— Ты куда так рано ходил? — спросила Жужелка.

— В пираты нанимался. Не веришь? Все законно, можешь не сомневаться. Он болтал ключом, крутил на пальце веревочку и снова раскручивал, то и дело упирался взглядом в ее широкое переносье и зелено-желтые глаза, такие чудные, поразившие его еще вчера вечером.

— Ты все чего-то выдумываешь, — сказала она и вздохнула.

И в этот момент опять она была совсем не похожа на себя, на Жужелку.

— До чего же рассудительна, — сказал он, досадливо усмехаясь. — Стынет по тебе техникум дошкольного воспитания.

Она засмеялась и стала смотреть в окно. Трамвай уже спустился в гавань и покатил у окон маленьких побеленных рыбацких домиков. В промежутках между домиками сквозь яблони и кусты просвечивало море.

— Мне бы только вот химию сдать. Самый страшный экзамен…

— Это всегда так: чего сдавать, то и самое страшное, — осведомленно вставил босой мальчишка с удочками и консервной банкой, набитой червями.

— Нет, все же химия — самый противный экзамен, — сказала Жужелка. Одних элементов сто один.

Трамвай, сворачивая в объезд, сильно дернулся. Жужелку качнуло, и она удержалась за Лешку. Трамвай стал, пропуская встречный, потом покатил по одноколейке дальше. Жужелка, прижав к себе локтем учебник, держалась обеими руками за Лешкипу руку. Лешка, расставив ноги, крепко упирался в пол, свободной рукой он нащупал в кармане пачку и вынул смятую сигарету.

— Придется вас высадить, гражданин, — тускло сказала кондукторша.

— Не стоит. Огоньку бы лучше поднесли.

Мальчишка с удочками довольно хмыкнул.

Открылось море. Трамвай, сильно раскачиваясь из стороны в сторону, бежал вдоль берега, отделенный от моря только железнодорожной линией и кромкой пляжа. Ветки клена хлестали по его крыше. Наконец трамвай стал.

Первым спрыгнул мальчишка, опустил на землю банку и, зажав коленями удочки, чиркнул спичкой о коробок. Лешка нагнулся и прикурил.

— Ну, будь здоров, браконьер!

— Сами вы аш два о, — огрызнулся мальчишка.

Он перешел железнодорожное полотно и направился берегом к лодочной пристани.

А Лешка и Жужелка пошли по шпалам вдоль ограды пляжа, и Жужелка придерживала раздуваемый ветром подол платья.

— До чего ж хорошо! Ах, как хорошо! А я еще ни разу в этом году не была на море. — Она вдруг спросила: — Ты, Лешка, правда ездил устраиваться на работу?

— А то нет, что ли. Не веришь?

— Да нет, ну что ты. С чего ты взял?

— Я в заводском порту был. Я на шаланду устраиваюсь. На «грязнуху».

— На «грязнуху»?

— Ну да, на заводскую грязечерпалку. Это самоходная шаланда. Ил, грязь и все такое со дна моря выгребает. Очищает канал, который в заводской порт проложен. Поняла?

— Это интересно?

— Еще как! — Он глубоко затянулся дымом. — Маяк видишь? Там суда вступают в зону канала…

— Я же знаю. Мы на экскурсии там были.

— Ну, тогда сама знаешь. Из Камыш-Буруна руду везут на завод. Дно-то илистое, а суда будь здоров сколько тонн водоизмещением. Осадку дают. Вот грязсчерпалка и обеспечивает им проходимость. Канал-то ведь — основная артерия завода. Свирепо вообще.

— Да, это интересно, — согласилась Клена.

Они задержались у лестницы при входе на пляж. Оба невольно посмотрели туда, где вдалеке над берегом дымили трубы. Молча спустились по ступенькам па пляж.

— А кем ты будешь?

— Как — кем? Матросом.

— Это очень интересно, — еще раз согласилась она. — Знаешь, мне кажется, это то, что тебе нужно. Правда? Ведь ты все время искал, чтобы не просто работа, а чтоб что-то еще было такое… Да?

Она опять все понимала, как раньше. Он кивнул и бросил окурок.

— Завтра оформляться поеду.

На пляже было безлюдно, — наверное, оттого, что пасмурно.

Ветер гонял волны, море потемнело и пенисто ударялось о берег. Клена сняла босоножки, несла их в руке и с наслаждением шла босиком по песку.

— Ты вот только сдай все экзамены, — сказал Лешка, — будем сюда ездить. Каждый день.

