Эта комичная сцена, свидетельствующая о некоторых странностях в характере Ньютона, подала повод к утверждению, будто еще в то время Ньютон не вполне оправился от своей душевной болезни. Био утверждает, что лишь этим можно объяснить “ребячество”, обнаруженное Ньютоном. Брюстер иного мнения, и нам кажется, что он прав. Ньютон, помимо его известной неспособности к ораторству, был окончательно сконфужен поведением Уистона, который из личных, даже прямо корыстных целей навязал ему свои собственные слова, тогда как он хотел отмолчаться и умыть руки в этом деле.

Это смущение и выразилось довольно смешным образом, но видеть в данном случае следы душевного расстройства едва ли основательно. Известно, что Ньютон еще до болезни отличался феноменальной рассеянностью, неумением говорить в обществе и угловатостью манер. По вступлении на престол Георга I Ньютон попал в салоны принцессы Уэльской (жены наследного принца Георга). Это была умная и образованная женщина, состоявшая в переписке со многими философами, в том числе и с Лейбницем. В одном из писем к принцессе Лейбниц, под влиянием ссоры с Ньютоном, совершил поступок в высшей степени некрасивый даже со стороны не философа, Он написал принцессе, что считает философию Ньютона не только ложной с физической точки зрения, но и опасной в религиозном отношении. Такое письмо было крайне неприлично для философа, не раз восстававшего против обскурантизма и религиозной нетерпимости. В том же письме он напал на Локка и вообще на английскую философию, обвиняя ее в грубом материализме.

Об этих нападках стали говорить при дворе, и король Георг выразил желание, чтобы Ньютон написал возражение. Ньютон взял на себя лишь математическую часть полемики, предоставив философию и богословие доктору Кларку. Эго опровержение, просмотренное самою принцессою, было послано Лейбницу. Даже смерть Лейбница не прекратила полемики, так как Ньютон считал необходимым во всяком случае опубликовать письма, в которых опровергал возведенное на него обвинение в плагиате математических открытий Лейбница. На такое объяснение с читающей публикой Ньютон, конечно, всегда имел право.

В последние годы своей жизни Ньютон стал много заниматься предметами, прежде интересовавшими его лишь случайным образом, например хронологией. Что касается богословия, было бы ошибкою принять мнение Био, будто богословские работы Ньютона относятся исключительно к старческому возрасту. Уже были приведены отрывки из писем к Бентлею, писанных Ньютоном в первый период своей болезни. Но еще раньше Ньютон написал один весьма любопытный богословский трактат, и странно, что наибольшую известность получили его примечания к Апокалипсису, – труд, лишенный всякого научного и литературного значения.

Трактат, о котором идет речь, написан никак не позднее 1691 года, стало быть, еще до болезни Ньютона, и был последствием переписки Ньютона с Локком. Он носит заглавие: “О двух значительных искажениях текста Св. Писания. Историческое исследование в письмах к другу” (то есть к Локку). Ньютон, по-видимому, весьма дорожил этим трактатом и желал скорейшего напечатания его; но, боясь полемики и обвинения в неверии, он просил Локка, собиравшегося в то время в Голландию, перевести этот трактат на французский язык и опубликовать на континенте. Локк, однако, в Голландию не поехал, а потому переслал рукопись, которую сам переписал, без имени Ньютона, своему другу Леклерку, жившему в Голландии (собственно, в нынешней Бельгии). Леклерк долго откладывал, наконец начал печатать. Узнав об этом, Ньютон вдруг передумал и просил остановить печатание, говоря, что оплатит все издержки. Локк немедленно уведомил Леклерка, и последний положил рукопись, переписанную, как сказано, рукою Локка, на хранение в одну библиотеку. В печати она появилась лишь после смерти Ньютона, да и то сначала в неполном виде. Полный текст явился лишь в “Собрании сочинений Ньютона”, изданном Горслеем.

Трактат Ньютона любопытен как явное доказательство социнианских убеждений автора, и социниане[3] были вполне правы, признав Ньютона “своим”. Если его “Примечания к Апокалипсису” – плод старческого ума – действительно не имеют никакой ценности, то названный выше трактат показывает, что Ньютон был вполне способен к серьезной научной библейской критике. Любопытны слова Ньютона, которыми он, очевидно, хотел отклонить упрек в неверии: “Наилучшая услуга для истины – это очистить ее от всяких бренных прибавок”.

