Лешка кивнул:

— Логично.

Они продолжали разговаривать, шатаясь по улицам, а к себе Лабоданов не завел их, хотя дома у него никого нет: отец дежурит до ночи на станции, а мать с младшим братишкой в деревне.

— Напирай на борьбу за культуру, насчет спорта и так далее.

Славка восхищенно смотрел в рот Лабоданову. Сам он только и способен был сейчас на то, чтобы дрожать.

— Только мне надо эти обрезки назад перетаскать. Пусть Славка поможет мне перетаскать.

— Ты что, забыл, что мне нельзя?

Это Славка, значит, опять намекает на то, что отец дерет его. Привык играть на этом, прятаться за спины, сухим выходить из воды.

Лешка разъярился вконец:

— Ты что, уже окончательно в подлость впал?

Славка только хмыкнул, кисло улыбнувшись, и на всякий случаи попятился. Так бы и въехать в его наглую физиономию.

— Замолкните! Вы что! Надо было раньше смотреть. Я же вам говорил: уголовщиной пахнет, куда лезете?

Говорить-.то Лабоданов говорил, но и тогда, а сейчас и подавно Лешка не поверил в его искренность. Уж конечно Лабоданов свою роль играет во всей этой истории. Да и без него Славка шагу не осмелился бы ступить. Ох, этот Славка!

— Это же падло настоящее!

Лабоданов с досадой оборвал его:

— Не сумели скрутить динамо, а теперь раскисли.

Лабоданов, конечно, презирает его за то, что он неудачлив, не сумел провернуть все как надо, попался.

— Все равно, — упрямо сказал Лешка. — Я все равно это железо у них назад отниму.

— В истерику, значит. Пошуметь захотелось. Давай. Только потом не плачь. — Лабоданов бросил окурок, придавил его носком туфля. — А тебя, заметь, уже завтра допрашивать будут.

Так что ты подготовься все-таки. Вызубри, если на себя не надеешься. Его вдруг осенило: — Если тебе уж так хочется забрать железо, так ты оттащи его прямо на свалку. Это там, недалеко. Тогда всё — концы в воду, и никто не подкопается.

Разумно? Теперь так. Если ж они там что-то накололи и это не потянет, возьмешь все на себя. Тебя ведь предупреждали.

— А я не отказываюсь.

— Кому ж, как не тебе. Ты ведь несовершеннолетний, — опять влез Славка.

— Будешь как надо держаться, никого не втянешь, так в крайнем случае через год выйдешь — тебе денег отвалят. Такой у них порядок! Это железно. Люди верные.

Господи, это он об этих ряженых, что ли? Гнусные фигуры.

— Это точно. Будешь при деньгах, какие тебе и не снились, — как ни в чем не бывало охотно подтвердил Славка.

— Плевать я хотел на их деньги.

— Придержи, Брэнди, слюну. Деньги, между прочим, — это все!

— Ха! Деньги-это самый ценный продукт. Они имеют свойство все покупать. Я-то это знаю. С ними красиво жить можно. — Славка прищелкнул пальцами, намекая на какие-то свои похождения.

Ну и скотина! Уже успокоился! Считает, что все уладилось, во всяком случае для него. Лешку просто зло взяло: «Ты же, подлец, подстроил мне все это!» Гордость не позволяла высказать.

Деньги лежали у него в правом кармане. Он очень боялся, что Славка и Лабоданов узнают об этом. Он все равно не даст к ним притронуться. Но они, посматривая на часы, переглядывались между собой. Им ничто не угрожало, и они готовы были забыть о нем. Он упрямо сказал:

— Деньги — это, конечно, вещь. Все-таки имеет какое-то значение, откуда они взялись, Если, конечно, совесть иметь.

— Ты в бога веришь? — быстро спросил Лабоданов.

— А ну.

— Я серьезно. Если веришь, тогда все понятно. Уважаю даже. А если нет тогда ты младенец. Не созрел до понимания жизни.

Славка одобрительно хмыкнул.

— Мне эти понятия насчет совести отбили еще в нежном возрасте. Спасибо за науку. — Лабоданов выразительно сплюнул.

Он был раззадорен чем-то. — В суде такой громадный мужик, судья, как через стол в меня впился — никогда не забуду. Как рявкнет: «Ты-вор! Понимаешь? Вор!»

— А за что? — спросил Лешка оторопело. Лабоданов никогда не был с ним так откровенен.

