Яркая вспышка сзади и близкий взрыв заставили и водителя джипа, и машину подпрыгнуть – Сашку от неожиданности, а "паджеро" здорово тряхнуло взрывной волной.

– "Муха"! – догадался Банда, сразу же вспомнив этот чертов ручной противотанковый гранатомет, доставлявший немало хлопот в Афгане. – Вашу мать, суки!

Он еще сильнее "пришпорил" машину и с радостью убедился, что джип абсолютно ему послушен.

"Значит, пока не зацепили!"

Его тачка была, видимо, все-таки поновее или помощнее, чем у его преследователей, и дистанция между ними начала потихоньку расти. Сашка понимал, что оторваться полностью надежды нет, а впереди его обязательно будет ждать засада. Может быть, уже даже вот за тем поворотом, скрытым за скалой.

Банда лихорадочно соображал, что делать дальше.

Расстояние между машинами метров четыреста.

Этого хватит, если ему немножко повезет...

– Ну, чурки, повоюем! – план возник сразу, если он и был авантюрным. Банда знал, что это – единственный выход.

За этим поворотом засады еще не было. И это стало его первой удачей.

Как только Банда обогнул скалу и скрылся из глаз преследователей, он резко нажал на тормоза, одновременно распахивая дверцу и рванув на себя рычаг ручного тормоза. Заскрипев по асфальту своими широченными шинами, джип остановился как вкопанный, пропахав юзом кривые борозды в этом подобии дороги и все-таки удержавшись на ней.

Ему повезло во второй раз.

В этот момент Сашки в машине уже не было, – схватив с сиденья свой автомат, он лежал на обочине, широко расставив ноги, ловя в прицел точку возможного появления первой машины и глубоко дыша, чтобы восстановить дыхание ради более точной стрельбы.

Как только белая машина выскочила из-за поворота, Сашка дал короткую прицельную очередь по ветровому стеклу, стараясь принять как можно точнее в сторону водителя. Еще очередь, еще... Стекло посыпалось, разбитое вдребезги, как раз в самой крутой точке поворота, как и рассчитывал Сашка.

Это была третья, решительная удача.

Он не знал, убил водителя, или же тот просто испугался, судорожно нажав на тормоза, но машина резко сбавила ход, и ее по инерции понесло прочь с дороги, к реке. Сашка, не останавливаясь, лупил и лупил короткими очередями, с расстояния примерно в сто метров буквально расстреливая машину и ее пассажиров. Все произошло мгновенно, и не успел он и шести раз нажать на спусковой крючок, как из-за поворота выскочила вторая машина. Ее водитель, видимо, даже не успел понять, что же произошло, и со всего разгона влетел в зад белого автомобиля.

Это была последняя удача.

Удар.

Взрыв.

В воздух взлетели куски металла, обрывки ткани и человеческих тел, и два горящих факела, кувыркаясь и подпрыгивая, кубарем покатились по пологому берегу к реке.

Сашка встал и направился к "мицубиси", даже не оглядываясь на то, что осталось от его преследователей. Никто бы не смог спастись из этого дьявольского костра.

Банда сел за руль, снова дополнил магазин патронами и передернул затвор автомата, поставив его на боевой взвод и не беря на предохранитель.

Приключения в Таджикистане для него еще вряд ли закончились. Теперь впереди его ждала граница. А на границе, а может быть, чуть раньше – засада...

Где же ты теперь

воля вольная?

С кем же ты сейчас

ласковый рассвет встречаешь?

Ответь!

Хорошо с тобой

да плохо без тебя.

Голову да плечи терпеливые

под плеть. Под плеть...

После того-случая с Витькой Дербеневым Банда изменился.

Раньше он воевал старательно, с азартом, но осторожно, не подставляя под пули и мины "духов" ни себя, ни своих подчиненных. Теперь его будто подменили.

Нет, свой взвод он берег и ни разу не заставил своих ребят лезть напролом через кишлак или беспечно переться вдоль "зеленки", полагаясь на извечное авось.

Но сам он стал как одержимый.

Спуску теперь он не давал ни "духам", ни своим "Духам" мстил за каждого убитого, за каждого раненого и покалеченного, за каждый выстрел и каждую мину. Он лазил по горам как кошка, видел; в темноте не хуже тигра, а стрелял как бог. И не раз и не два в одиночку поднимался он во встречную атаку, когда несколько раз полевые командиры моджахедрв пытались ночью взять его блокпост штурмом.

Ловко увертываясь от выстрелов и прячась за первые попавшиеся камни, лейтенант Банда заходил с фланга на атакующего врага и в одиночку гранатами поднимал такой шум, каждым точным попаданием в цель такую суматоху среди "духов", что они немедленно обращались в поспешное бегство.

Несколько раз его наказывали по службе при "разборке ночных полетов". Несколько раз комбат по-отечески журил его, предрекая, что рано или поздно парень обязательно нарвется на снайпера с ночным прицелом.

Но столько же раз его представляли и к наградам, и буквально через год грудь теперь уже ротного старшего лейтенанта Бондаровича украшали два ордена Красной Звезды и "За службу в Вооруженных Силах".

Солдаты буквально балдели от своего командира, а новички, встречаясь с однокашниками по термезскому карантину, с гордостью травили байки про своего старлея Банду. Кстати, кличка эта закрепилась за ним не только среди офицеров, но и среди солдат, и он совершенно не обижался, когда в бою какой-нибудь молокосос рядовой истошно вопил:

– Банда, слева прикрой!

Но так же, как "духам", не спускал он ничего и своим ребятам.

Он не прощал не только нарушения боевого устава и своих команд. Он не прощал малейшего отступления от того морального идеала, которому должен был, по его представлению, отвечать "воин-интернационалист".

Однажды на блокпосту неподалеку от Кандагара, в горах, где по склонам густо рассеялись кишлаки и крестьяне чуть ли не толпами ходили по дороге мимо обложенного мешками с песком укрепления советских солдат, произошел случай, который мог обернуться весьма большими неприятностями и для самого Банды...

Стоял жаркий июньский день, и блокпост тихо дремал, утомленный коротким ночным боем с невесть откуда взявшимся маленьким отрядом "духов".

Банда и сам расслабился. Они до одури играли со взводными в карты, где ставкой неизменно служили бумажки в десять внешпосылторговских чеков, которые с удивительным постоянством кочевали из одного кармана в другой, не желая, видимо, нигде надолго задерживаться.