- Манулито, ты остаёшься! И это не обсуждается!
Я прекрасно знаю, кто это.
«Боже, мама Мануэля тоже здесь!»
- Мама, ну пожалуйста! Ты же знаешь, как я ненавижу больницы!
- Я твоя мать, Манулито. И если ты меня действительно любишь - ты проведёшь эту ночь здесь. Это моё последнее слово, сын.
Меня душит смех. Ничего не могу с собой поделать. Мама Ману - мой кумир! Я просто обожаю её сейчас. Как ловко она обошлась с Мануэлем! Почему-то мне вспоминается детство, и те частые дни, когда Ману наблюдал за нашими играми во дворе из окна своего дома, наказанный мамой за очередной проступок домашним арестом.
Глория шёпотом говорит мне, что оставаться в коридоре слишком опасно, поэтому нам следует пройти пока что в соседнюю палату. Мы так и делаем. Сквозь стену я слышу приглушенные голоса, но как ни стараюсь, разобрать ничего не могу. Глория уходит на разведку. Отсутствует она довольно долго - минут двадцать, но оно стоит того.
- Путь свободен. Все ушли, - сообщает моя подруга, вернувшись. - У тебя есть минут пять, не больше.
Поправив халат и придав себе серьёзный вид, я вхожу в палату Мануэля. Не скрою, я рассчитывала на эффектное появление, но оно не получается: Ману на меня не смотрит. Он полусидит в кровати и увлечённо роется в своём телефоне.
- Как вы себя чувствуете?
Теперь-то Мануэль отрывается от мобилки и смотрит на меня. На его лице мелькает удивление, а потом он улыбается:
- Так теперь ты врач? Хм…Доктор Голиндо?! Вот, значит, на что ты готова пойти ради интервью со знаменитостью. Ты точно прирождённая актриса!
Я смотрю на его улыбающееся лицо, и сама улыбаюсь. Конечно, шишка на его лбу просто ужасна, но в остальном он, похоже, в полном порядке.
- Манулито, вы меня смущаете, - говорю я, касаясь его щеки.
Ману смеётся, и я понимаю, что все обиды между нами забыты. И это прекрасно.
- Так как ты себя чувствуешь? - я присаживаюсь рядом с кроватью.
- Немного побаливает, - отвечает Ману, указывая на грудную клетку.
«Он ещё легко отделался», - в голове раздаётся голос Глории, и у меня сжимается сердце.
Я не знаю, что сказать. Просто смотрю на Мануэля, думая о том, что со мной было бы, случись с ним что-то действительно серьезное. Наверняка, у меня совершенно растерянный вид, потому что Ману берёт меня за руку и, притянув к себе, шепчет:
- Не надо так беспокоиться. Мои травмы не такие уж и серьёзные. К тому же, если ты меня сейчас поцелуешь, уверен, вся моя боль от них уйдёт навсегда. Ты ведь веришь в исцеление поцелуем?!
Не в силах удержаться от соблазна, я прижимаюсь к Ману.
«Как же я соскучилась по его запаху!»
Пока руки Мануэля жадно тискают всё моё тело, я дарю ему самый нежный и чувственный поцелуй, на который только способна.
«Мммм. Как же я соскучилась по вкусу его губ!»
Мы целуемся долго, с любовью, ласково играясь языками. Ману гладит мои волосы, и мне так приятны его прикосновения.
- Доктор, мне по душе это лечение поцелуями. Это самая действенная процедура в моём случае,- шепчет Мануэль, целуя мою шею.
Вместо ответа, я пожираю его губы.
Я ем его.
Я наслаждаюсь его вкусом.
Вдруг совсем рядом раздаётся пронзительный крик Глории:
- Что вы творите?! Вам туда нельзя!
Через мгновение дверь в палату широко распахивается, и кто-то врывается внутрь. Я сижу спиной ко входу и не вижу, что именно там происходит, но по глазам Ману понимаю, что случилась катастрофа.
- Бросьте эту чёртову фотокамеру, - орёт Мануэль в то время, как раздаются негромкие щелчки, и вся комната озаряется вспышками света.
«О, нет. Это папарацци! И он снимает нас!»
Тем временем палата наполняется санитарками, врачами и ещё какими-то людьми. Совместными усилиями они выталкивают фотографа из комнаты.
- Тебе нужно уходить, - говорит Ману, и я понимаю, что он прав. - Я позвоню тебе.