— Вот именно-за что? Два листа толя на соседнем дворе, на строительстве, взял. Покрыть голубятню мне нечем было.

Голуби тогда еще в моду не попали. В суд потащили. Теперь-то на поруки отдают. А тогда-то — не-ет. Судья как рявкнет: «Вор!»

И опять, и опять. Полный зал народу. А я шкет-двенадцать лет. Меня трясет, думал-сейчас умру: я, значит, вор? С тех пор ничего не страшно. Как бы ни назвали.

Славка подхватил:

— А чего тут пугаться! Этого Брэнди не испугается. Правда?

Он нагнулся, заглядывая Лешке в лицо, и Лешка увидел тоскливые Славкины глаза.

— Тебе родитель не поможет? — заискивая, спросил он.

— Нет, конечно, — жестко ответил Лешка.

Они, похоже, втянули его в расчете на Матюшу.

Славка вздохнул. Лабоданов сказал наставительно и дружески:

— Боритесь за жизнь. Всеми силами.

Он взглянул на часы и постучал по стеклу:

— Время.

— Время, — также со значением подтвердил Славка. — Мне еще за Нинкой зайти.

Он протянул Лешке руку, и Лешка опять увидел тоскливые Славкины глаза: они были куда выразительнее его слов. Он уходил, вихляя боками, развязный, жалкий.

— Держи. — Лабоданов протягивал сигареты.

Лешка встретился с ним взглядом. И сразу стало трудно дышать, точно воздух уплотнился, оттого что они остались вдвоем.

— Пройдем отсюда, — предложил Лабоданов.

Они пошли. Идти все же было лучше, чем стоять так друг против друга.

Дальше тротуар по краю был разворочен — здесь делали газон. Идти приходилось по неповрежденной части тротуара, держась ближе к домам. Рабочий день давно закончился. На развороченном асфальте, в земле, у сваленных плит беспокойно копошилась детвора.

Лешка глубоко затягивался дымом. Он чувствовал: Лабоданов сбоку все время посматривает на него, и это было неприятно, потому что Жужелка, как он ни отгонял ее, стояла тут между ними.

— Послушай, Брэнци. Это так бывает, имей в виду. Сыпанулся человек, и у него в голове все вверх тормашками полетело.

Лешка пожал плечами. Не нужен ему этот участливый тон.

Еще размякнешь, чего доброго. Ему теперь надо быть начеку: сухим и подтянутым. В сущности, можно считать, что его уже захлопнули в коробочку. О чем тут еще говорить?

— Ты это усвой. Все это оттого, что сыпанулся. С досады начинаешь прикидывать: честно, нечестно? Это все мура. Таких понятий ни у кого нет, имей в виду.

Они посторонились и очутились на куче сколотого асфальта.

Стоять тут было не совсем удобно, зато их больше не толкали.

Лабоданов быстро взглянул на часы.

— Возникает вопрос? Ты не стесняйся. Что делать, как жить?

Лешка напряженно смотрел на стриженную под «ежик» голову Лабоданова, просвечивающую на висках кожу, молчал. Ему надо было понять, на кого он оставляет Жужелку.

— Все вполне логично. Тут одно: или в сторону отойти, махнуть рукой что бог пошлет, или приспособляйся, как все.

Лично я это усвоил порядочно давно. Мой вариант такой: держаться в стороне, но приспособляться. Вовсю. С учетом всех условий. В общем то и другое в интересах собственной жизни.

Лешка хмуро слушал. Говорит он красиво, ничего не скажешь.

Сразу виден сильный характер в человеке. Но какого черта он поучает? Надоело в конце концов. Неприятно кольнула мысль: перед Жужелкой он вот так же красуется.

— Надо только всю механику жизни освоить. Запросто.

В общем если не терять голову, то можно не плестись в стаде, а взять свое, что тебе положено. Согласен?

Лешка медленно покачал головой.

— Что всем, то и мне. А урывать для себя и все такое…

Противно в конце концов.

Лабоданов неожиданно покладисто сказал:

— Надо тебе иметь цель в жизни. (Ну прямо Матюша!) А то все мечешься, болтыхаешься.

Это верно. Он только трепыхается, чувствует что-то, а даже возразить как надо не может.

Лабодаиов дал наконец волю своей ярости:

— А я жить хочу. Понимаешь? На других ребят деньги могут сами свалиться: родители, например, оставят что-нибудь ценное после себя на земле. А нам надеяться не на кого. Мы сами должны бороться за жизнь.