Вот, она и на улице. Летняя южная ночь пахнула в лицо прохладою с моря. Уже начинало светать. Лена брела по тихой кривой улочке, сама точно не зная - куда. Отовсюду обступали неподвижные силуэты ночных девятиэтажек. Они глядели серьёзно, сверху, из полумрака, несколькими горящими окнами.

Лена приземлилась на какую-то раздавленную лавочку у подъезда и сидела, глядя, как коты в сторонке шумно решают между собой свои кошачьи проблемы.

Она не заметила, как стало светло. Коты разошлись, и Лена осталась одна. Издалека до неё добежал неясный гул первого автобуса. Забулдыжного вида мадам с припухшей от водки физиономией явилась, покачиваясь, из подъезда и тяжело опустила себя на лавочку рядом с Леной. На ней был недозастегнутый халат. Её растрёпанная шевелюра, давно не мытая и не чёсанная, походила на многократно использованную половую тряпку. В руке женщина держала початую бутыль сорокоградусной. Несло перегаром и не понять было - то ли она пила с вечера и ещё не ложилась спать, то ли уже начала похмеляться.

Лене хотелось сейчас побыть наедине с собою, и общество, любое, её не устраивало. Она уже хотела подняться, чтобы уйти, но пьянчуга протянула ей свою бутыль.

- Будешь пить? - спросила, сонно ворочая языком.

Лена обернулась, посмотрела удивленно.

- Буду, - вдруг сказала она.

Взяла бутылку и приложила к губам. Ей приходилось уже как-то пробовать водку, и она наверняка знала, что пить её лучше резко, залпом, чтобы та сразу же не попросилась обратно. Лена сделала несколько быстрых глотков и после короткой паузы - ещё несколько. Водка текла у неё по губам, капли сбегали на платье. Девушка поставила бутылку рядом с собой на лавочку и медленно огляделась вокруг.

Большие девятиэтажки, раздваиваясь, качались неловко, словно и им кто-то налил. Деревья, лавочки, мусорные баки - всё просматривалось нечётко, мутно. Всё расплывалось перед глазами, кружилось, вертелось в каком-то странном, безостановочном хороводе.

Лена попыталась встать, но тяжело упала на лавочку. Женщина смотрела на неё с укоризной и медленно качала головой.

- Такая молодая девушка, - сказала она, - а уже пьяница...

Аккуратно придерживая правой рукой перебинтованную левую, Саркисян поднимался по лестнице. Это - ресторан "Горная Долина". В кабинете, на втором этаже, у инспектора назначена встреча. В запасе оставалось ещё минут двенадцать, но Саркисян не сомневался - тот, с кем он сейчас должен встретиться, уже ждёт его.

На Саркисяне был его обычный серый костюм с обязательным галстуком. Общее впечатление слегка портили больничного вида бинты, проглядывавшие из-под интеллигентного фраерского пиджака.

Виктора Шкляревского, известного в уголовных кругах больше по прозвищу "Мокрый", Саркисян знал давно. Тот был одним из лучших киллеров - с кем инспектору когда-либо приходилось сталкиваться. На счету у Мокрого числилось четырнадцать дел - и это только то, о чём знал Саркисян. Об остальном он не спрашивал, но догадывался: четырнадцать смертей - далеко не всё, чем успел отметить свои пятьдесят лет Шкляревский. Сейчас уже волосы на голове киллера поредели и начали седеть, рука его была не так тверда, и глаз не так меток, как когда-то, но Саркисян, рассчитав всё, пришел к выводу, что с тем делом, которое он собирался предложить Мокрому, тот справится.

Инспектор тихонько толкнул дверь и увидел, что не ошибся: Шкляревский уже был там. Стареющий мокрушник сидел за столом, деловито разрезая бифштекс. Подняв глаза, он посмотрел на инспектора.

- А! - бросил он вместо приветствия. - Явился? Ну, садись.

