатого - школьный Новый год.

- Замечательно, - она разворачивает стул, - и что там будет?

- Там… - я пытаюсь вспомнить программу вечера. - Ну, какой-то спектакль, конкурсы, а потом дискотека.

- О? Ты будешь танцевать, Рицка-кун?

Я отвечаю раньше, чем успеваю подумать:

- Что вы, конечно, нет!

- А почему? - доктор выглядит разочарованной, - ведь танцы - это весело!

Я сажусь удобнее, опираюсь подбородком на колено, чтобы смотреть мимо Кацуко-сан на монитор компьютера. Может, и весело. Но туда приглашаются родители и родственники, и я не могу не взять тебя, потому что иначе ты обидишься, я точно знаю…

- Что ж, ладно, - меняет она тему. - Про учебу спрашивать, наверное, будет бестактно?

- Почему? - я удивленно гляжу на нее. - Просто рассказывать нечего. Нам же не выставляли оценок за этот триместр, только предварительные баллы по успеваемости. Экзамены в марте, а пока мы готовимся.

- Ты уже готовишься к экзаменам, Рицка-кун? - она уважительно смотрит на меня, но глаза веселые. А что тут забавного?

- Понемногу, - я снова отвожу взгляд. - Когда есть свободное время.

- Ты по-прежнему живешь у друга своего брата? - сэнсей встает и направляется к одному из стенных шкафов. - У Агацумы-сана?

- Да, - я киваю и внутренне подбираюсь. Не хочу, чтобы меня расспрашивали о тебе. Боюсь выдать себя «неправильным» выражением лица. Никто не должен знать, не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

- А дома бываешь? - она начинает заваривать фруктовый чай в пакетиках. По-моему, гадость, но у Кацуко-сэнсей всегда получается так, что вполне можно пить. - Как твои отношения с мамой?