Опыт создания прояпонских организаций, оправдавший себя, по мнению японцев, в Индонезии, они попытались перенести на Филиппины. Старые политические партии Филиппин, как поняли японцы через несколько месяцев после начала оккупации, являлись генераторами недовольства. Как ни старались их лидеры воздерживаться от выступлений против японцев, сам факт существования организаций, не обязанных своим созданием Японии и проповедовавших теории, так или иначе противоречившие концепциям «сферы сопроцветания», мог способствовать росту «подрывных действий» против Японии. К концу 1942 г. по крайней мере две партии, социалистическая и коммунистическая, находились в состоянии войны с японскими оккупантами, завтра это могло случиться и с другими политическими организациями. Поэтому японцы перестали играть в демократию и в конце года запретили все прежние политические партии. Вместо них была организована единая прояпонская политическая организация — Общество служения возрожденным Филиппинам (Калибапи), которая должна была объединить все национальные силы, все организации в области «культуры, идеологии, экономики для борьбы за возрождение Филиппин как составной части Великой Восточноазиатской сферы сопроцветания в сердечном сотрудничестве с военной администрацией Японии на Филиппинах». Во главе Калибапи был поставлен Варгас, его заместителем стал Акино, бывший министр в кабинете Кесона. Разговоры о независимости были оставлены, и инспирированные военным командованием японские общественные и военные деятели начали весьма откровенно запугивать филиппинцев. «Вы жаждете в качестве подарка от Японии независимости, — говорил по радио японский писатель Кимура, — тогда как вашей молодежи нужна скорее розга, чем независимость. Поэтому сначала Япония розгой пробудит в вас, молодых филиппинских бездельниках, расовое самосознание, а затем вы получите право думать о независимости». Такое выступление не было изолированным. Оккупанты были раздражены совершенно неожиданным для них размахом сопротивления, которое срывало возможности спокойно обирать страну, заставляло держать гарнизоны в маленьких городках и вело к тому, что японские сборщики налогов и даже военные чины не рисковали появляться малыми группами вне городов на Лусоне и Минданао и даже в Маниле не смели в одиночку выйти ночью на улицу.

Политика «твердой руки», не поддержанная до конца 1943 г. позитивными шагами, не смогла остановить ни расширение сопротивления, ни постоянное сужение базы японцев на островах. Чтобы удержать на своей стороне хотя бы имущие слои населения и правых националистов, надо было обратиться к «прянику». Однако решение Совета министров Японии предоставить Филиппинам независимость, о чем еще осенью 1942 г. не было и речи, явилось запоздалым шагом, так как американцы проявили куда большую оперативность, чем их европейские союзники. В Вашингтоне было принято решение опередить японцев, а так как Кесон и Осменья жили в США, то сделать это можно было с достаточной долей политической элегантности: 13 августа 1943 г. Рузвельт заявил, что США рассматривают эмигрантское правительство Филиппин «как обладающее теми же правами, что и правительство любого иного суверенного государства». 6 сентября Рузвельт обратился к конгрессу с посланием, в котором предлагал провозгласить независимость Филиппин, как только позволят обстоятельства. Это послание, пройдя через палату представителей и сенат, стало Законом о независимости Филиппин 29 июня 1944 г.

Правда, формально японское правительство опередило американцев, и независимость Филиппин была провозглашена в Маниле 14 октября 1943 г. Президентом независимой республики в пределах «сферы сопроцветания» стал Хосе Лаурель. Однако ни к ослаблению антияпонской борьбы, ни к увеличению числа сторонников Японии это не привело: японцы могли сколько угодно твердить о своей освободительной миссии, однако всем было ясно, что они продолжают рассматривать Филиппины как стратегическую базу и источник снабжения. За два года оккупации они ограбили страну, казнили и замучили десятки тысяч людей и возбудили против себя массовую ненависть.

За 1943 г. движение сопротивления усилилось настолько, что никакие японские карательные экспедиции не в силах были его подавить. Японцы все время находились в состоянии обороны. Хуки и другие партизаны проводили в освобожденных районах земельную реформу, конфискуя земли помещиков, сотрудничавших с японцами, а те помещики, что оставались в деревнях, должны были подчиняться воле народных комитетов, которые следили, чтобы арендная плата не была высокой.

К моменту высадки американцев на Филиппинах в стране существовало двоевластие: в Маниле сидело национальное правительство, окруженное японскими советниками и охраняемое японскими частями, тогда как на Центральном Лусоне господствовали хуки, борьбе с которыми японцы по мере роста опасности американского вторжения могли уделять все меньше внимания. На Минданао партизанские отряды также контролировали значительную часть острова, то же было на Сулу и в других районах страны. Даже Манила была буквально насыщена подпольными группами. Колебания все больше охватывали и тех, кто вместе с японцами правил страной. Одни из них искали связей с подпольщиками, другие — с американскими разведчиками.