Это был худощавый субъект с вытянутой, нездорового цвета, физиономией. Увидев его костлявые пальцы, Саркисян задал себе вопрос - а по делу ли он сюда пришёл. Глядя, как неловко тот разрезает бифштекс, инспектор сомневался: а сохранил ли Мокрый нужную форму? А не слишком ли он состарился?..

Саркисян отодвинул стул и устроился напротив Шкляревского.

- Добрый вечер, - проговорил он негромко. Взял со стола салфетку и заткнул её себе за воротник.

- Добрый, - согласился Шкляревский, кладя в рот кусочек мяса. - Отличный бифштекс, кстати. Рекомендую. - По-русски он говорил с лёгким акцентом - всё, что осталось у него на память от его родины, которую он оставил двадцать пять лет назад. Польский язык Шкляревский почти забыл.

Саркисян решил обойтись без вступлений. Он достал из кармана фото и положил его на стол, между тарелками.

- Знаешь этого человека?

Саркисян видел, как у Шкляревского остановились зрачки.

- Что ты хочешь?

Инспектор достал зажигалку и, чиркнув, подпалил карточку. Потом кинул её догорать в пепельницу. Подождал и затем сосредоточенно размешал пепел пальцем. Мокрый, прервав еду, настороженно следил за его движениями.

- Что ты хочешь? - повторил он вопрос.

- Я хочу, чтобы ты с ним разобрался, - ответил Саркисян очень спокойно, не отводя глаз от Шкляревского.

- Я - не самоубийца, - бросил тот резко и принялся нервозно разделывать свой бифштекс.

Саркисян, сложив на столе руки, смотрел на Шкляревского с сожалением.

- Я всегда считал тебя рисковым парнем.

- Повторяю, - всё так же твердо проговорил тот. - Для этой работы тебе нужен смертник. Я не гожусь.

- В 82-ом, в Ростове, ты завалил нашего пахана. Менты долго потом за тобой бегали...

Шкляревский отложил в сторону вилку и нож.

- Помню, - он усмехнулся. В голосе его зазвучала сентиментальная нотка. - Ваши тогда со всех сторон меня, как мамонта, загоняли... - он помолчал. Лицо его вновь сделалось сухим и уверенным. - Это было давно. Я был молод, горяч. Мне хотелось больше денег. Сейчас хочу только одного - покоя.

- Ты абсолютно в этом уверен? - Саркисян разглядывал седеющего убийцу.

- Уверен, - Шкляревский снова взял нож и продолжил разделывание бифштекса.

- А тебе не интересно, сколько я плачу?

Мокрый покачал головой.

- Совершенно неинтересно.

Саркисян вытащил из кармана авторучку и нацарапал на салфетке число.

Старый мокрушник прочитал цифры и усмехнулся грустно.

- Деньги только живому в радость, - ответил Шкляревский, прожевывая очередной кусок. - А трупу они зачем?

Старший инспектор скомкал салфетку и бросил её в сторону.

- Ладно, - проговорил он, вставая. - Выходит, я зря потерял время. - Саркисян подошёл к выходу. Обернувшись, он посмотрел в затылок Шкляревскому. Потом - на свисающую с потолка яркую, старинного типа, люстру.

- Ты не съешь бифштекс? - спокойно поинтересовался Шкляревский.

- Не хочется, - ответил Саркисян, доставая пистолет с привинченным к нему глушителем. - Аппетита нету. - Потом добавил: - значит, не договорились.

Быстро подняв руку, он выпустил пулю в стриженный затылок Шкляревского.

Убрав пистолет, подумал, что реакция у Мокрого, конечно, уже не та. Раньше, когда Саркисян его знал, Шкляревский бы никогда не позволил с собою так легко разделаться. Саркисян понял, что и впрямь ошибся. "Он бы не справился с этим делом," - подумал инспектор.

Шкляревский лежал носом в тарелке. По волосам его стекала туда красная, как кетчуп, тёплая и густая кровь.