Она кивнула.

— Да, да. Хорошо бы. Хотя бы две недели так поездить.

А потом поступлю куда-нибудь на работу.

— Глупости! А в институт кто за тебя сдавать будет?

— Думаешь, попаду?

— Посмотрим.

На берегу маленькая девочка в очках с визгом отбегала от прибоя и опять возвращалась к воде. На скамейке, откинувшись к спинке, блаженствовал, зажмурясь, разметав по сторонам руки, совершенно спекшийся мужчина.

— Ну вот здесь, — сказала Жужелка, когда они отошли в сторону.

Они постояли молча, подавляя охватившую вдруг обоих неловкость. Жужелка бросила на песок учебник, помедлила, нагнулась и прихватила подол платья. Мелькнули ее длинные ноги, полосатые трусы. Лешка отвернулся и торопливо стянул с себя ковбойку.

— На вот, садись, — сказал он, расстеливая ковбойку на песке, не поднимая головы.

Он долго возился, складывая брюки, потом сел к ней боком и стал выбирать в песке ракушки.

— Ни за что мне не сдать эту химию, — сказала из-за учебника Жужелка. Ни за что.

— Да сдашь ты ее.

Лешка набрал уже целую пригоршню ракушек и пересыпал их на одной ладони в другую. Он увидел мельком, как ветер расшвыривал волосы Жужелки, и они метались по ее голому плечу, по спине.

Лешка лег на живот, уперся подбородком в кулаки и смотрел на качающиеся у причала рыбацкие лодки.

— А когда у нас кончатся экзамены, ты ведь уже не сможешь каждый день сюда ездить. Ведь ты будешь работать.

— Да, уже буду, конечно.

— Смешное название — «грязнуха».

— Это не название — так, прозвище.

— Все равно, «Грязнуха», а такое важное значение.

— Труженик моря. А в общем ерунда.

Он вспомнил, что ему надо сегодня идти по делу, о котором говорил Славка, и посмотрел на часы. Еще бездна времени.

Лешка приподнялся. Лицо Жужелки заслонял раскрытый учебник. Полосатые трусы и такой же лифчик — больше ничего на ней не было.

— Послушай, Клена…

Она опустила книгу, встретилась с его взглядом и покраснела.

— Я совсем не загоревшая, — быстро, смущенно заговорила она. — А я ведь очень сильно загораю. Вот сдам экзамены и тогда совсем черная буду. — Она наклонилась к нему и положила свою руку на песок рядом с его тёмной рукой. — Вот, даже смотреть смешно — ты и я.

Она взяла в горсть собранные Лешкой ракушки и посыпала ему на ногу. Лешка схватил ее руку, подложил себе под голову и прижал к песку. Жужелка, не переставая смеяться, выдергивала свою руку и наконец освободила ее.

Лешка видел, как на горле у нее под подбородком зажегся стрельнувший из-за облаков солнечный луч.

— Тебе понравилось вчера у Виктора?

— Да. Мне было интересно.

— А Лабоданов? Произвел впечатление? — грубовато спросил Лешка и увидел, как медленно краснеет ее лицо.

Она не сразу ответила.

— Мне было очень интересно слушать его.

— Еще бы. Парень законный!

— Как ты сказал?

— Законный, говорю, парень! — Он сел и принялся пулять ракушками перед собой. — Таких, как Виктор, ребят мало. Его не окрутишь всякой ерундой, как какого-нибудь чижика. Он из всех выделяется…

— Да? — спросила Жужелка.

— Еще бы! Он где хочешь завоюет внимание. Плевал он на разную там муру. И вообще он не хочет быть серым и обыкновенным, как другие.

Лешка говорил бурно, развязно. Клена слушала его обхватив руками колени. Лешка секунду передохнул.

— Поглядела бы ты, как он по перилам бегает.

— По каким перилам?

— Да по обыкновенным. Заметила, когда к нему в квартиру поднимаешься на второй этаж там площадка обнесена перилами. Он по этим перилам любит бегать.

— Как бегать? Зачем?

— Просто так. Он очень пропорционально сложен. И, конечно, развит физически. Это упражнение на перилах доставляет ему удовлетворение. Ведь сверзиться-то ничего не стоит. Прощай, мама! — И Лешка помахал над ухом рукой.

— Я знаю сказала Жужелка — он закаляет волю, преодолевает страх.

— Ну да еще. Очень это ему надо. Просто нравится. На этих перилах он чувствует себя на краю гибели, как наш шарик.