Хуже всего было положение филиппинцев, которые вступили в организацию Макапили (Патриотическая лига Филиппин). Это была сравнительно небольшая военизированная организация (в лучшие времена ее численность не превышала 5 тыс.), состоявшая как из тех националистов, которые до конца продолжали верить в японцев, так и из представителей городских низов и крестьян, соблазненных формой и жалованьем. Макапили была официально создана 8 декабря 1944 г., в третью годовщину Перл-Харбора. Вооруженные отряды Макапили были включены в японскую армию и сражались на ее стороне после вы- садки американцев. Членов Макапили всех без исключения зачислили в предатели родины, и в постановлении судов над ними, прошедших по стране после освобождения, говорилось безапелляционно: «Быть членом Макапили уже само по себе составляет акт открытой измены». Итак, за исключением сравнительно небольших групп население Филиппин, измученное оккупацией, с нетерпением ждало освобождения.

С середины мая горные тропы, ведущие из Бирмы в Индию, превратились в непроходимые грязевые потоки. Дальше Калевы, снабжать которую можно было по реке, японцы не двинулись. Линии их коммуникаций были настолько растянуты, что вопрос о вторжении в Индию, на которое надеялся Гитлер и которого страшились англичане, японским командованием всерьез не рассматривался, хотя некоторые горячие головы пытались склонить Тодзио к наступлению, полагая, что в таком случае вся Индия поднимется против английского господства. Однако Япония и без того уже поглотила территории, во много раз превышающие ее площадью и населением. Японские войска были разбросаны на огромном пространстве — от границ с Советским Союзом до берегов Австралии. Вместе с тем экономические выгоды, которые японские стратеги рассчитывали извлечь из завоеваний, так и не были достигнуты. Одно дело подсчитать на бумаге, сколько тысяч тонн нефти даст захват промыслов Калимантана или Енанджауна, сколько риса можно вывезти из Бирмы и олова из Малайи, другое — реально получить эти богатства. Начать с того, что практически все месторождения, заводы и плантации достались Японии в разоренном состоянии — в первые месяцы следовало думать об их восстановлении, а не об использовании. Когда же японцам удалось восстановить шахты и нефтепромыслы, перед ними встала не менее важная проблема, значение которой все увеличивалось с ходом войны, — проблема доставки. Переправить нефть, скажем, из Бирмы в Японию, означало преодолеть путь в несколько тысяч миль, и в любой момент можно было ожидать встречи с американской подводной лодкой или самолетом.

Существование империи, разбросанной на таких расстояниях, могло быть обеспечено лишь полным превосходством в воздухе и на море. Однако уже 7-8 мая 1942 г. японская эскадра, направленная для захвата Морсби на юго-востоке о-ва Новая Гвинея, столкнувшись с американским флотом в битве в Коралловом море, которая впервые в морской истории велась лишь самолетами с авианосцев, не смогла одержать победы. Японцы даже были вынуждены отложить десант в Морсби. Вслед за битвой в Коралловом море последовала операция по захвату атолла Мидуэй, для которой адмирал Ямамото, рассчитывая окончательно уничтожить американский флот, собрал соединение в составе 11 линкоров, шести авианосцев и сотен более мелких кораблей. Однако американцы заранее узнали о движении японских авианосцев и линкоров и, пойдя на значительный риск, стянули к Мидуэю все три имевшиеся в наличии авианосца, стаи подводных лодок, перебросили на аэродромы Мидуэя авиацию. Исход сражения был решен американскими самолетами, которые тремя волнами обрушились на японский флот. Две первые волны были практически уничтожены японскими истребителями и зенитной артиллерией; зато третьей, ударившей в то время, когда японские истребители были вынуждены опуститься на палубы для заправки, были потоплены четыре авианосца и крейсер. Японскому флоту, лишившемуся в этой битве 4-6 июня 1942 г. своей ударной силы, пришлось отказаться от высадки на Мидуэе и повернуть обратно. С этого момента японская экспансия была остановлена. И если на американских верфях и в доках в течение 1942 г. быстро и эффективно возмещалось то, что было потеряно в Перл-Харборе, Яванском и Коралловом морях, и строились новые корабли, если экономика Британской империи — не только метрополии, но и Индии, Австралии, Канады — в ходе войны также могла компенсировать потери и постоянно увеличивать техническое оснащение армии и флота, то Япония так и не сумела возместить своих потерь на море. Хотя численность личного состава японского флота в течение 1942-1943 гг. увеличилась с 429 тыс. человек до 708 тыс., состав флота Японии по судам основных классов к 1943 г. уменьшился, а это означало, что с каждым днем все труднее будет охранять бесконечные пути, по которым ползли в Японию транспорты с рудой и танкеры с нефтью. В последние годы войны Япония, как и Германия, была вынуждена отказаться от строительства крупных кораблей и основное внимание уделяла созданию подводных лодок. В 1943 г. на Тихоокеанском театре в составе союзных флотов насчитывалось 19 авианосцев, а в японском флоте — только 10; на 18 союзных линкоров приходилось лишь девять японских. Почти вдвое меньше было и эсминцев и подводных лодок. Но главное, по боевым и техническим характеристикам японские корабли все больше уступали кораблям союзников — для технического прогресса в Японии не было возможностей.