Бравая тройка постепенно выползла к выходу. И тетушка была не тетушкой, если бы не заметила...

— Гигант! — вскрикнула она. — Точно, он. Посмотри, Водим, это он.

— Я — Вадим. Ва. Ва-дим. — Я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы хоть как-то сдержать себя от непрерывного потока нецензурщины.

Понедельник.

— Ты чего Пашку обидел?

— Тётя, сядьте! — после громкого возгласа ее недоумение переросло в более спокойное состояние.

— Сожусь, милый, сожусь.

Все тело неприятно покалывало и дергало. Лава внутри вот-вот была готова выползти наружу.

— Это — Илья. И он тут работает. Твой «Пашка» явился без предупреждения и пытался подсунуть мне какие-то бумаги.

— Знаю.

— Не понимаю, почему нельзя было еще раз отправить его ко мне. К чему такой внезапный приезд? — Я не любил незапланированные встречи. Они чаще сулили неприятности, нежели что-то хорошее.

— Во дает! Ты по мне не соскучился?

Гигант вжался в стул, пытаясь в этой ситуации казаться самым незаметным. Но даже на фоне экспрессивной тетушки он выглядел очень ярко. Ему было непонятно, можно ли уйти или все же надо остаться. Так же, как и мне было неясно, закончила она разборки с Ильей или это легкий перерыв.

Тётушка закинула ногу на ногу, поправляя плиссированную красную юбку. Поставив зонт перпендикулярно полу, она сложила кисти на его ручке, выпрямилась. Ее овальные очки, похожие больше на глаза кошки, сползли на самый кончик носа. Макияжа на ней было немного, но он бросался в глаза. Тётя резко повернула голову в сторону Ильи, её алые волосы, подстриженные под каре, закрыли половину лица.

— Вот, посмотри, человек питался. А ты со студенчества на какой-то дряни сидел. Я тебе наше вологодское масло привезла.

Я упал в кресло, закатывая глаза:

— Как будто у нас в столице масла нет. И я его не ем.

— А еще молоко, творо... — Мне казалось, что ее глаза выпадут из глазниц и совсем снимут с лица очки. Так она была изумлена моим ответом. — Быстро встал и подошел!

Ухмылка не сходила с лица.

— Если бы Оликсандр был жив, ему бы было стыдно. Живо подошел! — она подскочила, топнув ногой. Следом вскочил и я:

— Да Александр он. А-лек-сандр!

Она воспользовалась этим. Схватив за локоть, тетушка выволокла меня из-за стола и поставила в центр кабинета.

— И не стыдно быть ростом с меня?

— Вы на каблуках, тетя. — Она установила меня напротив себя. Признаться, я соскучился по ее глазам, поэтому тихо засмеялся в ответ на все эти глупые манипуляции. Она выглядела на пятьдесят, хотя в паспорте была намного и намного старше.

— А это что? — Задрав пиджак, она ощупала меня. — Совсем не ешь? А? Ребра? Так и останешься дохлым коротышкой.

— Я старею и усыхаю. — Мы с ней понимали, что я уже не тот школьник, который приезжал к ней летом. Но никто из нас не против был поиграть в детство.

— Поэтому должен кушать продукты с нашего предприятия. Ты только позвони, я же тебе каждый день отправлять буду. Вот кому я это привезла? — ее взгляд упал на Илью. — Будешь, омбал?

Гигант встал, произнеся хриплым от волнения голосом:

— Не надо, тетушка.

— Какая я тебе тетушка? Для тебя — Валентина Ивановна! — После чего она толкнула его в грудь зонтом. Гигант не понял, что точно это значит, поэтому поднял брови вверх и изобразил удивление.

— Илья, иди вниз, жди меня у машины, скоро поедем.

Я опустил ее руки и вернулся на свое место. Она тоже села, проводя взглядом Гиганта.

— Ты же не просто молоко привезла.

Дверь закрылась. Мы сложили руки, посмотрев друг другу в глаза. Когда мы так делали, то было ясно всем, что разговор предстоит долгий и серьезный.

Я знал ее с самого рождения. Она была родной сестрой моего отца. И, пожалуй, в мире никто так не любил его, как она. После внезапной смерти родителей, тетушка приехала в столицу, положила передо мной кредитку и спросила, что я хотел делать в этой жизни.

Так я стал царем и богом, пока она была лишь скромным акционером, получавшим небольшой процент от прибыли.

— Поговорить нужно об этой фирме?

Она кивнула. Тогда напряжение стало сильнее, чем обычно. Исхода у этого разговора было два: расширить предприятие или...

— Я полностью перевожу фирму на тебя.

Что?

— Я уже слишком стара. Те деньги мне никогда не были нужны. Ты и сам понимаешь, подобное положение лишь подстегивало тебя. Но теперь я вижу, что дела идут в гору, так что мне пора отойти от всего этого.

— И все? — Я не верил. И был прав.

— Этот парень... Он кто?

Все мои внутренности сжались и разжались. Настолько я ненавидел этот вопрос, что готов был убить всех интересующихся.

— Сын моей одноклассницы. Случайно пересеклись, и она попросила устроить его на работу.

— И кем он работает?

— Сначала был охранником. Но, как помнишь из «Пашкиных» рассказов, это место не для него. Посадил в архив. Сейчас съездит со мной и... И, право, не знаю, куда еще его деть.

Я нахмурился, подпер подбородок и тяжело выдохнул. Звонить его матери и сообщать, что ее сын непригоден, мне не хотелось. Но и в том, чтобы держать его в виде украшения на этаже, тоже не видел смысла.

— Тебе грустно? — Тетушка наклонилась, тонкими пальцами перебирая пряди волос на моей голове. Ее голос превратился в шепот. — Ты что, переживаешь за него?

Всю эту неделю мне только и приходилось, что думать о том, как вдруг я странно стал вести себя. Если раньше мне было легко уволить человека за любую оплошность, то теперь я, по правде, не мог убрать его с работы.

И дело было не в прибыли, не в жалости или в чем-то еще.

— Мне будет нехорошо, если он уйдет. — Я дернул головой, убирая ее руку.

— Жениться тебе надо, — Валентина завела старую песню. — И что ты никак не остепенишься?

Я помнил все свои отношения. Особенно хорошо отпечатались в голове приставания ее внучки. Но как бы я не пытался, у меня в конечном счете не выходило.

— Им не нужен я, они не нужны мне. Я уверен, что ни одна девушка никогда не видела во мне того, кто я есть на самом деле. Только вечная погоня за деньгами, статусом, общественным мнением. Но это все не я.