Быстро поцеловав его, я хватаю Глорию за руку. Воспользовавшись, суматохой мы ускользаем из палаты. Пока мы бежим по служебным помещениям по направлению к выходу, я думаю о том, что именно успел заснять тот папарацци и узнал ли он меня?!
Глава 22.
Истерика.
Вот что я испытываю последние семь часов.
Ману в больнице, и я всё ещё переживаю о его здоровье. Плюс ко всему мне не даёт покоя мысль, что журналистам уже известно о нас с Ману. И моим опасением есть причина. Весьма вероятно, что тому фотографу удалось - таки заснять моё лицо. Поэтому я время от времени с опаской поглядываю на свой телефон: не звонят ли мои коллеги с расспросами?
Пытка неопределённостью просто невыносима! Я мечусь по комнате, словно тигр в клетке. Мобилка начинает звонить.
«О, только не это!»
Я оглядываюсь в поисках телефона, но нигде его не вижу.
«Где же он?»
Ищу его по звуку. Весёлая мелодия раздаётся из спальни, приходится бежать туда. Мобилку я нахожу в свой сумочке, однако, когда достаю её оттуда, телефон перестаёт звонить. Быстро открыв журнал пропущенных звонков, я обнаруживаю то, что мне очень не нравится. Номер звонившего мне не знаком.
«Чёрт! Чёрт! Чёрт!»
Меня прошибает холодный пот. Сердце так сильно колотится, что, кажется, ещё чуть-чуть - и выпрыгнет из груди.
«Конечно же, это произошло! Кто-то узнал меня на фотографиях!»
Едва переставляя ноги, я плетусь обратно в гостиную. Такое чувство, будто бы из меня выжали все соки. Внезапно телефон, который я несу в руке, начинает снова звонить. Опять незнакомый номер. Потратив несколько секунд на раздумья, я всё-таки отвечаю:
- Да, я слушаю!
- Как дела, красавица? - раздаётся в трубке бодрый голос Ману, и я мгновенно расслабляюсь. Даже через расстояние он успокаивающе действует на меня. Закрыв глаза, я представляю, что Мануэль сейчас не в больнице, а здесь, в квартире, рядом со мной.
- Ты звонишь не со своего номера, - скорее утверждаю, чем спрашиваю.
- Ну, да. Это номер моей мамы.
- Она рядом сейчас?
- Нет, - я прямо вижу, как Ману улыбается. - Она пошла в кафетерий перекусить. Так что, у меня сейчас пару минут отдыха от её чрезмерной опеки.
В его голосе улавливается такая явная мальчишеская радость, что меня это забавляет.
- Как ты себя чувствуешь? - меняю я тему.
Ману вздыхает:
- Побаливает немного. Думаю, поцелуетерапия мне сейчас бы не помешала.
В этот момент раздаётся перезвон домофона.
«Кто бы это мог быть?»
- Подожди минутку, - говорю я Мануэлю. - Ко мне пришли.
Нажав кнопку интеркома, я осторожно интересуюсь:
- Кто там?
- Это я, Педро.
- Педро? Какой ещё Педро? - в замешательстве переспрашиваю, отыскивая в памяти всех знакомых с этим именем.
- Прелесть моя, это тот Педро, который фотограф. Мы вместе работаем. Вспомнила?
«Чёрт! Это плохо. Очень плохо»
Педро никогда раньше не приходил ко мне домой, и этот его приход мог означать только одно: что-то явно произошло, и это касается меня.
Нажав кнопку «Открыть», я подношу телефон к уху:
- Ману…
- Стоп. Я всё слышал. Кто, чёрт возьми, этот Педро такой?!
Я не знаю, что ответить. Мне пока неизвестна причина столь неожиданного визита моего коллеги ко мне домой, поэтому не хочется тревожить Мануэля своими опасениями раньше времени. Не придумав ничего лучшего, я говорю:
- Извини, Ману, я сейчас немного занята. Созвонимся позже.
В трубке слышатся возражения Мануэля, но я их не слушаю. Отбиваю звонок и шумно выдыхаю. Времени на объяснения нет. Я знаю, какой у Ману взрывной характер, поэтому не сомневаюсь, узнай он, кто такой Педро, то немедленно утворил бы какую-то глупость. Это в его стиле. Мой мобильник снова звонит. Даже не надо смотреть на экран. Я знаю, что это Ману. Его настырность поражает. Но говорить с ним у меня сейчас совершенно нет времени. Приходится отключать звук.