— Вадим Александрович, вы идете? — Ветер подхватил полы пиджака, развевая ткань. Я посмотрел на этих двоих, вдохнул холодного воздуха и понял, что что-то изменилось в моем окружении.

Девушка разговаривала с Гигантом. Она много смеялась, когда он как-то с нотками смущения отвечал на ее вопросы. Пока мы поднимались наверх, она не замолкала. Гиганту было с ней приятно говорить, это чувствовалось в каждом робком ответе. Мне стало приятно, что он наконец-то с кем-то завел знакомство.

Мы поставили коробки в ее кабинет, она предложила нам зефир с чаем. Гигант очень любил сладкое, но на этот раз отказался.

— Мне надо помочь отнести вещи.

Я поспешил за ним. Он никак на это не отреагировал. Меня терзал вопрос, что случилось.

— Все хорошо, я просто переживаю за вас.

— А что за меня переживать?

Мы спустились вниз.

— Олег Константинович выглядел очень угрожающе. Его жена меня теперь ненавидит.

— Ой, брось. Она и до этого тебя не любила. — Он остановился, и я врезался в его спину. Через секунду осознал, что брякнул неприятную вещь. — Ну… То есть…

— Мне не страшно, что меня ненавидят. Я боюсь за вас. Не портите с ними отношения, лучше вам вернуть его на работу. — Илья свел брови и уставился на меня так, словно отчитывал. Я почувствовал себя нашкодившим ребенком.

— С юристами у меня порядок. Кого-нибудь поставлю на его место. Честно, я держал его из-за подписей, теперь у меня есть ты.

— Вы так его легко уволили.

— Я и тебя уволю, если ты начнешь валять дурака. — В ответ на это Гигант хихикнул. Это было так ново для меня, что я аж загорелся. — Я не смешиваю работу и личные отношения с человеком. Вот поверь мне, — я тыкнул в него пальцем, — уволю несмотря на то, что я тебя…

Мой палец все еще легонько тыкал его в пуговицу на рубашке. В язык словно вкололи лидокаин. Он отказался меня слушаться, стал ватным.

— Что вы?

Элементарное «люблю» не получалось. И дело не в том, что здесь был народ, и меня это как-то смущало. Все они привыкли, что мы с Гигантом носимся везде вместе. Я его начальник, он мой второй зам. Ему положено.

— Эй, Илюх! — я прервался на крик. Это были два парня. Один из них махнул рукой, подзывая Гиганта. Он махнул им в ответ.

— Мне надо идти, простите.

Я не мог ему помешать. Меня колотило от осознания того, что я трус. Люди не могут сказать это слово, потому что боятся получить отказ. Поэтому и стараются похоронить в себе любовь. Но я-то понимаю, что мои чувства взаимны. Что тогда?

Я не уверен в них?

Кабинет Ильи был небольшим. По размеру точно таким же, как и у первого зама. В нем было всего одно окно. Мне показалось забавным то, что огромному ему придется ютиться в этой коморке.

Здесь было относительно пусто. На прошлом месте Ильи не было ничего, кроме стола, блокнота и ручек. Здесь непременно он поставит вазу для конфет и притащит из дома матери любимую кружку. А еще вместо сейфа запихнет холодильник, чтобы держать варенье.

От этих мыслей мне стало смешно и тут же тепло.

Мы сблизились с Гигантом довольно быстро. Утром я просыпался в своей комнате, уставлялся на потолок, кидал руку вбок и ощущал огромное и горячее рядом.

Моя комната была, пожалуй, самой маленькой из всех комнат в этой квартире. Здесь стояли двуспальная кровать, тумба, два светильника, окно сзади. На нем располагались деревянные жалюзи. Первые лучи утреннего солнца проходили через щелочки, отбрасывая горизонтальные полосы на постель. Два цвета царили в этой комнате: бежевый и изумрудный. Гиганту эти цвета казались слишком скучными.

Будильник на телефоне снова запищал, напоминая, что пора вставать. Было девять тридцать. А еще была суббота. В это время Маша уже уезжала гулять с друзьями. Но теперь я точно знал, что вечером она будет дома.

Квартира пустовала, воздух был горячим, давящим.

Я переживал за прошлую ночь, потому что все происходящее мы долго обговаривали и сошлись на том, что это будет эксперимент. И если результат будет плохим, то это тоже будет… результат.

Мне было страшно узнать, как он отреагирует на все это. Не хотелось стать человеком, который бы заставлял его делать что-то против своей воли. Но и отпускать после такого — было бы преступлением.

Гигант заворочался, пододвинулся ближе, кладя на меня руку, поворачиваясь с живота на бок и сгребая меня вместе с одеялом в охапку.

Я замер, схватившись за край простыни. Он громко засопел, утыкаясь мне в макушку. Илья был явно сонный, раз позволил себе подобное без всякого смущения.

Ночью мне на словах и руках приходилось объяснять все тонкости. Если бы в комнате горел свет, то алое лицо Гиганта ярко выделялось бы на фоне изумрудного цвета обоев.

— Если не так, вы скажите, — он тихо прошептал это на ухо. Его голос дрожал как и все тело.

Но Гигант, как и думалось, оказался способным учеником. Сначала мне казалось, что он делает только потому, что я захотел. Но потом, поймав его первый стон, я понял, что ему это нравится тоже.

Через пару минут он все же осознал, что лежит со мной вот так. Его хватка ослабла. Еще через минуту в его голову вернулись воспоминания, и он «протрезвел».

Медленно повернувшись, я встретился с его глазами. Они были напуганными и взволнованными.

— Все хорошо?

— Да. Доброе утро, — тихо прошептал он. Я улыбнулся. Нам было обоим неловко. Воздух, казалось, стал горячее на градус. — С вами все в порядке? Я очень рад, что вы живы.

— А?

Я не сразу понял его, а когда до меня дошел смысл фразы, то рассмеялся. Гигант испугался, приподнялся на локтях. Я сидел рядом с ним, откровенно угорая с его реакции. Вытерев слезу, успокоившись, я наконец-то сказал:

— Люди от этого не умирают.

Для нас это был первый опыт. Для меня относительно, для него — точно.

— Просто ты сильно увлекаешься и забываешься, — я потер запястья, которые реально болели от того, что Гигант сжимал их над моей головой. Не удивлюсь, если на моем теле окажется пара-тройка отметин. Ко всему имеющемуся боль в спине не отпускала. Кажется, потихоньку я начинал открывать в нем другие стороны, фетиши и замашки.

— В другой раз я исправлюсь, — он наклонился и коснулся губами моих ключиц.

— Ты чего?

— Простите, но я не знаю, как еще отблагодарить вас за то, что вы доверились мне.

Я не знал, смеяться мне или делать что-то еще. Все это было безумно милым и теплым. Напоминало сон, где все вдруг получалось так, как тебе хочется. И от этого становилось только страшнее. Я знал, что любые сны имели свойство заканчиваться. После пробуждения уже ничего нельзя было изменить. Поэтому сейчас я осознавал всю сложность сложившейся ситуации.