Последние годы жизни Ньютона. – Знакомство с Пембертоном. – Любопытный разговор с Кондюитом. – Болезнь и смерть. – Национальные похороны. – Суждения современников и ближайшего потомства. – Частная жизнь и характер Ньютона. – Общий взгляд на его научный гений

Второе издание книги Ньютона разошлось еще скорее первого. Ньютон подготовлял третье издание, как вдруг преждевременная смерть даровитого Котеса лишила его верного помощника. Ньютону рекомендовали молодого медика доктора Пембертона, много занимавшегося математикой. Впрочем, наилучшей рекомендацией в глазах Ньютона было то обстоятельство, что Пембертон защищал его научные теории против непрекращавшихся нападок со стороны учеников Лейбница. Один итальянский математик, Палени, произвел опыты, доказавшие, по его мнению, правильность теории Лейбница, по которой действие силы пропорционально квадрату скорости. Пембертон написал возражение, которое так понравилось Ньютону, что он немедленно сам отправился к молодому врачу и показал ему свое собственное возражение итальянскому математику. Статья Пембертона была напечатана в “Трудах” Лондонского королевского общества, а доказательство Ньютона помещено в виде прибавления без подписи. С тех пор между Ньютоном и Пембертоном завязалась дружба, и Ньютон поручил своему молодому другу наблюдение за третьим изданием “Начал”. В издании этом (1726 год) появилось много новых добавлений. Пембертон немало способствовал делу популяризации идей Ньютона. Он также часто беседовал с Ньютоном, собирая от него разные автобиографические сведения.

По смерти Монтегю племянница Ньютона продолжала жить у дяди, как всегда, вела его хозяйство и ухаживала за ним. Когда она затем вышла замуж за Кондюита, Ньютон решительно объявил, что не желает расстаться с племянницей, и она вместе с мужем жила в его доме до самой его смерти.

Когда Ньютону исполнилось восемьдесят лет, он впервые почувствовал серьезное расстройство мочевого пузыря, связанное с образованием камня. Ньютон всегда вел правильную жизнь, но теперь стал принимать разные меры предосторожности, о которых прежде не думал, и значительно облегчил свое состояние. Он перестал даже ездить в коляске (его возили в кресле), отказывался от приглашений на обеды и у себя дома принимал лишь ближайших друзей. Сверх того, Ньютон соблюдал диету: он ел весьма мало мяса, питаясь овощами и фруктами. В августе 1724 года у него вышло без боли два камешка и его здоровье поправилось, но в январе 1725 года он сильно простудился и схватил воспаление легких. С трудом удалось убедить Ньютона переехать в Кенсингтон, где ему стало лучше. Правда, он впервые почувствовал припадки подагры, но зато общее состояние его несколько улучшилось.

Однажды в воскресенье (7 марта 1725 года) Ньютон чувствовал себя особенно свежим и бодрым. Он завел беседу с мужем племянницы о физической астрономии.

– Я предполагаю, – сказал Ньютон (в подобных беседах Ньютон никогда не утверждал положительно), – я предполагаю, что на небесных светилах происходит нечто вроде революций. Вероятно, пары и светящаяся материя, испускаемая Солнцем, постепенно собираются в одно тело, которое притягивает к себе также пары и другую материю от планет. Вследствие этого получается вторичное небесное тело, которое, все более увеличиваясь, становится кометой и после длинного ряда оборотов вокруг Солнца начинает приближаться к нему постепенно, пока наконец не приблизится так, что может упасть на Солнце и пополнить его материю. Вещество Солнца должно постоянно убывать вследствие постоянного испускания света и тепла (Ньютон считал свет веществом, но стоит вместо вещества подставить слово “энергия”, и получится теория, весьма сходная с новейшей). Приблизившись на достаточное расстояние к Солнцу, комета упадет, как мотылек, летящий на огонь. Вероятно, это произойдет и с кометой 1680 года. Наблюдения показали, что она, прежде чем подойти к Солнцу, имела хвост в два или три градуса. Теперь Солнце отдало ей часть материи и по удалении от Солнца у нее оказался хвост в тридцать-сорок градусов. Не знаю, когда она упадет на Солнце, вероятно, обойдет раз пять-шесть. Но когда произойдет это падение, то жар Солнца возрастет до того, что на Земле ни одно живое существо не будет в состоянии жить (каковы бы ни были ошибки Ньютона, любопытно видеть, как близко он подошел к учению о превращении механической работы в теплоту). По-моему, однородные с этим явления наблюдали Гиппарх, Тихо Браге и ученики Кеплера. Между неподвижными звездами, а это такие же солнца, как и наше, вдруг, например, явилась звезда необыкновенной величины, с Венеру, потом в течение шестнадцати месяцев уменьшалась и наконец исчезла. Вообще, я предполагаю, что на Земле жизнь не слишком давнего происхождения и во всяком случае не могла быть вечно. Доказательством служит то, что все искусства, науки, изобретения, не только книгопечатания, но даже азбуки и иглы, – все это события исторические. Будь жизнь вечна, мы должны были бы иметь множество изобретений, о которых не помнит никакая история. Кроме того, я полагаю, что на Земле было много переворотов; есть следы таких, которые не могли быть произведены всемирным потопом.